Ранним морозным утром ровные ряды рот застыли рядом с распахнувшим грузовые рампы звездолетом. Мегафон короткими фразами буравил напряженную тишину:

— Директорат объявил войну всем, кто пытается перечить и кто еще помнит старые времена. В латинских кварталах на границе Паффа волнения. Полицейские участки разгромлены, несколько полувоенных формирований перешли на сторону населения и отказались стрелять в толпу. Это еще не война. И вряд ли перерастет в полномасштабную войну. Но ставленники корпораций хотят «наказать» непокорных. Хотят дать показательный урок, показать свою силу и власть. Ради этого на одной из наемнических планет размещен контракт и собирают войска. Три группировки, усиленные тяжелой техникой. Приказ — залить кровью латинские районы, запугать недовольных показательной расправой.

Солдаты молчали. У многих в этих самых «бунтующих» кварталах жили родные и близкие. И многие начинали догадываться, почему с нами так щедро делились деньгами и оружием.

— Наша боевая задача — под видом технических грузов прибыть на планету. Затем скрытно выдвинуться к одной из групп наемников и провести ее ликвидацию. Получить у захваченного командования коды доступа и вернуться домой на чужом звездолете, в составе карательного каравана, напялив чужую личину. Потом высадиться в заданном районе рядом с латинскими кварталами и взять их под защиту… Вам, парни, нужно будет прикрыть грудью своих близких. Возможно, придется с боями перемолоть две другие группы, если они решатся все же атаковать. А мы, офицеры штаба, организуем для бригады итоговое прикрытие, которое позволит снять все огульные обвинения и закончить эту смердящую историю… По-ротно, нале-е-е-ву! На погрузку шагом м-а-а-арш!

— Док, давай принимать решение. Решение — крайне неприятное и тяжелое. Но для нас критически важное… Я знаю, что ты давал клятву Гиппократа и ценишь жизнь превыше всего. Я же давал клятву спасать подчиненных любой ценой. И теперь мне предстоит каким-то образом уничтожить физически полторы тысячи наемников, чье место предстоит занять. Полторы тысячи, которых надо тихо, незаметно для посторонних пустить в расход. И других вариантов — нет.

— Именно в расход?

— Именно. Мы не можем оставить их спать на пару недель, или перегрузить на чужой территории в какое-либо защищенное место. Мы должны их угробить без возможности поднять тревогу, потом спустить тела в технические боксы для выгрузки отработанного топлива и занять их место на корабле. На всю операцию — два часа. И любой выстрел, любое неверное движение, и бригаду раскатают в лепешку на космодроме. Поэтому и спрашиваю — что можешь предложить? Спрашиваю не как медика, а как офицера спецназа, перед которым стоит задача сберечь жизни своих людей. Первый удар за нами, и он должен быть максимально эффективен.

— Кто должен остаться в живых?

— Старший офицерский состав, пять человек в рубке управления. Мы их нейтрализуем для последующего допроса. Есть уже план, как это провернуть прямо на корабле, в начале погрузки. А вот что делать с остальными — ума не приложу.

Я молчал, глядя на стальную переборку, небрежно замазанную серой краской. Грузовоз двигался к точке захвата, личный состав примерял чужую черную экипировку и зубрил липовые позывные. А печальный доктор должен был придумать, как переступить через себя и укокошить полторы тысячи здоровых мужиков, вставших у нас на пути. И которых нельзя было объявить военнопленными и оставить грызть сухпай в бараках под охраной.

— Поправь меня, если не так понял… Если мы ошибемся, то вместо возвращения домой отправимся на ближайшее кладбище. И чужой караван сбросит штурмовиков на «латинские» кварталы. И все, что мы делали, ради чего подыхали — пойдет прахом, — пробормотал худой мужчина с погонами старлея. Потом поднял глаза и вымучил кривую улыбку: — Я должен подумать… Но через час у тебя будет решение, командир. Дай мне час…

Я никому не буду рассказывать, как именно провел этот час. Скажу лишь то, что от приставленного к виску револьвера меня удержал шум на корабле: тихие разговоры, смех, звяканье деталей разобранного оружия. Я понимал лучше кого-либо, что личная ошибка или устранение от решения проблемы приведут к провалу операции и смертям. Бессмысленным смертям в точке высадки, и потом — гибели мирных жителей от рук карателей. Как жить потом с таким грузом? И как жить с грузом сотен эффективно убитых по моей рекомендации?… Я отложил револьвер на чуть более позднее время, когда мы или выполним поставленную задачу, или умрем под чужими пулями. Вопрос личной этики я решу чуть позже. Кардинально и не привлекая к самокопанию друзей…

— В неотложке мы откачивали работников ремонтного завода после аварии. Один из компонентов топлива при нагревании выделяет газ без цвета и запаха. Добавить туда бытовой реактив, и мы получим нелетальное дезориентирующее вещество. Люди под его действием теряют возможность адекватно оценивать происходящее. При критической концентрации — впадают в бессознательное состояние, которое заканчивается остановкой дыхания. Если у нас будет доступ к вентиляции звездолета, сможем закачать нужную смесь. Все реактивы в наличии.

— Доступ будет, перед вылетом любой корабль усиленно проветривают. Мы смешаемся при погрузке с частью технического персонала. Там будут участвовать в отправке несколько отрядов, черт ногу сломит — кто и зачем помогает таскать грузы. Но как отреагируют наемники, когда на их глазах люди начнут падать без сознания?

— Эта гадость очень коварна. Прежде, чем они начнут падать, у них будет пять или десять минут дезориентации. И человек просто не успевает понять, что происходит с ним, или с другими, как уже становится неадекватен. Смех, хаотичные движения, нарушение координации. И все по нарастающей… Если на корабле не будет людей в противогазах, то при усиленной вентиляции через пять минут получим толпу идиотов, еще через пять — ползающих на карачках зомби, а через десять — трупы. Я это проходил. Тогда на заводе гробанулось две смены, прежде чем сообразили, что происходит… Это — мое решение.

— Не будет у них противогазов, — подвел итог подполковник. — В дружественном окружении таскать барахло и тяжести в химзащите — идиотов нет. Давай компоненты, и пойдем считать объемы, которые нужны для атаки. По мне такая замедленная реакция куда как лучше, чем зарин, на который обученные люди отреагируют молниеносно.

И я пошел считать объем реактивов. Потому что, сказав «А», нужно было говорить и «Б». И продавать душу дьяволу всю, без остатка…

Тела в черном камуфляже валялись повсюду: в узких коридорах, на забитых техникой палубах, в заставленных многоярусными кроватями кубриках. Полторы тысячи трупов, заполнивших корабль изломанными куклами. Я встроился в центр одной из цепочек и начал помогать выгружать покойников. За два часа погрузки, из которых истрачена почти половина, нам предстояло зачистить судно, выбить из старших командиров коды доступа и превратиться в «борт номер три» карательного каравана. И мы ворочали покойников, передавая их из рук в руки, создав черные ручьи, по которым мертвецы стекались к бункеру выгрузки отработанного топлива. Стекались, чтобы там кануть навсегда, провалившись в раззявленное жерло технического колодца. В одиночку, парами, грудами… То, что было командой наемников, закончило свой бренный путь за десять минут до старта, вместе с отравленным воздухом, который мы изгнали с корабля надсадно вывшей вентиляцией.

И прежде чем прозвучала итоговая команда: «проверить крепежные ремни перед стартом!», я успел вдосталь проблеваться в ближайшем узком туалете. Потом занял указанное место и бездумно смотрел в потолок, запрещая себе закрывать глаза. Слишком страшная картина навсегда отпечаталась в моей памяти. И я боялся, до смерти боялся, что если сомкну веки, то немедленно свихнусь раз и навсегда. Ведь души убитых мной только и ждали миг, когда можно будет позвать за собой, в пустоту, забитую черепами с заполненной тьмой глазницами.