— К чему? — просила она.

— К тому, чтобы во время шторма пить с вами чай по ночам.

— Да, конечно, — пробормотала она.

— Посидите со мной, Глинис, — попросил Каррик. Он взял ее за руку, стараясь усадить рядом с собой. Не в силах произнести ни слова, Глинис наклонилась и поставила кастрюлю как можно ближе к огню. Сердце ее учащенно билось, и прерывистое дыхание не позволяло притвориться бесстрастной.

А Каррик протянул руку, большим и указательным пальцами взял прядь ее волос, задумчиво посмотрел на нее испросил:

— Как его звали, Глинис? Кем он был для вас?

— Вы о ком? — Глинис округлила глаза.

— О том, кого вы старательно стараетесь не упоминать, о ком не хотите думать. Однако мысли о нем преследуют вас. Он был жесток с вами?

— Жестокость — понятие относительное. Все зависит от того, в чьих устах оно звучит.

— Расскажите мне о нем, — настаивал Каррик.

— Вы не хотите отложить этот разговор на другой раз? Глинис подумала, что если хочет заставить Каррика рискнуть, то и сама должна рисковать.

— Хорошо, я расскажу, — произнесла она с глубоким вздохом. — Его звали Джек Рэймер, я была молода и неопытна и вышла за него замуж. Мы состояли в браке два года, но уже к концу первого года стало ясно, что мы не сможем жить вместе.

— Вы любили его?

Вспоминая об этом периоде своей жизни, она обычно ощущала печаль. Но сейчас ей казалось, что она рассказывает историю из другой, чужой жизни. Это из-за Каррика она стала спокойнее относиться к своему прошлому? Вполне возможно.

— Если по-честному — нет. Теперь я понимаю, что была тогда больше влюблена в сказочные истории о вечной счастливой жизни после свадьбы. Джек был красивым мужчиной, отличным ковбоем с большой серебряной пряжкой на поясе. Я знала его с детства.

— Насколько я понимаю, страсти между вами не было?

— Вы весьма проницательны, Каррик. Не было.

— Почему вы его выгнали?

— Как вы догадались? — удивилась Глинис. — С таким же успехом Джек мог бросить меня.

— Во-первых, вы бы не вышли замуж за глупого человека, а это означает, что он был достаточно умен, чтобы понимать, что он теряет. Я уверен, это была ваша инициатива. Но почему?

— Как бы вам объяснить, — начала Глинис, — в тех краях, где я жила, принято было выходить замуж за людей своего круга. При этом земли оставались в руках старых владельцев, чужестранцы на ранчо не попадали. Джек казался наиболее подходящим из сыновей владельцев соседних ранчо.

— Но он не казался ни вам, ни окружающим большим подарком. Верно?

— Вы опять правы. — Ей было не очень приятно признаваться в этом, но боль прошла. — Нет, Джек не был идеальным мужем. Он был замечательным кавалером, пока ухаживал за мной. И я долго не догадывалась о том, какая мне грозит опасность, а когда поняла, было уже поздно.

— Знаю по опыту, что у мужчины бывает один из главных пороков: пьянство, азартные игры и женщины. Какой был у Джека?

— Все три, — спокойно ответила Глинис. — Начинал он с выпивки, затем переключался на азартные игры, осыпал женщин подарками, если выигрывал, а когда проигрывал, они с удовольствием утешали его. Обычно он проигрывал… и проигрывал много.

— Надеялся, что вы будете оплачивать его долги?

— Дело дошло до того, что мне пришлось выбирать между ранчо и Джеком.

— И вы с ним расстались?

— Он понял, что я не пожертвую своим ранчо. Примерно за два месяца до второй годовщины нашей свадьбы Джек отправился в Лас-Вегас с одной сочувствующей ему дамой. Развод я получила в его отсутствие.

— Вы сожалеете об этом? — тихо спросил Каррик.

— О разводе? Ни капельки. О том, что вышла за него замуж? Конечно.

— Был у вас кто-нибудь после Джека?

— Нет. Ведь я никогда не покидала ранчо. А теперь скажите, какой из трех пороков предпочитаете вы, Каррик де Марсо?

— Женщин, — ответил он, погрузив пальцы в ее волосы, затем погладил ее плечо и посмотрел ей в глаза. — Должен признаться, что недавно меня очаровала одна невероятно упрямая зеленоглазая девушка с прекрасными каштановыми волосами.

Вот и настал этот момент, подумала Глинис. Сердце у нее едва не выскочило из груди.

— Послушайте, Каррик, не стану ходить вокруг да около, скажу прямо и откровенно то, что считаю нужным.

— Говорите, Глинис Малдун. Что вас тревожит?

— Вы! — Он удивленно вскинул бровь. Глинис поспешила добавить: — Вернее мы. Я… — Она судорожно сглотнула. — Боже, это так трудно…

Он усмехнулся, в глазах его сверкали озорные огоньки.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду влечение, которое мы испытываем друг к другу и с которым пытаемся бороться?

— Один из нас борется более решительно, — парировала она.

— Но почему, Глинис? Я знаю, что ваша репутация нисколько вас не волнует. Ваше прошлое тоже. Может быть, вы боитесь забеременеть?

— Это серьезная проблема.

— Согласен. Ну а если я предложу вам выйти за меня замуж?

— Нет. Я уже побывала замужем и не имею ни малейшего желания пережить все это еще раз. Тем более что вы все равно не будете рядом»со мной и с нашим ребенком.

— Наконец мы пришли к самому главному, к петле палача.

— Вы фаталист до мозга костей, — сказала Глинис, стараясь не выдать своего отчаяния. — Если ваша мать сможет переместить меня в мое время, почему бы вам не присоединиться ко мне? — Она коснулась его руки. — Поедемте со мной, Каррик, забудьте о предсказании.

Если он скажет, что должен отомстить за смерть Шина и убить Каннингема, это вряд ли ее убедит. Но главное — он считал, что было бы невероятной жестокостью позволить ей надеяться, что из создавшегося положения есть выход. И, не отводя взгляда от огня, он спокойно сказал:

— Оставляя в стороне более практические детали, следует признать, что нельзя изменить свою судьбу, Глинис.

— Я не могу с этим смириться, — возразила она, сжав его руку, — не могу сдаться. Почему вы не хотите даже попробовать?

Он опять посмотрел на потухающий огонь и спросил:

— И что я буду делать в вашем времени?

— Для вас всегда будет место на моем ранчо, — заявила она. — Вы скачете верхом так, будто родились в седле, и сможете работать с животными не хуже местных. У нас все получится.

Каррик не хотел причинить ей боль, не хотел разрушить ее мечты.

— Глинис, — мягко произнес он, — я ценю ваше предложение, но предпочел бы умереть в моем времени, чем жить из милости в вашем.

— Ладно, можете не работать со мной, — быстро ответила она, — можете изготовлять мебель и продавать ее в дорогих магазинах. Это хороший заработок. Можете работать на фабрике или в магазине. Это не имеет значения, главное, вы будете живы, это все, чего я хочу.

— Вы не хотите, чтобы я стал частью вашей жизни? — спросил он.

— Если пожелаете, я буду рада, — сказала Глинис, помолчав, — если нет — смирюсь с этим. Там огромный мир и масса разнообразных возможностей для такого человека, как вы. Я не стану привязывать вас к себе, если у вас появится желание жить в другом месте.

Он усмехнулся:

— Глинис, никто не сможет увлечь меня так, как вы.

Это была правда, но Каррик пожалел о сказанном. Его слова можно было принять за объяснение в любви, и он поторопился заделать брешь в своей обороне.

— Но это не зависит ни от места, ни от времени. Если я отправлюсь с вами, то попаду в совершенно чужой мне мир. И буду как деревенский дурачок таращиться на незнакомые мне предметы. Нет, благодарю вас.

— Какой же вы пессимист, — возмутилась Глинис. — А вы не думали, что сможете приспособиться к новой жизни? Мне же удалось вписаться в ваш мир.

— Мой мир гораздо проще, чем ваш, Глинис.

— Перестаньте, — сказала она раздраженно. — Ваш мир мало чем отличается от моего. Если убрать электричество, водопровод и центральное отопление, то разницы почти никакой.

— Мать рассказывала мне о вещах, привычных для того мира, который она покинула. Но гораздо важнее то, что она думает не так, как мы. Я вижу, как она относится к своему положению в этом мире. Она отличается от всех других женщин нашего времени, потому что ее вера, ее отношение к жизни сформировались в другом мире. Я не могу думать, не могу рассуждать как человек вашего времени, Глинис. И я навсегда останусь там чудаком.