– Замечательные намерения! А разве вы не ухватились бы за шанс обрести свободу?
– Я беру то, что могу, и благодарю за это Бога. Хотя леди Фанчер и дала мне возможность не чувствовать себя узником, у меня хватает ума понять, что бежать даже из такой маленькой страны, как Морикадия, в тележке, запряженной таким скакуном, – он указал кнутом на пони, – невозможно.
Эмма была вынуждена признать, что он прав. Пони был толстым как бочка, с меланхолическим нравом и розовым бантом в гриве. Даже если бы он пустился в галоп, хотя Эмма не могла и предположить, что он на это способен, то любая борзая обогнала бы его на первой сотне ярдов.
– Если бы я попытался скрыться, то на своих двоих было бы надежнее, но моя обувь для этого слишком поношена. – Дьюрант со смехом показал ей подошвы.
Эмма с изумлением увидела, что сквозь дырки видны носки.
– Как же так?
– Эти башмаки были на мне, когда принц в его бесконечной доброте приказал отправить меня в тюрьму, и с тех пор они… поизносились.
Эмма обдумывала, какой вопрос задать следующим. «Разве у вас нет другой пары обуви? Разве вы не могли поставить новые подметки? Вырезать бумагу и вложить ее в башмаки, чтобы прикрыть дырки?»
Вместо этого у нее вырвалось:
– Что вы сделали?
– Вы имеете в виду, за что меня арестовали? Я ничего не совершил противозаконного, но меня обвинили в помощи врагам режима де Гиньяров. Мне было сказано, что я останусь в тюрьме, пока не открою имена заговорщиков.
Эмма помнила предупреждение Бримли о том, что она должна держаться подальше от интриг, что де Гиньяры не колеблясь схватят любого, кого заподозрят в измене. Это о Дьюранте он говорил.
– И вы никого не назвали?
– Разве я похож на человека, который общается с заговорщиками?
Ей пришлось признать, что нет. Человек, слишком ленивый, чтобы починить собственные ботинки или купить новые, вряд ли будет участвовать в низвержении короля.
– Почему вас освободили?
– Принц надеется, что я выдам себя каким-либо образом.
– Но ведь вы находитесь под домашним арестом?
– За моими перемещениями следят, изучают любого, с кем я отваживаюсь поговорить или провести время. – Дьюрант улыбнулся. – Вы должны бояться, что нас заметят вместе. Возможно, вас сочтут революционеркой.
– Революционеркой? – Эмма иронически усмехнулась. – Никто про меня такого не подумает.
– Потому что вы женщина?
– Нет, потому что я трусиха.
– В тот вечер на балу у Тиболтов вы совсем не были трусихой.
– Клянусь вам, сэр, я не нарочно бросила ту рыбку за корсаж леди Леттис.
– Понимаю. Но я имел в виду ваши приключения в лесу.
У Эммы от страха подпрыгнуло сердце, она повернулась к Дьюранту:
– Откуда вы об этом узнали?
Тот с удивленным видом отстранился.
– Мне известно, что вы плохо ориентируетесь и оказались на дороге, где никто из разъезжающихся с бала гостей вас не видел. Так что я решил, что вы свернули не в ту сторону и заблудились.
Впервые с момента начала их поездки Эмма расслабилась.
– Простите, я толком не помню, что случилось. – Прижав руку к шишке на голове, Эмма закрыла глаза и пыталась мысленно восстановить происшествие в лесу. Был волк и кое-что еще, что пугало ее сильнее, чем волк… лицо…
– Не помните? – Дьюрант сказал это удивленно, даже страстно. – Вы забыли, как добрались до порога Фанчеров?
Широко открыв глаза, Эмма смотрела прямо перед собой.
– Я знаю, это звучит неправдоподобно, но до этого инцидента у меня была отличная память.
– Хорошо. – Майкл пожал плечами. – Тогда то, как вы попали в дом Фанчеров, удивительная тайна.
– Да. – Эмма вдруг осознала, что крепко сжала кулаки.
Она больше не хотела об этом говорить.
Путь проходил по длинному горному хребту, который тянулся сквозь леса и луга почти через всю страну. Наверху справа виднелась вереница старинных замков, таких же роскошных, как у лорда и леди Фанчер, возвышающихся над долинами. Пони неторопливой рысью обогнул скалу, и за ней открылся другой вид. Здесь утес распался на ряд ступенчатых уступов, на которых расположилась Тонагра. Великолепные отели, парки, рестораны существовали ради единственной цели – привлечь богатых гостей, путешествующих по Европе, чтобы познакомиться с культурой и достопримечательностями.
Леди Леттис занимала номер в отеле «Морикадия», и Эмма вздрогнула при мысли о встрече с ней.
– Возможно, леди не будет дома, – сказала она.
Дьюрант легко догадался, о чем она думает.
– Возможно, но я искренне надеюсь, что мы застанем ее. Я бы хотел воздать этой особе по справедливости за то, как она с вами обращалась.
– Сэр, я не требую мести, – в тревоге сказала Эмма и, вдруг засомневавшись, добавила: – Я имела в виду, если ваше намерение таково.
– Месть – очень серьезное дело. Конечно, я не думаю причинить леди Леттис какого-нибудь… значительного вреда, но я ненавижу самодуров.
Эмма обдумывала слова Дьюранта, пытаясь решить, намерен ли он устроить ужасную сцену или она неверно поняла его. Глянув на него, Эмма увидела, что он мрачно смотрит на что-то позади. Дорога уходила от долины вверх, и, проследив за взглядом Дьюранта, Эмма увидела то, что укрылось от нее прежде.
На одной из вершин, в стороне от других горных пиков, устремлялся ввысь средневековый замок. Высокий, угловатый, он парил над округой как хищный ястреб. Шпили и зубчатые стены словно когти рвались в яркое синее небо.
– Что это?
Дьюрант остановил пони у массивных железных ворот.
– Это королевский замок Морикадии, обитель морикадийских монархов… а теперь принца Сандре.
– Выглядит так, будто может противостоять любой осаде.
– Так и есть. Незваные гости не могут добраться туда. Путь к разводному мосту идет то вверх, то вниз, вокруг скалы, и в любой точке принц Сандре может легко отразить нападение. Конечно, сейчас никто не пытается брать замок штурмом, но даже для того, чтобы просто попасть на прием, требуется упряжка хороших лошадей, дабы одолеть подъем.
– А по-другому подъехать нельзя?
– Есть еще тропинка к задней двери, куда торговцы привозят продукты, и по ней же вывозят тела.
– Тела? – Эмма недоуменно подняла брови.
– В подвалах находится тюрьма. Неприятное место. – Дьюрант улыбнулся, блеснув зубами.
Эмма ошарашенно смотрела на него. Никогда не видела она человека, который столь откровенно демонстрировал, как страшится воспоминаний и одновременно ненавидит тех, кто заставил его страдать.
– Вас там держали?
– Да.
– Они покалечили вас?
Теперь на его лице появилось искреннее удивление.
– Нет. Конечно, нет! Я подданный Британской империи. Они бы не посмели.
Его заверения успокоили Эмму.
Дьюрант хлестнул пони вожжами, и тот лениво затрусил вперед.
Ветерок овевал лицо Эммы. Пахло лесом и травой. Солнце согревало плечи. Это была бы идеальная поездка, если бы не…
Снова он угадал ее мысли.
– Поверьте, я не позволю леди Леттис обидеть вас, что, я думаю, она уже делала не раз.
– В дурном настроении она может быть неприятна. – Существенное преуменьшение. – Вы, должно быть, считаете меня мямлей, которую смогла запугать обычная женщина.
– Нет. Уж кому, как не мне, понимать, как злодей лишает храбрости и заставляет бояться боли и смерти.
Она думала об этом.
– Мне показалось, вы сказали, что вас не пытали.
– Тюрьма не такое веселое место, чтобы провести там два года жизни.
Эмма подозревала, что Дьюрант тоже владел мастерством преуменьшения.
Через средневековые ворота они въехали в город, изобилующий игорными домами, отелями и минеральными источниками, славящимися целебными свойствами. Сердце Эммы забилось быстрее, когда они приблизились к зданию, где она жила с леди Леттис. Встретиться с ней снова, после оскорблений и унижений той ночи… Эмма едва могла дышать.
Дьюрант спрыгнул на землю, вручил вожжи швейцару и опустил ступеньку. Эмма оперлась на его руку и вышла из двуколки, потом после его легкого поклона вошла в гостиницу. С уверенностью человека, который знает, что его везде рады видеть, Дьюрант подошел к стойке, представился Бернхарду, портье, и сказал:
