— Не скучайте, ребятки! Мамочка мигом.

В ответ — умиротворенно-сонное чмоканье. Возражений нет. Я расправила плечи, приняла стойку ходока на длинные дистанции и тронулась в путь по коридору.

Дверь кабинета в Мерлин-корте сработана на века; дубовая, с закругленным верхом, вся в шляпках громадных гвоздей, каких теперь уж и не найдешь. При одном взгляде на них дрожь пробирает. Должно быть, темницу какого-нибудь средневекового замка переделали в стриптиз-клуб, а гвозди распродали, чтоб добро зря не пропадало. Железное кольцо (из комплекта с гвоздями) ржаво скрипит на поворотах, а саму дверь нередко заклинивает, так что приходится как следует наподдать плечом, иначе рискуешь остаться в коридоре.

А кабинет, между прочим, стоит того, чтобы туда заглянуть. Комнатка, правда, небольшая, но очень уютная, с деревянными панелями и деревянными же решетками, прикрывающими глубокие оконные ниши. Темное пятно над камином — вовсе и не пятно, а писанный маслом холст, изображающий древний кельтский праздник. Ничего безобразнее я в жизни не видела, но должно же в доме быть хоть что-нибудь, на чем глазу отдохнуть от прочего совершенства. В этом смысле кабинет у нас безупречен. Здесь общую идеальную картину портит еще один ляпсус — газовый обогреватель ядовито-зеленого цвета, установленный во времена царя Гороха, когда забилась каминная труба.

Запыхавшись от марафонской дистанции, я влетела в комнату с газетой в руках и с порога выпалила:

— Извините за вторжение, не хотела вам мешать…

Ой-ой-ой. Стыд мне и позор. Ощущение такое, будто подглядела в замочную скважину. Миссис Мэллой, оказывается, и не думала трудиться в поте лица. Не урчал злорадно пылесос, в проворных наманикюренных пальцах не мелькала тряпка. Все еще в шубе и при шляпке, Рокси утонула в кресле у камина, безвольно склонив голову и прикрыв неоновые веки.

— Что стряслось?! — Газетные страницы с шелестом спланировали на пол, а я ринулась вперед, по пути хорошенько приложившись бедром к письменному столу.

— Миссис X., — страдальчески выдохнула Рокси, — это конец. Дальше идти некуда.

— Нет! Я же только на прошлой неделе купила новый флакон «Лавандового воска». Неужели закончился?

— В этом аду мне места нет.

— Не будьте так жестоки, миссис Мэллой. — Я рухнула на колени рядом с креслом, схватила руку домоправительницы и едва не подавилась ароматом «Зари Востока» — духов, которыми Рокси, сколько ее помню, поливалась с завидной щедростью. — Умоляю, миссис Мэллой, не бросайте нас! Просите что угодно! — Я лихорадочно крутила головой, выискивая что-нибудь, достойное ее высочества. Ложку там или хоть вилку из фамильного серебряного набора — неважно. Главное, чтоб блестело. Не дай бог, Рокси решит, что вещица нуждается в чистке.

Сияющие неоном веки разлепились, малиновый бант дрогнул в печальной улыбке:

— Не вините себя, миссис X.

— То есть как?! Это я во всем виновата!

Миссис Мэллой горделиво выпрямилась, в голосе зазвучали до боли знакомые брюзгливые нотки:

— Я всего лишь работаю у вас раз в неделю, миссис X. Это не значит, что вы купили всю меня, с потрохами!

— Да мне такое и в голову не приходило. — Я подпрыгнула как ошпаренная, чудом не продрав коленом дыру в фартуке.

— Здесь вы королева, миссис X. Вот и правьте на здоровье своим замком. Но не забывайте, что за стенами Мерлин-корта тоже кое-что происходит, причем без вашего королевского участия.

— Но вы же сами сказали что-то такое насчет ада.

— Жизнь моя — вот настоящий ад, миссис X.

— О-о!

— И если я решила положить ей конец, то вас это не касается.

— Тут вы правы. — От радости, что миссис Мэллой не собирается брать расчет, я как-то упустила безумную суть ее слов. — Миссис Мэллой… Рокси, дорогая! — Зеленый газовый монстр невольно притягивал к себе мой взор. — Вы что же, хотели отравиться газом?

— Я когда-нибудь включала приборы без спросу, миссис X.? Отвечайте! Позволяла я себе подобные вольности в этом доме?

— Никогда! — без запинки соврала я.

Порывом тяжкого Роксиного вздоха меня едва не унесло из комнаты.

— Я уже совершеннолетняя, миссис X., так что ни родительское, ни хозяйское благословение мне не требуется.

— Да объясните же, наконец! Зачем?! — Я стояла посреди кабинета, ломая руки, точно деревенский Дурачок, и смотрела, как моя верная помощница очень медленно и торжественно поднимает сумку… ставит на колени… щелкает замком… Силы небесные! Пистолет! Дулом к виску!

Вот и открылась моя истинная сущность. Чудовище я, а не человек. А может — благословенная мысль! — все дело в естественном чувстве самосохранения? Как бы там ни было, но в этот страшный миг мысли мои устремились в безопасное русло. Глядя на миссис Мэллой, готовую нажать на курок, я думала о мокрых пеленках и близком дожде. Представляла себе Эбби и Тэма, скучающих в манеже. Подаст кто-нибудь из них голос — и следом раздастся выстрел!

— Зачем? — скорбно повторила миссис Мэллой. — Зачем, говорите? Зачем я это делаю в Мерлин-корте?

Зачем вы вообще это делаете?!

Невразумительный писк — вот и все, что вырвалось из моего горла вместо этих слов, которых, конечно, жаждало исстрадавшееся сердце бедняжки Рокси.

— И правильно, миссис X. Ничего не говорите. — Опустив пистолет, она сдула пылинку со ствола и тщательно протерла рукоятку леопардовой манжетой. — По вашему лицу и так все видно. Миссис М. хватила через край. А я-то еще надеялась, что вы оцените этот красивый жест! Мой домик в Макрелевом проезде совсем не плох, чтобы провести в нем жизнь, но последний вздох… о-о! Я так мечтала уйти в мир иной красиво! В каком-нибудь родовом замке…

Чтобы было о чем вспомнить?

Еще не отзвенела в кабинете последняя надрывная нота, как миссис Мэллой пристроила пистолет на ручку кресла — полагаю, на всякий случай, если мне вдруг вздумается перехватить инициативу. Затем снова открыла сумку, достала носовой платочек с траурной кружевной каймой и промокнула слезы. Изящно так, элегантно. Не уронив ни крупиночки из мощных слоев туши на ресницах и уж, разумеется, не сдвинув с положенного места сами накладные ресницы.

— Миссис X., мы во многом не сходимся, не без того, но в последние секунды жизни я бы хотела видеть рядом только вас.

— Спасибо, — с чувством отозвалась я.

Платок выпал из слабеющих пальчиков.

— Позвольте надеяться, что когда-нибудь мой портрет появится на той голой стене в коридоре наверху.

— Договорились. Прикажу сделать настенную роспись.

Весь фокус в том, чтобы сохранять спокойствие. Какой смысл кидаться за пистолетом с риском отстрелить себе пальцы? Что это будет за мать, если у нее вместо нежных рук — боксерские перчатки? Вначале, как известно, было слово… Нужно постараться отговорить миссис Мэллой от фатального шага.

— Рокси, дорогая, к чему идти на крайности?

— Я решилась. Почему? Ответ я унесу в могилу.

— А как насчет чашечки… джина?

Снисходительная улыбка.

— Посошок на дорожку? Благодарю. Нет уж, лучше не надо. Никто не посмеет сказать, будто Рокси Мэллой была не в себе в этот торжественный момент. Не знаю, как для вас, миссис X., а для меня это один из самых торжественных моментов. Я передаю в ваше распоряжение все, что было мне дорого при жизни.

— Что?! — Я осела в кресло… точнее, мимо, поскольку кресло испокон веков стояло у противоположной стены. Зато стол подвернулся — нашлось за что зацепиться.

Сунув руку по локоть в сумку, миссис Мэллой выудила фарфорового пуделя и позеленевшую от времени медную лампу Аладдина.

— Полегче, миссис X. Мне приятна ваша благодарность, но выпрыгивать из штанов — это уж лишнее. Сегодня утром, глотая вторую упаковку таблеток, я сказала себе: «Рокси, старушка, в целом свете никто не позаботится о твоих сокровищах так, как хозяйка Мерлин-корта».

— Таб… таб… таблеток?!

Какая удача, что именно сегодня я затеяла большую стирку. Прикручу шланг к крану на кухне — и готово. Промою ей желудок не хуже, чем в «скорой помощи».