— В тех местах, где я бываю, невозможно иметь ребенка, — заявил он.

Она натирала лосьоном руки.

— И женщину туда не возьмешь, — добавил он.

Она снимала с рук избыток лосьона.

— Иногда я забираюсь страшно далеко от цивилизации, — продолжал он рассуждать. — Там нет ни телефона, ни ванной, ни нормальной постели.

Дженна была уверена, что он пытается оправдать отсутствие у него жены и детей, но его описание ничуть не отличалось от того, что у них было на острове. Правда, она ему не жена, но не возражала против жизни на острове. Она ни разу ни на что не пожаловалась.

— В случае болезни, — продолжал он, — вокруг нет аптеки, чтобы купить лекарство. Если надоест готовить, то и в ресторан не пойдешь. Нет ни кино, ни других развлечений, ни книжных магазинов.

— Похоже, там живется довольно тяжело, — заметила она.

— Именно, тяжело. Иногда мне приходится по несколько дней подряд таскать на себе тяжеленный рюкзак. Женщине, да еще с ребенком, это не под силу. — Он презрительно фыркнул. — Так и представляю себе, как ты останавливаешься в чаще джунглей и кормишь ребенка грудью. Кстати, ты собираешься кормить его грудью?

— Да.

— Ну, там где я бываю, это невозможно. Там слишком тяжело. Зачастую мы остаемся на ногах по двенадцать часов в день. — Он снова фыркнул. — Ты можешь себе представить, каково там женщине в конце беременности?

— Я вообще ничего не могу себе представить, поскольку у меня это первая беременность, — сказала она и испугалась, что выдала себя.

Он молчал, и она осторожно оглянулась на него. Он встревоженно нахмурил брови, и она окончательно струхнула.

— Ты боишься? — спросил он.

— Чего?

— Последнего месяца.

Она облегченно вздохнула:

— Немного.

— Интересно, большой ли у тебя будет живот. — Он протянул руку, привлек ее к себе и бережно погладил по животу. — В том индейском племени были беременные женщины. Как и все, они практически не носят никакой одежды. Иногда изнутри выпирала крошечная коленка или локоть. Меня это просто завораживало. — Он провел рукой ниже. — Они позволили мне как-то посмотреть на роды. Это было невероятно.

Дженна судорожно сглотнула и не задумываясь ответила:

— Если хочешь, можешь посмотреть, как родится наш ребенок.

Он медленно убрал руку и поднял на нее глаза:

— Мы же договорились, что я только сделаю тебя беременной, и все.

Она была уязвлена и быстро возразила:

— Да, и я прекрасно справлюсь сама, но ты сказал, что видеть роды тебе показалось невероятным, поэтому я подумала…

— Думай только о том, чтобы забеременеть. — Он встал. — Когда ты будешь знать?

— Через пять или шесть дней. — Здесь она перестала различать дни.

Кивнув, он отвернулся, поднял свое полотенце и, не приглашая ее с собой, стал спускаться со скалы.

Наутро Дженна проснулась с ощущением тошноты. После завтрака оно пропало, и, к счастью, Спенсер ничего не заметил. Накануне вечером он был в плохом настроении, и, хотя ночью спал, обняв ее, и утром казался спокойнее, она боялась снова его расстроить.

Через несколько часов ее снова стало подташнивать. Она стала жевать крекеры, и это помогло.

Однако на следующее утро ей не повезло. Проснувшись, она опять почувствовала себя дурно. Она вышла из-под навеса и направилась в туалет, но на полпути свернула в кусты, и там ее вывернуло наизнанку.

Спенсер стоял на тропинке, поджидая ее.

— Что случилось?

— Мне что-то не очень хорошо.

Она быстро двинулась к берегу, думая только о том, чтобы вымыть лицо и прополоскать рот.

Он последовал за ней.

— Тебя что, вырвало?

— Да.

— Это от еды?

— Не знаю.

— А ночью тебе тоже было плохо?

— Нет.

Она почти побежала к морю, встала на колени и плеснула себе в лицо пригоршни воды.

Спенсер нагнулся рядом с ней:

— Дженна?

— Погоди минутку, — еле выговорила она, чувствуя новый позыв, хотя в желудке уже ничего не осталось.

— Но ведь еще слишком рано для утренней тошноты, верно?

Она молчала, чувствуя сильную слабость. Она уже устала хранить свою тайну.

— Так, Дженна?

— Я не знаю.

— Ты сказала, что тошнота по утрам появляется самое раннее на пятой или шестой неделе. Помнишь, ты говорила это перед поездкой в Гонконг?

Она кивнула. От воды ей стало легче, и она умылась еще раз.

— Если ты забеременела здесь, то у тебя всего неделя с половиной.

— Может, это какое-то отклонение.

— А может, ты уже была беременна, когда поднималась ко мне в самолет. Это объяснило бы, почему твои груди стали полнее, чем мне запомнилось.

Она снова плеснула водой в лицо и закрыла его ладонями.

— Дженна?

Она не знала, что сказать.

— Черт, Дженна! Значит, это правда? — Он отнял ее руки от лица. — Ты беременна?

Больше она не могла лгать.

— Да, беременна, — заставила она себя выговорить и тревожно замерла в ожидании реакции Спенсера.

Он посмотрел ей на живот и нервно сглотнул слюну:

— Это произошло в Вашингтоне?

Она кивнула.

— Но ты это отрицала.

— Да.

— Почему?

Можно было бы сказать, что она не была в этом уверена, но Дженне претила новая ложь. Она вообще не хотела ему лгать, но тогда просто не видела выхода. Ей было больно видеть изменившееся лицо Спенсера, пора было сказать ему правду.

— Я поступила как законченная эгоистка, — виновато призналась она. — Мне хотелось снова провести с тобой время. Ведь это было в последний раз, и я думала, что никому не принесу вреда.

— Никакого вреда?! — взревел он. С потемневшим от ярости лицом он крепко сжал ее за кисти рук. — Ты села в самолет, смертельно боясь полета, зная, что полет может быть для тебя тяжелым…

— Нет…

— Ты могла так испугаться, что потеряла бы ребенка!

— Я его не потеряла и даже не думала об этом.

— И ты ничего не сказала, когда мы совершили посадку! И я продолжал думать, что ты еще не беременна. Я таскал тебя по всему острову, по этим скалам! Я заставлял тебя гулять под дождем, спать на земле и есть сухари и всякие суррогаты. И ты все время молчала, тогда как тебе нужно было сидеть дома и посещать доктора, есть свежую пищу и витамины! А я-то думал, что ты хочешь этого ребенка!

— Я хочу! Хочу! — вскричала она, и слезы брызнули у нее из глаз. — Этот ребенок самое для меня дорогое, что есть на свете!

— Если это так, то почему ты не сказала мне, что беременна?

— Да потому, что это ничего не изменило бы! Ничего страшного нет в том, что я лазила по скалам, ходила под дождем, спала на земле и ела все эти вещи. Все это было нормально. Но если бы я сказала тебе правду, ты рассердился бы и встревожился, вот как сейчас, хотя в этом и нет смысла! Вся твоя злость и тревога не могут спасти нас с этого острова! Твой самолет не может взлететь! И ты не можешь этого изменить, Спенсер!

Он долго и тяжело смотрел на нее, наконец, с вызовом сказал:

— Черта с два! Конечно, смогу!

Она ничего не поняла, но не успела спросить его — он отнял свои руки и решительно зашагал к самолету. Уже почти дойдя до него, он вдруг вернулся к Дженне, по-прежнему стоявшей на коленях у воды, и потянул ее за руку:

— Пойдем, нам нужно собираться.

— Сейчас?

— Да. Мы улетаем.

Он помог ей встать.

— Но как же? — растерянно спросила она.

— На моем самолете.

— Тебе же нужны запчасти.

— Вовсе нет.

— Но ты сказал, что без них мы не можем взлететь.

— Я солгал.

— Что?!

— Я солгал тебе.

— Как солгал?

— С самолетом ничего не случилось. Мы можем лететь.

— Ничего?

— Абсолютно ничего.

— Ни проблем с электрикой? Ни с радио?

— Да.

— Я тебе не верю.

— Как хочешь. Но ты поешь, а я пока разберу наш лагерь. А потом мы взлетаем.

Она никак не могла понять, что он сказал. Одиннадцать дней они торчали на острове в ожидании спасения… Во всяком случае, она так думала.