– Я сказал же, беру. Вопрос: цена. Я ведь не себе беру, так что от покупателя зависит.
– От Прохорова, что ли? Жулик!
– Может, и жулик, но других покупателей пока нет.
– А мне всё равно. У меня для всех одна цена! Вот!
Ваучер положил на стол тетрадь с расчетами и хлопнул по ней ладонью.
– Считай, что это сразу со скидкой. Поэтому – без торговли! Что, много?
Нестерову цифра показалась не большой, не маленькой. Но сам он решить не мог. И, не откладывая, позвонил Прохорову.
И тот ему сказал, что покупать ни в коем случае не нужно, это пустая трата денег: по его сведениям, дом Бориса Петровича Трошина, то есть Ваучера, фактически ничейный. И можно будет чуть погодя взять его даром.
Нестеров передал это Ваучеру.
Тот долго не мог понять:
– Как ничейный? Он в уме, твой Прохоров?
– Он сказал, что у него сведения от администрации, будто вашего дома и участка фактически нет.
– Как это нет? Какие сведения? Шаров ему их дал? Откуда, с потолка? А ну пошли, сейчас посмотрим, есть дом или нет!
– Может, без меня разберетесь?
– Будешь как свидетель!
3
Как свидетель Нестеров стоял у двери, а Ваучер, ворвавшийся в администрацию, бушевал перед Андреем Ильичом и Юлюкиным:
– Это как понимать, администрация? Как получилось, что моего дома нет?
– Почему нет? – удивился и сам Шаров.
– Прохоров сказал! Будто бы вы ему и сказали!
– Ничего я ему не говорил.
– Он сам мог увидеть, – объяснил Юлюкин. – Он месяц назад все планы смотрел. То есть свой план смотрел, а заодно мог и все посмотреть. Информация не секретная.
– Не секретная, но смотреть было не обязательно! Кто ему дал?
– Насколько я помню, вы и дали.
– Какая разница, кто дал? – кричал Ваучер. – Вы мне суть объясните!
Андрей Ильич открыл один из шкафов, достал папки, планы, кальки, разложил на столе.
– Вот, тут всё как на ладони. Три года назад составили, большие деньги заплатили, между прочим... Так... Вот твоя улица, правильно?
– Откуда я на бумаге увижу?
– А тут написано. Вот Микишин, потом Лыкачева старуха, Рюмины, Ступина пустой дом стоит, Читыркины, Вахрушевы, Дуганов...
– Правильно. А за Дугановым я!
Андрей Ильич, повертев карту, сказал:
– Может быть...
– Что значит – может быть? – возмутился Ваучер.
– На плане не обозначено. На плане тут пустошь.
– Как это пустошь? Вы что, очумели, что ли? Отец мой там жил с матерью, мы с братом, царство ему небесное, и на тебе – пустошь!
– Ты не кричи. Ошибка какая-нибудь вышла, исправим.
Юлюкин вмешался.
– Разрешите? – он взял бумаги и разложил перед собой. – Я в курсе этого дела. Конечно, путаница произошла. Планы двадцать раз чертили, потом контора горела вместе с документами. Опять все планы заново чертить начали... И так получилось, что дом Бориса Петровича физически существует, а фактически и юридически нет. – Тут Юлюкин заметил, что Нестеров улыбнулся, и бросил в его адрес: – Между прочим, я ничего юмористического не говорю.
– Извините...
– Так! Растолковал, спасибо! – окончательно вышел из себя Ваучер. – Ничего! Я живо всё восстановлю! И фактически, и юридически! Ты еще скажи, что и меня тут фактически нет!
– Именно так. Поскольку вы у племянника прописаны. А раньше у третьей жены в Казахстане где-то.
– У второй!
– Неважно. Главное: физически Борис Петрович, возможно, здесь и проживал, но сам факт его жизни в Анисовке юридически не зафиксирован.
– Ты сам-то понимаешь, чего говоришь? Я всю жизнь тут прожил, я родился здесь! У меня метрика сохранилась!
Юлюкин невозмутимо слушал крики Ваучера и отвечал обстоятельно, разумно:
– Человек где угодно родиться может. А жить – другое дело.
Даже Андрей Ильич запутался:
– Постой. Так получается, что человек тут был, а его как бы и не было?
– Так и получается. И в данных случаях требуется свидетельство соседей.
– Это мне что же, ходить по людям и просить, чтобы согласились дать показания, что я тут жил? – возмутился Ваучер. – А дом? Дом по-любому есть! И был! Его мой отец строил!
Юлюкина было не просто сбить:
– Отец строил, но по документам он не зафиксирован. Я бы посоветовал сначала оформить документ, что вы тут жили, а к этому документу уже хлопотать насчет документов о доме. Потому что на данный момент юридически считается, Борис Петрович, что факт вашей жизни в Анисовке не доказан!
Ваучер, поглотав воздух, заявил:
– Ну, оглоеды, ничего! Я сейчас к племяннику поеду, он мне все документы выправит! В один момент! Договорились до чего: факт жизни не доказан! Вы у меня за это оскорбление еще прощения попросите! Через суд!
4
Через суд! – мысленно твердил Ваучер, выходя из администрации, хотя сам понимал, что до суда дело доводить не будет. Пока, по крайней мере. Суд – дело ненадежное. Адвокаты, волокита, бумажки, тот тому дал, этот другому еще больше. Как всякий уроженец нашей страны, он не верил в справедливость и действенность судов. Он знал, что всё решают живые люди в зависимости от их положения. И у него, к счастью, есть человек, который заступится, – родной племянник Трошин Илья Дмитриевич, большой человек в городе Сарайске.
И Ваучер отправился к нему немедленно.
Но сначала мы сами появимся у Ильи Дмитриевича. Просто из любопытства. А то получается: торчим в деревне, только про нее и рассказываем, будто больше нигде жизни нет. А она есть, она бурлит и клокочет.
Илья Дмитриевич в своем кабинете вот уже битый час добивается вразумительных слов от подчиненного по фамилии Хорохорьцев.
– Что ты мне подсунул, а? – гремит Трошин. – Вот правильно сказано: попроси дурака бутылку водки принести, так он одну и принесет!
– Но вы же сказали, Илья Дмитриевич, данные за квартал, – оправдывается Хорохорьцев. Мимолетно заметим, что слово квартал он произносит, конечно же, с ударением на первый слог в соответствии с устоявшимися правилами чиновничьего диалекта русского языка.
– Кому сказал? Тебе сказал? – уточняет Трошин.
– Через Симукова.
– А у тебя кто начальник, Симуков или я? – задает Трошин коварный вопрос.
Хорохорьцев ответ знает:
– Вы, конечно...
– Так ты мог уточнить? Мог или нет?
– Симуков сказал...
– Это я уже слышал! Я тебя про другое спрашиваю: ты мог уточнить или не мог?
– Мог, – сознается Хорохорьцев.
– Почему не уточнил?
– Я думал...
– Вот, ё, говорить с вами! Я тебя не спрашиваю, что ты там думал, я спрашиваю: мог уточнить или нет?
– Мог.
– Почему не уточнил?
Хорохорьцев молчит.
Трошин ждет. Он терпелив. Но и его терпение кончается.
– Але, ты заснул, что ли?
– Виноват, Илья Дмитриевич, – кается Хорохорьцев.
– Я и сам знаю, что ты виноват! Меня один-единственный вопрос интересует, на который ты никак не можешь ответить! Или не хочешь! Вопрос-то простой: мог уточнить?
– Мог.
– Почему не уточнил? Может, у нас всю неделю телефоны не работали? Или ты ко мне на этаж подняться не мог, ноги заболели, а в лифте тебя тошнит? А? Или, может, ты подумал, что я тебе уже не начальник? Почему? А? Жду ответа!
Хорохорьцев уже изнемог. Тут на его счастье зазвонил телефон, и Трошин взял трубку.
– Да? Какой дядя? А... Ну, пропустите.
Он брякнул трубкой и приказал Хорохорьцеву:
– Иди. И отчет чтобы послезавтра был! В крайнем случае – к пятнице!
– Так пятница как раз послезавтра.
– Вот и подготовь!
– Постараюсь! – пообещал Хорохорьцев и вымелся из кабинета.
Такова напряженная настоящая жизнь делового города, это вам не семечки лузгать. Но Ваучер не думал об этом, он вошел свойски, попросту.
5
Он вошел попросту, а Илья Дмитриевич тут же переменился, стал приветливым и радушным, велел принести чаю. Спрашивал:
