– Ладно, принесу...

Сходил за водой, но не стал наполнять умывальник, а полил Вере на руки прямо из ведра. Потом попросил:

– Слей мне тоже.

Вера лила ему на руки, на плечи, а потом вдруг созоровала: оплеснула всего разом.

– Ты чего? В штаны же натекло! – закричал Мурзин.

– Натекло не вытекло, поправимо! – непонятно для самой себя выразилась Вера и смутилась. И перевела речь на бытовое: – Баню бы истопить...

– Это можно.

И вот уже вечер, уже из трубы бани идет дымок. Вера направилась в баню, а Мурзин медлил, чего-то возился во дворе.

– А ты чего же?

– Я потом... Я по первому жару не люблю...

– Стесняешься, что ль?

– Было бы чего...

И Мурзин тоже зашел в баню.

Там он, охлестываясь веником, думал, что мужики все-таки гораздо менее бессовестный народ, чем бабы. Он вот за несколько лет поотвык от жены, лишний раз на нее не посмотрит, а она запросто: и бедром задевает, и рукой, и ногой. В бане и без того жарко, а от этих прикосновений совсем нечем дышать.

Мало того, Вера, вольно разлегшись, сказала:

– Ну-ка и меня.

Мурзин поднял над нею веник, замахнулся – и опустил, мелко дрожа листьями над спиной Веры, щекоча и дразня.

– Хорошо! – сказала Вера.

А Мурзин вдруг догадался. И про баню, и про веник, и про ее прикосновения.

– Нарочно, да? – спросил он ее в самое ухо. – Чтобы доказать, что мы с тобой живем? Я, конечно, не удержусь... Но свидетелей нет, и мы в бане! В бане, а не в доме, поэтому баню делить будем, а дом нет!

Вера расхохоталась:

– Вот дурак! Ну и дурак....

Мурзин понял, что, кажется, действительно зарапортовался.

– Ладно, Вер, – сказал он, прикасаясь к Вере уже не веником, а рукой, пальцы которой, правда, дрожали еще больше веника.

– Пошел отсюда! Хам! – интеллигентно крикнула Вера и совсем неинтеллигентно пихнула его ногой, отчего он вылетел в предбанник.

И там, потирая бока, опять удивился: с одной стороны, баба явно бесстыднее мужика, с другой – гораздо терпеливее. Сама же хотела того, что и он, а вот – отпихнула. Нет, велика разница между мужчиной и женщиной!

Велика разница между мужчиной и женщиной, и Вадик это понимает как никто. Женщины вообще другие. Например: приезжает в село человек и обнаруживает свою полную профессиональную непригодность да еще начинает заниматься какими-то темноватыми делами. Что должно возникнуть у женщины по отношению к такому человеку? Презрение как минимум. А возникает интерес. То есть Вадик никакого пока особенно интереса у Нины к Нестерову не замечал, но ревнивым чутьем влюбленного человека понимал, что может быть. Намечается или уже наметился.

Он захотел проверить эту гипотезу собственными глазами, заодно кое-что узнав по интересующему его вопросу.

Вадик пришел к Нине и предложил прогуляться и зайти к Нестерову.

– Зачем это?

– Ну, просто так.

– Не понимаю.

– Ладно, скажу. Понимаешь, с этим кладом какая-то ерунда. Я тебе всего не могу сказать, я еще сам не разобрался. Короче, мне надо посмотреть на его обувь.

– Он как-то замешан в этом?

– Весьма вероятно! – загадочно выразился Вадик.

А было уже темно. И у дома Нестерова метнулась какая-то тень, явно желая скрыться и попав при этом в свет лампочки на столбе. Это был Володька, брат Нины.

– Привет, – сказал Володька равнодушным голосом, будто и не он сейчас вел себя так странно.

– Ты что тут делаешь? – удивился Вадик.

– Да так. Гуляю. А тебе домой не пора? – строго спросил он Нину.

– Кто бы говорил.

– Говорю как брат! Старший!

Нина на это ничего не ответила и пошла в дом. Вадик за нею.

Володька ничего не понял.

И Нестеров не понял, зачем к нему зашли Вадик и Нина. Предложил:

– Чаю хотите? Или вина? Французского.

– Вы без него не можете? – спросила Нина.

– Почему?

– Да просто вспомнила, один знакомый в городе говорит: я могу жить без хлеба и соли, но не могу жить без французского вина и шотландского виски!

– Нет, у меня это не смертельно. Жить могу.

Вадик тем временем увидел в углу резиновые сапоги, но не оставил без внимания и пикировку, которая ему очень понравилась: он услышал в ней неприязненные нотки. А Нестеров и Нина остались недовольны этим коротким разговором.

И зачем я сказал, что вино именно французское, что за мальчишеское хвастовство? – подумал о себе Нестеров. И зачем я сравнила его с дурацким знакомым, что за девчачье желание даже в мелочи уязвить? – подумала о себе Нина.

А Вадик наконец задал интересующий его вопрос:

– Я что хотел: не дадите на вечер сапоги? Мои прохудились, а я на рыбалку собрался.

– Пожалуйста.

– Я только примерю.

Вадик взял сапоги, начал примеривать, однако делал это только для вида, а сам мимоходом, но внимательно осмотрел подошвы.

– Нет, извините. Не мой размер. До свидания. Ты идешь? – спросил он Нину.

– Да, конечно.

На улице Нина стала прощаться с Вадиком. Тот напомнил:

– Мы же погулять хотели.

– Разве? Ты на рыбалку собрался вроде.

– Да это я так. Хочешь, я тебе все расскажу?

– Нет.

Вадик огорчился этим ответом и хотел всё-таки рассказать, несмотря на нежелание Нины, но тут мимо прошел кто-то вздыхающий и печальный.

Это был Андрей Ильич.

Он размышлял о лихорадке кладоискательства, охватившей деревню, и о том, как бы ее прекратить.

Подходя к своему дому, вдруг остановился: ему показалось, будто в бурьяне что-то блеснуло. И полез туда, раздвигая сухие стебли и обирая с лица паутину. Нашел осколок стеклянной банки, плюнул, огляделся: не видел ли кто его глупых действий?

Вадик же отправился к Мурзину.

Мурзину не спалось, хотя он и расположился на своем замечательном диване, которым так гордился. А в маленькой спаленке за дверкой тихо лежала Вера и тоже, кажется, не спала.

Мурзин встал, слегка хмыкнул, обозначая этим, что он не тайно встает, без умысла.

Но Вера все равно прикрикнула:

– Лежи, где лежишь!

– Я воды попить. Нельзя?

Попив воды, Мурзин осторожно приблизился к спальне:

– Вера...

– Чего тебе?

– Ну как...

– Ага. А потом скажешь, что ничего не было, потому что без свидетелей? Обидел ты меня, Саша.

– Вот я и хочу... Исправить.

Вера помолчала. И сказала:

– Ладно уж...

Мурзин тут же – в комнатку, и вот уже в койке.

– Но только, Саш, давай уж без споров: всё пополам, – предупредила Вера. – Хорошо?

Мурзин тут же вскочил:

– А-а-а! Так я и думал! Провокацию мне устроила! А я выдержу!

Ожесточенно лег на диван, крикнув:

– Тебе же хуже!

– Кому хуже, это вопрос...

Вдруг – стук в окно. Мурзин вскочил, распахнул. За окном – Вадик.

– Чего тебе?

– Да хочу на рыбалку к Гнилому омуту пойти, а там топь, сапоги резиновые не одолжишь?

– Позже не мог прийти? Сейчас.

Мурзин скрылся и вскоре принес сапоги, подал их через окно. Вадик осмотрел:

– Нет. Не мой размер.

– У тебя какой?

– Другой.

– Сходите вы все с ума! – зашипел Мурзин.

– Кто еще-то?

– Да все. Рыбалка какая-то среди ночи, охотно верю, ага! Только и думаете, что о кладах!

Только и думал о кладах не Вадик, хотя он тоже думал, но по-своему, а Володька. С утра пораньше он притащил Кольку на огород Кублаковой и ходил там с миноискателем. Увидев это, Кублакова очень удивилась, вышла на крыльцо:

– Эй, вы чего там делаете?

Растерявшийся Колька ответил:

– Я тут... Ключи тут потерял, вот и ищем.

– А почему ты их на моем огороде потерял?

На этот вопрос Колька ответить не смог, пробормотал:

– А может, и не тут... Пошли, Володь...

Они шли по улице и обсуждали.

– Давай ему прямо скажем, что мы его выследили! – предложил Колька. – И что можем помочь. А найдем – поделим на троих.