— Ну чего, братцы? — спросил Витомысл внезапно севшим голосом. — Пойдем, что ли? Наваляем гаду ползучему по шеям?

— Не годится, — покачал Андрей головой, — надо его сюда на честный поединок зазывать, как наши предки завсегда делали.

— Точно, — кивнул более практичный Вертодуб, — ко всему прочему, тут с ним бороться посвободнее будет. Он-то в своей пещере все ходы и выходы знает небось. Давайте-ка и вправду его сюда позовем.

— Ну как знаете, — согласился Витомысл.

Вертодуб подошел к самому входу в логово, постоял,

подумал немного и вдруг заорал так, что с деревьев посыпались листья:

— Эй, змей! Выходи драться!

Ответа не последовало, слышно было только, как в логове кто-то громко вздохнул.

— Змей! — чуть потише закричал Вертодуб. — Выходи!

Снова никто не ответил.

— Змей, а змей, — почти умоляюще проговорил Вертодуб, — выходи, а?

— Вам кого? — послышался из пещеры приглушенный бас.

— Змея поганого! — воскликнул ободрившийся Вертодуб.

— Тут нет никого, — ответил голос после небольшого раздумья.

— А почему костер горит? — насторожился стрелок.

— Сейчас потушу…

— Ладно, хватит лясы точить, — сказал Вертодуб, — так его не выманишь, трусит, собака. Заходим, мужики.

И молодцы, обнажив клинки, один за другим вошли в пещеру. Стрелок тот и вовсе достал клинок, данный ему Межко, еще раз подивился искусной работе и смело зашагал вперед. Кот немного помялся у самого входа, подумал и решил, что лучше уж держаться со всеми вместе, чем оставаться одному. Вдруг змея и в самом деле нет дома?

Однако змей, как и следовало ожидать, оказался на месте. Он лежал, свернувшись калачиком, причем три его головы были заплетены в косичку и лежали тихо, еще восемь громко храпели, а бодрствовала только одна голова, которая, видимо, сторожила покой остальных.

Два зеленых глаза с ужасом уставились на вошедших:

— Вы кто?

— Богатыри! — гордо заявил стрелок.

— А зачем? — искренне испугался змей. — Чего вам от меня надобно?

— Морды тебе пришли бить!

— Не надо, — грустным голосом попросил змей, — морда — вещь дорогая.

— У тебя ж их двенадцать, — не выдержал расхрабрившийся кот, — чего жалеть?

— Ну и что, что двенадцать, — обиженно протянул змей, — неужто за это бить надобно?

— Ну допустим, не только за это, — степенно проговорил Вертодуб, — а за дела твои черные пришли мы тебя, змей, смерти предавать.

— Как смерти? — ужаснулся змей. — Не хочу! Зачем это?

— А ты зачем села пожег, ирод? — спросил в свою очередь стрелок.

— Леса погубил, — добавил кот, радуясь, что нашелся кто-то, к кому молодцы испытывают большую неприязнь, чем к нему самому, — озера высушил!

С озерами Баян перемудрил, однако поправлять кота Андрей не стал. Слишком много чести будет змею.

— Какие села, — перепугалось идолище поганое, — какие леса? Вы чего, мужики?

— Отпираться будешь? — повысил голос Вертодуб, — Не будет тебе пощады!

— Тише ты, тише, — умоляюще вскинул лапы змей и покосился на спящие головы, — не ровен час, разбудишь!

— Укусят? — пискнул кот, прячась за спину стрелка. — Живьем сожрут?

— Да нет же, — хмыкнул змей, — разговорами замучают. Мне одна радость осталась — посидеть ночью у костерка одному, пока эти охальники спят. А то целый день нет тебе покоя — кто поет, кто стихи вслух читает, кто анекдоты похабные рассказывает, а этот вообще, — змей показал на одну из голов, вплетенную в косичку, — с утра как приложится к жбану с пивом, да так до вечера и не оторвать его. А поутру все из-за него с похмелья маемся, даром что не пили.

— Ты почто Лыбедь сжег? — перебил Андрей, подступая к змею с кулаками.

— Какую лебедь, — пролепетал тот, пятясь, — отродясь не видал я никаких Лебедев! И не жрал никогда, потому как перья не перевариваю! А кому же охота животом трое суток мучиться!

— Значит, не признаешься? — зловеще проговорил Вертодуб. — Я, дескать, не я, и хата не моя?

— Хата? — не понял змей. — Это пещера, что ли? Почему не моя, как раз моя собственная, от матушки покойной досталась.

— Матушку твою, как я понимаю, Турила-богатырь погубил? — спросил молчавший до сих пор Витомысл.

— Турила, кто ж еще, — грустно кивнул змей, — только какой же он богатырь? Пришел к нам ввечеру ровно бы как тать да всем головы и поснимал, один я остался. Потому как по малолетству своему был до того ростом неказист, что схоронился вон в той щелке.

И змей махнул лапой в сторону огромной дыры в стене.

— Роду человеческому потому и мстишь? — несколько мягче спросил Вертодуб. — За семью, поди, кровь проливаешь?

— Чью кровь? — переполошился змей. — Не верьте, братцы! Не крал я ту корову и овец тоже не уносил!

— Какую корову? — удивился стрелок. — При чем тут корова?

— При том, — со слезами сказал змей, — два раза уже пастухи меня бить приходили! Отбилась у них, вишь, корова от стада, видно, волки в лесу задрали — а они все на меня валят! Так бока намяли, до сих пор больно!

— Не дури, — предостерег его Вертодуб, — и свои побасенки ты, смотри, брось! Мы тебя не за корову пришли казнить, а за то, что ты деревни да села пожег!

— Не жег! Не губил! — быстро заговорил змей, складывая лапы на груди. — Врут! Вороги мои врут!

— Какие вороги?

— Так пастухи же! — простонал змей. — Кто бы еще на меня такую напраслину взвел?

Вертодуб нахмурился. С одной стороны, он отказывался верить в то, что змей и не думал никого губить, а с другой стороны, вспоминал, сколь бесшумно тот летел, и сравнивал с рассказом лесавок.

— Сомнительно это все, — пробормотал Вертодуб себе под нос, — а знаете что, братцы? Порешить его — это мы завсегда успеем, а пока давайте-ка мы его покрепче свяжем. Коли бежать вздумает — нам терять нечего, срубим ему все головы. А ежели смирным окажется — отведем его к царю Кусману на суд. Пущай сам решает, что с ним делать.

— Это как это? — изумился змей. — Зачем меня связывать? Меня никак нельзя связывать! Мне завтра на рыбалку идти!

— Ишь ты, — фыркнул кот, — рыбки ему захотелось, подлецу!

— Да, захотелось! — возмущенно взвыл змей. — Я, может, неделю одними грибами питаюсь! Отощал как незнамо кто! Кушать хочу, ажно живот подвело!

— Ох, где-то я уже это слышал, — простонал стрелок. — И вы предлагаете это чудо еще тащить куда-то?

— Да, — твердо сказал Вертодуб, — коли есть сомнения, стоит обождать.

— И правда, пускай царь разбирается, — согласился с товарищем и Витомысл, — Давайте, братцы, вязать.

— Может, не надо? — грустно попросил змей, нервно подергивая хвостом, — Я хороший!

— Видели мы, какой ты хороший, — сказал Андрей, доставая веревку из заплечного мешка, — душегуб ты, вот ты кто!

Змей вздохнул и, решив, что спорить бесполезно, сам протянул передние лапы. Вертодуб, взяв веревку из рук стрелка, ловко их обвязал, потом достал из-за пояса еще один моток и туго перевязал перепончатые крылья. Змей молчал и глотал слезы.

— А с головами что делать? — спросил Вертодуб, вытирая пот. — Ведь коли пробудятся — спалят нас всех!

— Я не буду, и они не станут, — пообещал змей, но ему никто не поверил. Вместо того стрелок взял попону и, несмотря на вопли кота, разрезал ее на одиннадцать кусков. Ими он и заткнул пасти спящих голов, крепко-накрепко обмотал веревкой и грозно обратился к голове бодрствующей:

— Ты смотри у нас! Коли будешь шалить — оставим тебя в лесу связанным! Сам ты себе ни лап, ни крыльев не развяжешь, так и околеешь с голоду! Так что лучше веди себя смирно.

Змей кивнул, испытывая двойственные чувства. С одной стороны, его очень напугала идея голодной смерти, но зато, с другой стороны, он радовался тому, что пасти остальных его голов были надежно закрыты. Он даже испытал что-то вроде благодарности к трем богатырям, но быстро сообразил, что кормить дорогой его вряд ли будут — слишком велик. Это его порядком расстроило, и он решился спросить:

— А далеко ли до вашего царства?