Во время стрельбы позади третьей роты каким-то образом оказался мертвый человек. В горячке его сначала никто не заметил. Потом вдруг обнаружили — как-то все сразу. Несколько человек одновременно обернулись и уставились на него с испуганными лицами. Никто не знал, как он сюда попал, откуда пришел, кто он такой. Он не мог быть из третьей роты и не мог быть убит сейчас, во время «контратаки», потому что уже совсем окоченел. В десяти метрах позади гребня, на склоне, который здесь был не такой крутой, как в других местах, на небольшом глинистом уступе около двух метров шириной мертвец лежал на боку, почти как плод в утробе, прижав к груди колени и подняв полусжатые руки к обеим сторонам лица, но не касаясь его. На голове была каска; патронная лента опоясывала зеленую рабочую блузу; казалось, он старался спрятаться от какой-то настигшей его опасности. Сразу за этим маленьким глинистым уступом склон круто обрывался, и если бы он мог с него скатиться, то соскользнул бы на самое дно котловины. Многие в третьей роте жалели, что этого не случилось.
Позднее выяснилось, что это солдат второго батальона, которого убили вчера, но до сих пор не нашли, потому что он свалился с гребня на несколько футов в глубину. Его нашли солдаты четвертой роты, когда преследовали японский дозор, и положили на уступ позади позиций третьей роты. И вот он здесь. Оживленные разговоры и смех стихли. Люди сердито хмурились и ворчали, возмущаясь тем, что им подсунули убитого. Вскоре послышались крики: «Санитар! Санитар!», «Куда запропастились эти чертовы санитары?», «Скажите санитарам, чтобы убрали отсюда труп!».
Вскоре санитары пришли. Два усталых солдата взобрались снизу со сложенными носилками. Они выглядели очень уставшими и были очень злы. Ухватив мертвеца за окоченевшую руку и ногу, они уложили его лицом вверх на носилки, но, когда попытались их поднять, он чуть не скатился. Санитары опустили носилки и повернули труп на бок. Но когда они подняли носилки, он все же скатился. Разозлившись, солдаты бросили носилки и постояли немного, успокаиваясь. Потом нагнулись и, ухватив тело за руку и ногу, унесли его таким образом вниз по склону.
Третья рота следила за всем этим широко раскрытыми глазами. Люди понимали, что санитары не очень почтительно обращаются с убитым солдатом; вместе с тем они сознавали, что и их отношение не отличается особой почтительностью. Бедняга теперь никому не нужен. Да, что бы он ни сделал для второго батальона в последние минуты жизни, кое-что он сделал и после смерти: твердо и надолго положил конец приподнятому, веселому, самоуверенному настроению третьей роты.
Уже перевалило за половину третьего. Пока внимание третьей роты было занято всеми этими событиями, бой за изгибом, который можно было слышать, но нельзя было видеть, шел с неослабевающей силой. Теперь стали выходить из боя целые группы. Атака захлебнулась. Бегущие солдаты, перевалив за гребень высоты, падали, задыхаясь, и лежали, тяжело дыша и истерически всхлипывая, с глазами, похожими на темные дырки, просверленные в возмущенных, разъяренных, разуверившихся лицах. Солдаты продолжали подходить — беспорядочно разрозненными группами. Третья рота была теперь довольно близко от «плеча Слона», где главная гряда поворачивала и спускалась под углом к «передним ногам» и «груди». Все больше солдат других подразделений возвращались оттуда и рассыпались по обратному скату, а некоторые проникали на участок третьей роты. Несколько солдат ворвались даже с крайнего правого фланга, крича, чтобы не стреляли, ради бога не стреляли. Один юнец в группе из пяти-шести человек открыто плакал, как дитя, положив голову и руку на плечо соседа, который рассеянно похлопывал его, а сам смотрел потухшими глазами прямо перед собой, в пустоту. Никто из вернувшихся не знал, какова общая обстановка, и не имел представления о том, что происходит за пределами того места, где они находились. Солдаты третьей роты, чувствуя стыд и смущение, молча, с благоговейным страхом широко раскрытыми глазами смотрели на «героев», какими никто, честно говоря, не хотел бы стать, если доведется разделить их испытания.
Чувства отступивших наглядно показал инцидент, свидетелями которого было большинство роты. Этот случай не укладывался в рамки обычных описаний военных действий. Командир дивизии наблюдал за ходом боя с гребня высоты. Разумеется, его карьера зависела от исхода наступления. Когда стали вразброд возвращаться потрясенные группы солдат, он прохаживался среди них, улыбаясь и разглагольствуя, стараясь поднять их дух: «Ведь мы не позволим япошкам нас побить, не правда ли, ребята? Они упорные, но не такие упорные, как мы, правда?» Один паренек, который годился генералу в сыновья, если не во внуки, не вставая, поглядел на него расширенными глазами: «Уходите отсюда, генерал! Уходите отсюда, генерал, уходите!» Генерал сочувственно улыбнулся ему и пошел дальше. Парень даже не поглядел ему вслед.
Расположенный посредине склона главной гряды батальонный медицинский пункт был забит до отказа; три врача не успевали справляться со всеми ранеными, а новые все продолжали поступать. По задним склонам котловины, ведущим к высоте 206, где только вчера проложили автомобильную дорогу, джипы пробирались по крутому склону, чтобы подобрать лежачих раненых, а ходячие раненые в окровавленных бинтах группами плелись в тыл, стараясь помочь друг другу.
Наконец третья рота, как и другие, получила более или менее связное сообщение о бое. Согласно плану, после артиллерийской подготовки две роты должны были атаковать в одном эшелоне. Шестой и седьмой ротам, вчерашним рабочим лошадкам, досталась самая грязная работа. Им предстояло овладеть высотой 210 слева. Пятой роте была поставлена задача атаковать справа в районе «передних ног Слона», обозначенном «высота 214». Слева за высотой 209 отлого возвышалась до уровня высоты 210 короткая толстая «шея Слона» — U-образная гряда, открытая со стороны атакующих. Идти по ней было все равно что спускаться по кегельбану в сторону кеглей, и еще не кончился бой, как ее стали называть «кегельбан». Этот район, как и пару сотен метров открытой местности прямо впереди, пересекало множество малых высот, которые могли послужить прикрытием наступающим войскам. Справа, отделенный от «головы Слона» расположенным ниже выступом джунглей, простирался низменный, более ровный участок «передних ног Слона». Это была местность, которую атаковал второй батальон. Третьей роте она была пока незнакома.
Почти с самого начала все пошло не так. Прежде всего, было очень мало воды — едва по полфляги на человека. Шестая рота шла впереди, за ней следовала седьмая, которая потом должна была выйти с шестой на одну линию для атаки обеих сторон «кегельбана». Но почти сразу шестая попала в узкое дефиле между двумя ближними хребтами. Ее остановил сильный огонь с фронта. Стиснутая в узком пространстве, она подвергалась непрерывным ударам минометов, очевидно, по заранее пристрелянным рубежам. Когда рота попыталась сманеврировать и выйти из-под огня, сильный фланговый пулеметный огонь со скрытых позиций оттеснил ее назад. Седьмая, следовавшая непосредственно за шестой, тоже ничего не могла поделать и несла потери от минометного огня. Обе роты оставались на месте большую часть утра вплоть до после полудня. Около половины первого командир шестой роты был ранен миной и эвакуирован, но умер по дороге на полковой медицинский пункт. Скученные под жарким тропическим солнцем и сильным огнем, многие солдаты, еще не оправившиеся после вчерашнего дня и измученные жаждой, теряли сознание. Когда командир батальона приказал отойти, обе роты обратились в беспорядочное бегство и возвращались разрозненными группами.
Атака пятой роты тоже не имела успеха. Головной взвод, выйдя на более широкий и ровный участок «передних ног Слона», попал под уничтожающий перекрестный огонь из джунглей справа и слева. Командир пятой роты пытался выдвинуть приданный пулеметный взвод восьмой роты, но он был почти полностью уничтожен. После этого оставшаяся часть роты уже не пыталась продвигаться и оставалась невдалеке от гребня высоты 209.
