Минуя полуразрушенные здания и окрикивая каждую проезжающую мимо машину, Джагди устало брела по какой-то большой улице Тэды. Ни один водитель не останавливался. Иногда ей по дороге попадались группы людей, и их настроение нельзя было описать лишь словом «паника». В выражении их лиц чувствовалось еще и всепроникающее, мучительное страдание. Каждые несколько секунд восток озаряли яркие вспышки, которые сопровождались грохотом взрывов. Порой разрывы бомб сотрясали землю. После одного особенно мощного взрыва где-то в южных кварталах города полностью прекратилась подача электроэнергии, в результате чего тут же умолкли все сирены воздушной тревоги. Во внезапно установившейся тишине иногда можно было услышать отзвук далеких разрывов, свист снарядов и гул пролетающих самолетов. Один или два раза Джагди показалось, что где-то раздаются выстрелы, но, поразмыслив, она решила, что ей послышалось.

Все чаще давала о себе знать раненая рука. Джагди не взяла с собой ни лекарств, ни бинтов и уже несколько раз больно ударялась ею, когда пыталась укрыться в развалинах от низко пролетающих бомбардировщиков.

Она вдруг поняла, что очень устала. Усталость и чувство полной безнадежности охватили все ее существо. Летчица беспомощно села на кромку тротуара и неожиданно почувствовала, как теплые слезы бегут по щекам. Как же она ослабела! Как, черт возьми, она ослабела!

Какой-то грузовик проехал мимо. Она даже не проводила его взглядом. Вдруг раздался визг тормозов.

Джагди подняла голову. Груженный упаковочными коробками транспорт Муниторума остановился метрах в двадцати от нее. Из кабины вылез шофер.

Джагди поднялась. Это был тот самый водитель с обезображенным ожогом лицом. Как же его имя? Она никак не могла вспомнить. Да и говорил ли он ей? Она даже не была уверена, спрашивала ли она его об этом.

— Командир Джагди? Это вы?

Она кивнула. Он быстрым шагом подошел к ней:

— Я заметил вашу куртку. Узнал летчицкую форму. Бог-Император, с вами все в порядке?

— Нет, — ответила она.

— Вас подвезти?

— Да, черт возьми, мне бы очень этого хотелось!

Он помог ей дойти до машины и подсадил, когда она взбиралась в кабину, затем перебежал к дверце шофера и запрыгнул сам.

— Что вы тут делаете? — спросил водитель, заводя грузовик.

— Я была в районной больнице. Получила ранение на задании. Я услышала, когда начался налет, и… Я решила, что пора уходить.

— И куда же вы идете? К Южной ВВБ?

Она вытерла пот с лица.

— Знаете, я не уверена, правильно ли я шла… Я… Я лишь хочу вернуться в свою часть.

— Понятно. Вы, часом, не ищете снова какого-нибудь невозвращенца? — поинтересовался мужчина.

Некоторое время Джагди смущенно молчала.

— Я так и не поблагодарила вас за помощь, которую вы оказали мне той ночью…

Какая помощь? Я был вне себя, когда наговорил вашему парню много лишнего. У вас были все основания рассердиться. А кроме этого, что еще я сделал? Немного подвез — так это все, на что я сейчас способен. Муниторум дает мне инструкции, и я еду, куда им надо.

— И даже сейчас? Посреди этого хаоса?

— Даже сейчас. Я верный слуга Трона, командир. Делаю все, что мне велят. Мой начальник послал меня в Козкох Администорум, отдав приказ вывезти кипы документов из архивов Муниторума только потому, что кто-то где-то не желает, чтобы они попали в руки врага.

Джагди лишь покачала головой:

— Документы из архивов? А как же люди? Вы мог ли бы на этом грузовике вывезти в безопасное место с полудюжины народу!

— То же самое пришло и мне в голову, командир. Странные приоритеты у Муниторума! Особенно в такое время, как сейчас.

Летчица повернулась и внимательно посмотрела на шофера. Он же сейчас переключил все внимание на дорогу. Впервые ей пришло в голову, что, до того как половину его лица обезобразило, он, вероятно, был довольно симпатичным.

— Я даже не знаю вашего имени, — сказала Джагди.

— Каминский, — ответил он. — Август Каминский. Отдел перевозок Муниторума, транспорт сто шестьдесят семь.

— Вы ведь прежде были летчиком…

— Военный летчик. ВВС Содружества. «Волчата» и все такое. Шестнадцать лет жизни… Но теперь это уже древняя история.

— Послушайте, Каминский, — начала Джагди, — не могли бы вы отвезти меня на аэродром? Я понимаю, у вас приказ, но мне действительно нужно срочно вернуться в часть.

Он пожал плечами:

— Я даже не знаю… Я действительно не знаю. Если ехать отсюда, это будет большой крюк, особенно притаких обстоятельствах…

— Тогда мне нужно по крайней мере эвакуироваться. Тут есть эвакуационный пункт поблизости?

— Мне приказано доложить о выполнении задания в эвакуационном центре в Мандора-Пойнт, что на северном побережье. Это как раз туда нужно доставить эти чертовы архивы. Наверное, там будут грузовые баржи, может быть, даже транспортные самолеты. Такой вариант вам подойдет?

— Нормально, подойдет. Мне лишь бы убраться отсюда. Убраться побыстрее, чтобы вновь вступить в игру.

Каминский улыбнулся.

— Что вы улыбаетесь? — спросила Джагди.

— Я уже многие месяцы думаю о том же, — ответил он.

Следующие минут пятнадцать они ехали молча. Каминский вел быстро, почти гнал машину по улицам разрушенного войной города. Джагди даже болезненно морщилась, когда он, не сбрасывая скорости, несколько раз въезжал в густые клубы дыма, который во многих местах заволакивал проезжую часть. Невозможно было предугадать, что скрывается за его пеленой, и дважды водителю пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в обломки зданий и наваленные горы щебня.

— С Тэдой покончено, — наконец прервал он молчание.

— Да. Боюсь, что это так.

— Похоже, для Энозиса наступают последние дни.

— Всегда есть шанс, — возразила Джагди. Каминский повернул руль и зло рассмеялся:

— Не думаю… Только не сейчас.

— Если бы какой-то пилот моего звена сказал что-то в этом роде, я бы наложила на них на всех дисциплинарное взыскание. Всегда есть шанс! До самого последнего вздоха, дарованного нам милостью Императора, мы должны верить, что у нас есть шанс.

Значит, мне повезло, что я не летчик вашего звена, мамзель. Энозис — мой родной мир, и я отдал все, что у меня есть, чтобы защитить его, но, похоже, пришло время для более прагматичного взгляда.

— Я, так же как и вы, сражалась за свой мир. Теперь я здесь, чтобы сражаться за ваш. Так что мне не надо рассказывать о лишениях и личном вкладе в общее дело. А что касается прагматизма… Порой это слово используют лишь для того, чтобы оправдать свои пораженческие настроения.

— Не накручивайте себя, мамзель…

— Каминский! Смотрите!

Они только что проехали очередную зону задымления, и тут на внезапно открывшейся дороге перед ними вдруг возникло несколько фигур в темно-красной военной униформе.

Джагди увидела усмехающиеся маски, чашеобразные каски, лазерные винтовки…

— Кровавый Пакт! — вырвалось у нее. — Поворачивай! Поворачивай машину!

Каминский уже и так выворачивал руль. Транспорт занесло, и теперь, выкрикивая проклятия, он изо всех сил старался остановить боковое движение. Срывая протекторы с толстых шин, грузовик развернулся, но все же проскользил еще несколько метров в сторону пехотинцев Архенеми.

И тут заглох мотор.

— Каминский! Каминский! — вскричала Джагди.

— Прекратите кричать на меня! — огрызнулся шофер, лихорадочно пытаясь вновь завести машину.

Стреляя на ходу, десантники Кровавого Пакта уже бросились в их сторону. Очереди лазерных разрядов прожигали борт грузовика, а один из них оплавил стекло дверцы кабины.

— Каминский! Во имя Трона!

— Женщина, ты когда-нибудь заткнешься?!

Лазерный разряд прожег кабину и, прошив пространство в нескольких сантиметрах от их лиц, разбил боковое стекло со стороны Каминского.

Мотор грузовика вновь зашумел.

Машина рванулась вперед, и Джагди с силой отбросило на сиденье. Ударившись забинтованной рукой о край дверцы, она взревела от боли.