Случилось страшное – прозрение, и для Стаса оно превратилось в ЗАВИСТЬ, которая перекрывала все. Разум не функционировал свободно, и Стас уткнулся лицом в подушку и, сдерживая рыдания, оставался в таком положении, пока крепкая рука ЗАВИСТИ не отпустила, и он смог вдохнуть глоток свежего воздуха.
«Неужели так со всеми? Нет. С этим жить невозможно», – подумал он, испытывая ужасную головную боль, которая отвлекла его от страшных и простых мыслей о жизни других, у которых есть то, чего нет у него.
После этих переживаний Стас почувствовал слабость. Он погрузился в сон, и видит он берег моря и волны, огромные, высокие, выше дома набегают и с грохотом обрушивают свои гребни на берег, растекаясь по пляжу и подбегая белой пеной к его ногам, Он стоит и смотрит в даль, где видит раскаленное солнце, погружающееся в воду, и думает он: «А почему вода не закипает?» – и ответ ему дает голос: «Так заведено, что этого не должно быть», – и тогда Стас спрашивает: «А кто знает, как должно быть?» на что голос отвечает: «Бог! Ты спроси у него, и он ответит»
Стас просыпается и смотрит в угол на икону, которая всегда была, и он ее не замечал. Лик Всевышнего строго смотрит в глаза Стасу, и ему стало жутко, как будто кто-то заглянул к нему в душу. Он встал, подошел к иконе, перекрестился и, сразу как будто ему стало легче, и он посмотрел еще раз в глаза на него пристально смотрящие и произнес: «Боженька, прости и спаси». Он постоял некоторое время, повторяя про себя слова молитвы, которые знал, и чувствовал, что куда-то уходит, отступает то, что его только что мучило, так сильно. Он решал для себя как ему дальше жить.
Семья всегда была для Стаса тем убежищем, куда он приходил со своими сложностями и они устранялись, но теперь ему никто не мог помочь. Он уже взрослый человек, советы родителей – это не то, и он все больше ощущал, что искать опору в жизни ему придется вот так, как сейчас в себе самом, и помощи искать, он понимал, не у кого, но чувствовал, что есть кто-то…
Прозрение наступало мучительно, но первый шаг сделан.
Зазвонил телефон, и радостный голос Даши в трубке зазвучал как насмешка над всеми сложностями Стаса.
– Стасик! Когда мы поедем покупать кольца?
И то, что услышала Даша было так неожиданно, что она замолчала на «Не знаю», которое строгий голос Стаса произнес в трубке.
– Что случилось? – тихо спросила Даша, чувствуя, что наступает что-то непонятное.
– Я срочно уезжаю. И вообще, – Стас замолчал.
– Что вообще? – спросила тихо Даша.
– Мы больше не увидимся. – И он резко повесил трубку.
«Что я делаю, – спрашивал он себя. – Почему? Как дальше жить?». Он чувствовал, что поступает правильно. Он вспомнил, как напрягались родители Даши при его приходе, он ощущал, что они хотят выдать дочь замуж. И всегда ему было неловко у них, и только сейчас он понял, что Даша увлекалась не им, а его должностью, которую он выдумал, и всем, что за этой должностью стояло – достаток, наряды, поездки, тусовки – он ненавидел все это ему недоступное, и ЗАВИСТЬ к тем, у кого это есть, опять стала его душить.
Он бросился в угол и тупо уставился на икону, ища защиты от себя самого, бормоча какие-то слова, повторяя их бесконечное количество раз.
16
После разговора с Дашей Эля поняла, что в жизни все нужно менять. Она подошла к телефону и набрала номер Виктора Леонидовича.
– Але, – услышала она неприятно-хрипловатый голос.
– Я больше не буду у вас работать. – Она с трудом произнесла эти слова.
– Что случилось? Я приеду?
– Нет. Приду за книжкой потом, – и Эля повесила трубку, чувствуя такую апатию, что плюхнулась на диван и, стискивая голову руками, старалась сдерживать рыдания. «Невозможно», – повторяла она про себя.
Что будет дальше, она не думала, она знала, что была на краю пропасти, но сейчас чувствовала в себе что-то новое, ощущала, что ее прошлая жизнь, как болезнь, отступает, и она ощущает себя по-новому, как раньше, до всех этих антикварных испытаний.
Она исправляла искривленный позвоночник своей жизни и чувствовала боль, когда один позвонок ее жизни соприкасался с другим при воспоминаниях, и стрелы кололи ее сердце, руки, ноги – это была ломка прошлого, которое корежилось под новыми мыслями о другой жизни, и оно ломалось на куски, которые разлетались в разные стороны и крутились вихрем в голове Эли.
«Как страшно, – думала она, – вот так все сломать словами». Она чувствовала, что магия простых слов «Я больше не буду у вас…» превращает ее теперешнюю жизнь в воспоминания, которые реально существуют только в прошлом. Она повторяла и повторяла: «Я больше не буду…». Она не отдавала себе отчета в случившемся, но точно знала, что этот момент в ее жизни важный и значительный.
Что теперь будет – она не могла предполагать, но то, что все будет по-другому, она точно знала, она это знала, потому что неожиданно картины счастливого, беззаботного детства всплывали перед глазами, и она радовалась непонятно чему, и что-то приятно коснулось ее сердца, и она заплакала – кризис разрешался.
В этот момент Эля не могла осознавать, что то, чему она завидовала, прочному положению своей подруги Даши, которая собиралась замуж за любимого человека, что все это рухнуло от одного слова «И вообще…». Дальше перешедшее в «Мы больше не увидимся», а Эля переживала жизнь подруги, как жизнь счастливую, налаженную, не зная, что завидует тому, чего уже нет в реальности, и ЗАВИСТЬ ее относилась к фантазиям по поводу нереальной , придуманной ею ситуации.
ЗАВИСТЬ толкала решительность к несуществующему, а надежда на возможность перемен все силы душевные концентрировала вокруг реального желания сделать свою жизнь по-новому. Но как?…
Такие мысли крутились в голове Эли, и она постоянно вспоминала Дашу, видя ее в свадебном наряде и завидуя ее счастливой судьбе. И тут мысль о Владимире захватила ее, и она пыталась себе ответить на один вопрос: «А почему он вдруг так неожиданно ушел?». Она не понимала, почему это случилось.
17
Когда Владимир вернулся домой, ему было стыдно. Он чувствовал, что Эля хотела чего-то, а он не знал, как ему нужно себя вести с ней, и он решил уйти и обдумать ситуацию. Он не знал ничего о делах Виктора Леонидовича. Но после визита к Эле он понял - их что-то такое связывает, о чем он не хотел думать.
И одновременно он не мог себе представить реально их вместе – было в этом что-то ненатуральное, неестественное. Он не хотел думать, что они близки, но мысли об этом ему не давали покоя. Он ревновал? К чему? И кого? Виктора Леонидовича? Что это могло означать? Он ревнует мужчину? Но это ведь только по работе. Никакие другие мысли не могли ему придти в голову, он всегда отрицательно относился к непонятным отношениям. Значит, он ревновал Виктора Леонидовича, потому что ему нравилась Эля? Он ему ЗАВИДОВАЛ, если это действительно так?
Тогда почему он ушел от Эли? От неуверенности, от нежелания потерять доверие Виктора Леонидовича? Что-то у него вызвало сомнение, и он решил встретиться со своим другом Стасом, который вроде бы собирался жениться. Он набрал номер его телефона и сразу предложил.
– Привет Стас, не хочешь встретиться? – и то, что услышал в ответ, его удивило.
– Знаешь, я сейчас занят. Давай завтра. Приходи ко мне. – В голосе Стаса Владимир не почувствовал радости, ему показалось, что Стас чем-то огорчен, и он спросил:
– Что случилось?
– Знаешь, я передумал жениться. Потом обсудим. – Чувствовалось, что Стас нервничает.
– Ну, ладно, до завтра.
Когда Владимир повесил трубку, ему почему-то стало хорошо, и все его прежние настроения куда-то ушли. Он сам себе не мог признаться, что рад тому, что узнал – что вызывало у него ЗАВИСТЬ – счастье Стаса ушло – и на смену этой ЗАВИСТИ пришло чувство, что, слава богу, что это не со мной. Все проблемы ему показались ерундой, игрой воображения и блажью.
