Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В то время как люди завершали последние приготовления, проверяли и подгоняли все как надо, сержант Милли Бек, бывший командир отделения, исполнявший теперь обязанности взводного сержанта, подошел к Бэнду и, нахмурившись, попросил назначить их взвод в ротный резерв.

— Нам ведь больше всех тогда досталось, господин лейтенант. Потерь всех больше, да и некомплект вон какой. Ребята заслужили это, сэр.

— А ты с лейтенантом Томмсом это согласовал? — спросил, удивленно поправляя очки, Бэнд.

— С этим-то? — Бек в своей дубовой непреклонности не собирался скрывать презрения к командиру взвода. — Да чего с ним согласовывать еще?

— И то верно, — ответил ротный. Однако слова эти вовсе не означали, что ему пришлась по душе просьба сержанта. Конечно, если уж по правде говорить, так Бек, пожалуй, и прав. Да и командир он вроде не плохой. Бэнд молча раздумывал, подталкивая время от времени указательным пальцем сползавшие на нос очки.

— Да и несправедливо это все же, сэр, — тянул свое Бек. — Все время в голове да в голове…

Обдумывая потом весь эпизод, Бэнд был уверен, что, скорее всего, согласился бы с просьбой сержанта. Но эта его последняя фраза все испортила. Возмущенно дернув подбородком, ротный в упор уставился на него:

— Несправедливо, говоришь? Вот оно как! А что же справедливо, по-твоему? Да и вообще, при чем здесь справедливость? Нет, сержант. С этим я никак не согласен. К тому же, кого мне еще в голову ставить? Твой взвод уже обстрелян, набрался опыта, стало быть, ему и карты в руки…

— Должен я понимать это как приказ, сэр?

— Боюсь, что именно так, сержант.

— И вы хотите сказать, что чем больше нас передохнет, набираясь этого опыта, тем больше нас будут гнать в пекло, чтобы мы его там могли применять?

«Это уж слишком, — подумал Бэнд. — До чего же распустились! Надо побыстрее подобрать вожжи».

— Я уже сказал, сержант, что ни о какой справедливости мы тут речь вести не намерены. На войне командир обязан использовать все возможности в интересах дела. И решает это только командир, в данном случае, стало быть, я. — Глаза его сразу приобрели такой же стальной оттенок, как оправа очков. — У вас есть еще вопросы, сержант Бек?

— Никак нет, сэр. — Бек в душе просто кипел от негодования.

— В таком случае вы свободны.

— Слушаюсь, сэр. — Резко бросив руку к каске, Бек повернулся кругом. И сразу же, не сделав и шага, заорал что было мочи, будто сбрасывая с плеч напряжение этого неприятного разговора: — Взвод, ста-ановись!

Бэнд ухмыльнулся своей скользящей усмешкой. До чего же здорово у него все получилось!

— Сержант! — крикнул он вдогонку. Бек был всего лишь шагах в пяти от него. Никого другого рядом не было.

— Слушаю, сэр. — Он быстро повернулся к командиру роты.

— А известно ли вам, сержант Бек, — спросил Бэнд, все еще улыбаясь, — почему наша рота наступает сегодня в голове батальона? На самом опасном участке, а? Так вот я скажу вам… Потому что я сам попросил об этом нашего командира батальона. Ясно?

— Что-о? — Бек даже задохнулся от негодования, как-то весь скособочился, будто хотел ударить офицера. Бэнд ничего не ответил, только, слегка прищурившись, глядел вдаль. Старый служака Бек отлично знал, что все это значит.

— С-сэр, неужели вы… — он едва смог выдавить из себя эти слова, — неужели вы…

— Вот именно, — снова улыбнулся Бэнд. — А знаешь почему? Да потому, что уверен, что наша рота с ее опытом принесет здесь больше пользы. Полку, дивизии и вообще всему наступлению. И всем нам тоже. — Он продолжал улыбаться.

Медленно приходя в себя, Бек немного выпрямился, принял обычную стойку, но глаза его казались будто пленкой подернутыми.

— Это все, сэр? — только и спросил он.

— Да, сержант. Все.

Бек снова отдал честь, повернулся как положено, быстро пошел к своим. Криво ухмыляясь, Бэнд смотрел ему вслед.

Как только рота начала движение, Бек приказал Дейлу с его отделением выдвинуться вперед. Раз Бэнд позволил по отношению к ним такую подлость, почему бы и ему не поступить так же? А во взводе солдаты здорово ворчали. Бек обрывал такие разговорчики, даже орал на наиболее горластых, однако в защиту ротного не высказывался. Тем временем взвод подошел к опушке, и вскоре головное отделение скрылось в чаще, за ним постепенно втянулись в джунгли и остальные. Бэнд построил роту в таком порядке: за головным взводом шел третий, потом управление роты, а замыкали колонну первый взвод и взвод оружия. Как только они вошли в лес, вторая рота сразу же выдвинулась к подножию высоты, готовая следовать за ними. Этим типам было ровным счетом наплевать, какие опасности подстерегают третью роту, и радовались они больше всего тому, что на этот раз судьба уберегла их от незавидной роли быть головным подразделением.

Двигаясь через джунгли, третья рота проявляла максимум осторожности, особенно первые тысячу метров. А в это самое время два человека, числившиеся в ее штатном расписании, отчаянно пытались догнать своих товарищей. Это были сержант Сторм и рядовой Уитт. Не зная ничего друг о друге, они действовали каждый сам по себе, да и причины догнать роту у обоих были разные.

Вполне возможно, что за все время после того, как Уитт в последний вечер отдыха надрался так, что пьяным упал вниз по склону, никто в роте ни разу не вспомнил о нем. Это, однако, ни в коей мере не означало, что Уитт не думал о них. Это чувство с особой силой резануло его по сердцу, когда он узнал, что их прямо с отдыха бросили в наступление. Новость эта застала его на высоте 209, в то самое время, когда он, обливаясь потом и проклиная все на свете, тащил куда-то канистру с водой и коробки с полевым пайком.

Его батарея, о которой все, как и прежде, отзывались не иначе, как о сборище подонков, недотеп и доходяг, и которой до сих пор так и не дали пушек, использовалась чаще всего в качестве команды грузчиков, годных лишь на то, чтобы таскать все, что начальству в голову взбредет — боеприпасы, продовольствие, раненых. Сейчас ей было приказано таскать воду и продукты с высоты 209 на ту, которая имела официальный номер 214, но была известна как «передние ноги Слона». Мотаясь с утра до вечера, Уитт даже не знал о выдвижении подполковника Толла и лишь только около полудня, вернувшись с очередного посещения высоты 214, случайно услыхал, как один полковой писарь говорил другому о повышении денежного содержания у Толла, и таким вот косвенным образом познакомился с этой новостью. Не теряя ни минуты, он сбегал за своей винтовкой, раздобыл пулеметную ленту с патронами, перепоясался ею, словно перевязью, и тут же ушел из расположения батареи, двинувшись по временной колейной дороге в сторону высоты 214. Всего за два дня до этого ему присвоили звание рядового первого класса, да и то не постоянное, а временное — в этой странной батарее всем присваивали только временные звания. Ну, а уж после самовольного ухода он непременно снова вернется в рядовые — Уитт знал это. Зато в третьей роте он был сержантом, правда, тоже временным и всего лишь два дня, но все-таки был.

Раздумывая обо всех своих перипетиях, он и не заметил, как добрался до высоты 214, потом по лесной дороге вышел к высоте «Морской огурец» и там неожиданно наткнулся на сержанта Сторма со всей его кухонной братией и самой походной кухней, которая была развернута прямо на вершине холма. Это произошло в то самое время, когда третья рота, продвигаясь вперед, успешно заняла никем не обороняемый безымянный холм — один из нескольких совершенно одинаковых холмов, разбросанных среди зеленого моря джунглей. У Сторма, надо думать, в это время своих забот было хоть отбавляй. Еще когда он находился в госпитале и поклялся, что будет впредь выполнять только свои собственные обязанности и ни за что не полезет больше туда, куда не следует, он также дал слово приложить все силы, чтобы его бедная обескровленная и измученная рота хотя бы раз в день получала положенную горячую пищу, во всяком случае тогда, когда это в пределах человеческих возможностей и сил. Памятуя о своей клятве, он в тот же день, оставшись вместе с сержантом — каптенармусом Мактеем единственными хозяевами в лагере на холме, там, где их рота проводила свой недолгий отдых, собрал все необходимое — походную кухню, посуду, запасы продуктов, загрузил все это на два джипа, посадил туда же поваров и отправился к месту ночевки роты на высоту «голова Слона». Однако роты там уже не было. Кто-то сказал ему, что сейчас она, наверное, уже на высоте «Морской огурец», что она получила приказ закрепиться там в качестве полкового резерва и, стало быть, окапывается. Развернув машины назад, Сторм спустился с холма и по другой дороге погнал их к «Морскому огурцу». Однако и тут он опоздал, позицию эту сейчас занимал уже второй батальон, роты которого усиленно копали индивидуальные окопы и укрытия. Дальше ехать было некуда — к «хвосту Креветки» дорогу еще не проложили, здесь даже на вездеходе невозможно было проехать, и все припасы переносились туземцами-носильщиками. Но даже если бы дорога и была, объяснили ему, никто все равно не пропустил бы их, надо было доставлять более срочные и важные грузы — боеприпасы, воду, полевые пайки. Одним словом, получалось, что современная война все время поворачивалась к Сторму своей самой суровой стороной — то его ранило ни за что ни про что, то не позволяют ему выполнить свой долг. Этой войне, видно, ровным счетом наклевать, накормит Сторм свою роту горячей нищей или нет, доберется до подразделений или не доберется. И вообще ей на все наплевать. Сторм же, наоборот, стоял на своем, и точка: он обязан хотя бы раз в сутки дать людям горячую пищу. Только таким путем и никак иначе он может освободить душу от чувства вины за то, что сейчас отсиживается здесь, тогда как его товарищи…

113
{"b":"165060","o":1}