Как глупо с его стороны было остаться здесь, где все, что он видел, напоминало ему о Терезе. Почему бы ему не уехать в Европу, Африку или Австралию? Куда угодно, только подальше от знакомой обстановки, чтобы дать себе возможность избавиться от душевного напряжения и снова собрать воедино нити своей жизни. Почему он оставался здесь, теряя свой талант?

Когда я вошла, двое мужчин уже сидели за столом и завтракали.

— Доброе утро, Маделин. Надеюсь, вы хорошо спали? — с улыбкой спросил Сангер.

— Доброе утро, — сказал Монро, беспечно меня рассматривая.

— Доброе утро, господа, — ответила я как можно жизнерадостнее и улыбнулась Сангеру, когда он встал и отодвинул для меня стул. Честно говоря, мне не очень нравился этот человек, но он, безусловно, обладал хорошими манерами. Мне было понятно, что в нем привлекало Симону. Или любую другую женщину. Харви Сангер был красивым, обходительным и… Меня вдруг пронзило холодом.

Харви Сангер?

Не помню, слышала ли хоть раз его имя с тех пор, как приехала в Кондор-Хаус, но сейчас оно вдруг всплыло у меня в памяти.

Харви Сангер! Так звали нью-йоркского бизнесмена, любовника Терезы Ранд.

В библиотеке было тихо, в камине приятно потрескивал огонь. Симона сидела напротив меня за массивным столом и курила сигарету. У нас уже произошло не одно столкновение во время этой первой беседы. Теперь она сердито смотрела на меня, стиснув полные губы. Видимо, она сочла меня более несговорчивой, чем ожидала.

— Давайте снова рассмотрим эту вторую сцену, — сказала я. — Я вижу в ней первый важный шаг к перерождению Стеллы из тихой, нежной жены. Мотивация того, что она сделает позже, цепь обстоятельств, которая со временем победит ее, зависит от ее действий здесь. Вы не согласны со мной, мисс Стантон?

Она сердито посмотрела на меня:

— Когда дело касается передачи характера через жест, выражение лица или физическое действие, можете предоставить это мне. Возможно, вы и авторитет в области словесности, но я не уверена, имеете ли вы опыт в области человеческих чувств… Между прочим, сколько вам лет? Двадцать три?

— Двадцать шесть, мисс Стантон.

— Ради бога, прекратите называть меня мисс Стантон. Называйте меня Симоной, пока мы работаем вместе.

Я кивнула. Не стоит спорить с ней по поводу несущественных вещей. Это только осложнит работу.

— Хорошо, Симона. Послушайте, я согласна, что у вас большой опыт в изображении чувств. Все, что я пытаюсь сделать, так это извлечь наибольшую выгоду из него. Если мы совместно обсудим различные аспекты характеристики, это упростит многое для нас обеих. В конце концов, мой сценарий — всего лишь средство для того, чтобы представить вас или, точнее сказать, вновь представить вас публике в ином качестве.

— Хорошо, хорошо. Но нельзя ли сделать все побыстрее, Маделин? — с раздражением бросила она. — Мы здесь уже два часа, и я устала. Не люблю сидеть. И всегда ненавидела всякие разговоры.

— Еще только несколько минут, мисс… Симона, — сказала я. — Только приведем в порядок последовательность событий. Тогда вы сможете отдохнуть, а я буду писать набросок и не побеспокою вас больше до завтрашнего утра.

Да я и не смогла бы — знала, что не закончу сцену до поздней ночи. До очень поздней, так для нее будет проще. Выйдя отсюда, она будет свободна на весь день. Но завтра ей, возможно, не понравится то, что я напишу…

Симона вздохнула и погасила сигарету.

— Вернемся к плантации и покончим с ней, — сказала она. — Давайте посмотрим. Действие происходит на фоне джунглей. Конец сезона дождей. Жарко. Я брожу по дому. Мне не по себе. Ищу сначала одного слугу, потом другого, но не нахожу их. Интуиция подсказывает мне: что-то не так. Верно?

Я кивнула:

— Да, атмосфера смутного беспокойства. Фон поможет нам создать ее. Откуда-то издалека доносится рев зверя. Недавно прошел ливень, с листьев еще капает вода, но дождь прекратился. Вы ощущаете влажность. Скорее это, чем интуиция, заставляет вас ощущать беспокойство. Вы ни о чем не подозреваете. Вы кроткая женщина, уверенная в любви мужа. Вам кажется странным, что слуг нет на своих местах. Но вы отчасти объясняете себе их отсутствие. Один ушел в деревню, двое других взяли джип и поехали на рынок… Вы подходите к задней двери в поисках других слуг и, открыв ее, видите, что там стоит Рахман, малаец — управляющий мужа. Вы изумлены, но спрашиваете у него о слугах, и он отвечает, где они. Так?

— Да…

— Тогда вы направляетесь к кабинету мужа, тихо стучите в дверь, вы не любите беспокоить его без крайней необходимости. Вы тихо окликаете его по имени, но его нет. Вы подходите и смотрите на его стол. Там лежит какая-то незаконченная работа, а стеклянная дверь, ведущая на веранду, открыта, так что вы предполагаете, что его, наверное, позвал управляющий по каким-то делам, связанным с поместьем. Верно?

— Да.

— Вы возвращаетесь в спальню и садитесь перед зеркалом. Вы знаете, что чувствуете себя и выглядите не лучшим образом. Все дело в жаре и влажности. Вы вглядываетесь в свое отражение и видите себя впервые с тех пор, как начался сезон дождей. Ваши волосы влажны, капли пота выступили на лбу и верхней губе. Вы кажетесь бледной и измученной. Вы стали безразличны к своей одежде. Но, глядя на себя, вы осознаете еще нечто — на вас смотрит женщина. Женщина, под воздействием зноя джунглей сбросившая внешний слой цивилизации. Женщина с горящей в ней неутоленной страстью. Женщина, нуждающаяся в любви, жаждущая любви, и эта жажда обостряется влажной жарой, разлитой в воздухе, и наступившим в последнее время странным равнодушием мужа. Вы приносите косметику, берете щетку, словно собираясь причесаться, но отбрасываете ее. Вы подходите к двери, открываете ее и выходите на веранду, зовете мужа. Неужели вам это кажется… неправдоподобным, Симона? Надуманным?

— Нет, — медленно произнесла она. — Нет, Маделин. Это совсем неплохо. Я ощущала нечто подобное в джунглях. Что-то первобытное. Необходимость быть любимой. Нечто подобное испытывают все женщины.

— Хорошо. Мартин не отвечает. Вы выходите во двор. Жилье работников, контора, гаражи и конюшни. Рахман наблюдает за вами, стоя в тени у двери конюшни. Вы невольно сворачиваете и направляетесь к летнему домику и слышите тихий смех Рахмана, но, когда оборачиваетесь, его уже нет. Ваши ноги бесшумно ступают по траве. Вы открываете дверь домика и видите своего мужа с Рани. Для вас это словно пощечина. Вы никогда не подозревали его и не ожидали ничего подобного. Вы любите его. Вы смотрите, испытывая потрясение, ужас, неуверенность. Бесшумно закрываете дверь, отступаете и снова слышите смех Рахмана; он преследует вас, возбужденный вашим душевным волнением, когда вы поворачиваетесь и бежите назад к дому. Вы подбегаете к спальне, запираете дверь, прислоняетесь к ней спиной и разражаетесь рыданиями…

Она покачала головой:

— Нет.

— Извините, Симона?

— Все это неверно. Я имею в виду реакцию. Я потрясена, да, но такого рода потрясение проходит быстро. В том, как я смотрю на них, не будет никакой неуверенности. Они не видят меня. Они не знают, что я здесь. Они абсолютно беспечны — занимаются любовью и полностью поглощены друг другом. Они совершенно не подозревают о моем присутствии. В подобной ситуации, Маделин, нет необходимости прятаться, уж я-то знаю. Сначала потрясение, да. Но вслед за ним сразу же приходят чувства обиды, отвращения, ненависти. Если бы я хотела заполучить мужчину, то смогла бы убить женщину. И я позже сделаю это по сценарию. Но именно отсюда начинается моя ненависть к Рани. С этого момента. Это сильное всепоглощающее чувство, так что я не могу сдерживать его, глядя на нее. Позже я стану скрывать его, лелеять, оно станет моей тайной и неумолимо повлечет к развязке.

— Разве это соответствует характеру героини, Симона? Стелла нежная женщина, хорошая жена…

— Только до этого момента. Только тонкая нить существует между любовью и ненавистью, Маделин. Между женской нежностью и яростью. Все мы такие. Неужели вы еще этого не поняли?