— Я знала, что вы мне проиграете. Вы бы не смогли обидеть слабую женщину.

Барон расхохотался.

— Браво! Я не сшибся!

Он помолчал. А потом сказал:

— Вам не стоит пока покидать это милое заведение. После вы мне непременно расскажете, что вас сюда привело, а пока… Полагаю, вам стоит отдохнуть и поразмыслить над нашим будущим союзом.

— Каким еще союзом? — изумилась Агния.

Барон рассмеялся вновь:

— Деловым, деловым союзом… Вы будете иметь успех в свете, и немалый, а мне как раз не хватает именно такой женщины, как вы…

— Я ничего не понимаю, — покачала головой Агния.

— Пока и не надо. Завтра поговорим. А теперь позвольте пожелать вам покойной ночи…

С этими словами барон легко поклонился и исчез за дверью.

— Вот так дела… — протянула Агния, устало сев на постель. — Вот так дела…

Бывший офицер, а нынче великосветский шулер барон Вольф фон Литке был фигурой преинтереснейшей во всех отношениях. Начать с того, что наш барон вовсе не был немцем. Он, как и предполагала Серафина, был природным русским дворянином, волею судеб и карточных долгов ввергнутым в пучины притонов и вынырнувшим оттуда уже в новом обличии и с новым именем. Прошлое его было столь темно, что он и сам предпочитал о том не вспоминать. Но мы немного приоткроем над ним завесу тайны, упомянув, что некогда именно карточный проигрыш двинул его на путь обмана. Вскоре, дабы не раскрывать своих дел, еще молодой совсем тогда человек вышел в отставку. А поскольку состояния у него не было никакого, то единственное, что ему оставалось, — это либо самая захудалая статская служба, к которой его душа вовсе не лежала, либо неверный и опасный путь авантюриста, который он и избрал, чувствуя в себе непреодолимую тягу к приключениям. По совести сказать, именно эта тяга двинула его на военную стезю. Военная стезя разочаровала. А там и вовсе пришлось устраивать свою жизнь иначе.

Итак, однажды, в день и час, которых мы не знаем, пропал русский дворянин поручик Владимир Афанасьев. Пропал для того, чтобы через год явиться обществу богатым и привлекательным остзейским бароном фон Литке, владетелем родового замка и (как он сам говаривал) миллиона. Замок действительно был родовой, только принадлежал его супруге, которой он уже успел обзавестись. Титул же был им куплен до женитьбы, а имя сменено с Владимира на Вольфа. Помимо приданого жены, влюбленной в него, как кошка, новоиспеченный барон сумел привлечь в свои руки деньги различного рода игроков, к несчастью для себя, садившихся с ним за игральный стол. Как уж он стал так ловок в шулерстве, что никто его и заподозрить в том не мог, неизвестно. Но денег этим наш барон промышлял немало. И сотня тысяч за вечер была делом почти обычным для него.

«И в карты не садись: продаст…» [4] — писал поэт о некоем герое карточных столов былых времен. О бароне можно было смело сказать то же самое.

Что касается его супруги, то женщина эта была не умна, но и не глупа. Она была богата и вдова, хороша собой, но в меру. И мужа любила и в дни жениховства, и по прошествии нескольких лет после свадьбы. Любила бы и теперь, когда б не умерла. Она умерла смертью чинной, спокойной, к которой причастен никто не был. Барон наш был честно мужем все те пять лет, что привело им с супругою жить вместе. Затем он сделался наследником жены и окончательно перебрался в Петербург, где вот уже три года кряду вел жизнь почти почтенную, среди балов, пиров и игр. Словом, он ничем не отличался от своих светских собратьев. Если не считать того, что ловко у них выигрывал в карты и столь же ловко, как некогда будущую свою супругу, очаровывал их жен, лишая семьи последних остатков фамильной чести, а иногда и фамильных ценностей. Два-три слова даме, мощный поток неподдельной любви и искреннего обаяния, направленный прямо в цель, — и жертва уже была без ума. Ну а попасть к ней в дом, взять ценное колье или брошь и остаться при этом вне подозрений и обид — было делом многолетней техники и поистине недюжинного обаяния.

Словом, такой вот человек был барон фон Литке. Агния всего этого не знала и знать не могла. Поэтому не имела ни предубеждения, ни особенного расположения к этому человеку. Впрочем, если уж быть совершенно честной, то Агния все же была скорее благодарна этому человеку, позволившему (если это было действительно так) выиграть этакую кучу деньжищ. Игроком Агния и сама была неплохим, но вряд ли бы ей удалось обыграть барона. Это она уж потом поняла, когда бессонной ночью после игры оценила все его ходы. Память у нее была превосходная, она помнила почти все, что произошло за игорным столом. А посему… А посему все-таки расположилась к этому человеку. И ничуть не разозлилась, когда на другой день встретила его в той самой комнате, где они обычно с Серафиной принимали заказчиц на шитье туалетов.

Барон премило смотрелся среди шелков и бархата. Он сидел в мягком кресле с подлокотниками, поставленном сюда нарочно для удобства и поигрывал тонким кружевом, что свешивалось со столика, стоявшего рядом. Когда он поднял свои очаровательные глаза вверх и посмотрел на Агнию та, хотя и намеревалась быть твердой, невольно поколебалась в этом своем убеждении.

— Дорогая мадемуазель Агния. — При этих словах барон поднялся с кресла и, улыбаясь, склонился к ее руке.

В руках у Агнии был ворох тканей, но его это не смутило. Он непринужденно взял ткани у нее из рук, кинул их на то кресло, на котором только что сидел, и, взяв ее крепко за руку, подвел к окну.

— Никак не ожидала вас увидеть, сударь. — Агния мягко вынула руку из руки барона и отошла в сторону.

Ей вовсе не хотелось, чтобы он пристально рассматривал ее осунувшееся после бессонной ночи лицо при дневном свете.

— У меня до вас дело. — Лицо его вдруг сделалось усталым, взгляд немного погас, хотя ни в коей мере не утратил привлекательности.

— Дело?

— Да. Только умоляю вас понять меня правильно.

— Такое начало настораживает, — ответила она.

— Ну что же. Настораживает — это даже неплохо. Это позволит вам оценить мое предложение в его истинном свете.

Агния подняла на него глаза. Нет, все-таки что в нем была за сила? Предложи он ей сейчас что угодно — убить, ограбить, и она, пожалуй, согласится. Агния вздрогнула от собственных мыслей и подумала, что движение ее сознания не укрылось от барона. Тот слегка улыбнулся и продолжил:

— Увидев вас здесь, я сразу понял, что тут не ваше место. Откровенно говоря, это понял бы любой. Вы еще не успели пропитаться здешними, скажем так, ароматами и обычаями.

— Вот как?

— Да. Или вы хотите сказать, что я ошибаюсь и здешние обыкновения вам вполне по душе?

— Н-нет… — слегка запнувшись, ответила Агния.

— Откуда такая нерешительность?

— Я просто не понимаю, что вы хотите мне м-м… предложить.

— Это потому, что я еще ничего не сказал. А все очень просто. Я хочу предложить вам выбраться отсюда, сделаться баронессой или иной титулованной особой по вашему выбору и стать, некоторым образом, моей ассистенткой.

Агния в изумлении подняла голову и уставилась на барона.

— То есть? Я ничего не поняла…

— Ах, как же вы недогадливы, — поморщился он, впрочем, больше для виду, чем от подлинной досады.

— Но если вы изъясняетесь загадками! — воскликнула Агния, почувствовав вдруг себя исключительно странно.

— Значит, так. — Барон отошел к креслу и вновь уселся в него. — Мне нужен человек, которому я смог бы доверять.

— А вы уверены, что сможете мне доверять? — В голове ее забрезжила некая мысль, от которой сильно забилось сердце и к щекам прихлынула кровь.

Агния почувствовала, что вот наступает момент, когда жизнь ее сможет сделать крутой поворот. Один раз судьба уж кинула ее в неведомое. Не без ее на то воли, конечно. Вот и теперь происходит что-то, что может круто все переменить. Девушка, почувствовав необыкновенный прилив энергии, подошла к другому креслу, что стояло близ того, на котором расположился барон, и плотно в него уселась. Мужчина улыбнулся, почувствовав ее настроение.