— Ты же сам велел отдать должное французской кухне, — принялся оправдываться Джон.

— Бедняжка! — вздохнула Филиппа. — Кучу всего наготовила, а мы ничегошеньки не съели. Столько продуктов зря перевели…

— Да уж, бедняжка, — рассеянно проговорил Нимрод и зевнул.

— А вы заметили ее глаза? — спросила Филиппа. — Такие странные… Смотрит не на тебя, а будто сквозь тебя.

Джон пожал плечами:

— Одно слово — француженка. Все они смотрят на американцев как на пустое место.

— Не только на американцев, — сказал Нимрод. — Почти на всех нефранцузов. Все, кроме них, сущие дикари. — Он снова зевнул. — Что-то я раззевался, клянусь Лампой. Надо бы прикорнуть на часок, да жаль — времени нет. Сейчас нам пора в Старый город, к Хусейну Хуссауту.

Самая старая часть Каира лежит к югу от Города садов. Они проехали по тихой, мощенной булыжником улочке с глухими фасадами домов, средневековыми церквушками и аккуратным кладбищем, свернули в длинный узкий переулок и увидели довольно большой магазин с дешевыми сувенирами на витрине.

— Хусейн, разумеется, знает, что я джинн, — сказал Нимрод, когда они подходили к дверям. — Однако ваше происхождение мы от него скроем. По крайней мере, на время. Если ты — джинн, совершенно ни к чему, чтобы все окружающие об этом знали. Кроме того, если Хусейн будет считать вас обычными детьми, это позволит вам подружиться с его сыном Бакшишем. Мальчик хорошо говорит по-английски и может нечаянно выболтать что-нибудь, что отец его оставит в секрете. Короче раскройте глаза пошире и держите ушки на макушке.

Джон осмотрел витрину.

— Тут же один хлам! Финтифлюшки для туристов.

— Настоящий товар он держит наверху, в отдельной комнате, — пояснил Нимрод. — Один из вас может заглянуть тут во все закоулки, если другой в это время будет отвлекать Бакшиша.

Хусейна Хуссаута они увидели сразу, как вошли. Весь в белом, он сидел на полу, среди подушек, расшитых бедуинскими узорами, рядом стоял низкий кофейный столик, заставленный мисочками с фисташками и арабскими сладостями, графинами с лимонадом и множеством стаканов. Нервными пальцами он перебирал гагатовые, черные как смоль древние четки. Перед ним стояло хитрое приспособление для курения через воду — кальян — с длинной, точно фагот, трубкой, и он попыхивал, распространяя вокруг себя сильный запах земляники. В промежутках между затяжками он пил глоточками горячий кофе из серебряной чашечки. Знаменитый кладоискатель был седовлас, с темными усами и большой щелью между передними зубами, которая придавала его красивому лицу несколько хитроватое выражение.

Увидев Нимрода, он улыбнулся, коснулся лба кончиками пальцев и чуть наклонил голову.

— Ты пришел наконец, — проговорил он. — Я уже боялся, что не придешь.

С этими словами он встал и поцеловал Нимрода в щеку.

Нимрод обернулся к близнецам:

— Это мои юные друзья, Джон и Филиппа. Мои родственники из Америки. Приехали ко мне на пару недель погостить.

Хусейн Хуссаут расплылся в щербатой улыбке и поклонился детям.

— Добро пожаловать в Египет, — сказал он и, прищурившись, добавил: — А вам тут не слишком жарко?

Филиппа почувствовала, что вопрос задан неспроста: Хусейн пытается выяснить, не джинн ли они, подобно их дядюшке. Поэтому она приняла несчастный вид утомленного зноем человека — ведь от жары страдают только люди, а джинн, наоборот, наслаждаются каирской погодой в июне месяце.

— Да, тут ужасно жарко, — вздохнула она, обмахиваясь, точно веером, картой Старого города.

— Прямо как в духовке, — подхватил Джон, сообразив, что к чему. — Если станет еще жарче, я испекусь заживо.

— Мы этого не допустим, — сказал Хуссаут, наливая каждому стакан лимонада. — Вот выпейте, очень освежает.

Близнецы, которые, будь у них выбор, предпочли бы горячий ароматный кофе, приняли из его рук стаканы и поблагодарили хозяина.

— Немногие люди переносят жару так легко как Нимрод, — заметил он. — Но с другой стороны он — англичанин, а это многое объясняет. Знаете как в песенке: «Только бешеным собакам да безумным англичанам в полдень солнце нипочем, нипочем…»

— Вы правы, — кивнула Филиппа, всячески стараясь утвердить хозяина во мнении, что они с братом — обыкновенные американские детишки. — Я даже не понимаю, как ему не жарко!

— Да, странно, — улыбнулся Хусейн Хуссаут. — Но что взять с чудака-англичанина?

Нимрод уселся на позолоченный трон — точную копию того трона, который извлекли из гробницы Тутанхамона и поместили в Египетский музей.

— А как поживает твой сынок Бакшиш? — спросил Нимрод у хозяина, оглядывая внутреннее убранство магазина.

— Очень хорошо поживает, спасибо.

— Он сейчас где? В школе? Что-то его не видно…

— Да, в школе.

Нимрод кивнул:

— Ну что ж, перейдем к делу. Я получил твою записку.

Хусейн Хуссаут бросил взгляд на близнецов.

— А ничего, что мы будем обсуждать это при детях?

— Все равно ничего не поймут. Вреда не будет.

— Лучше все-таки им ничего не слышать, — твердо сказал Хусейн.

— Как пожелаешь, мой друг, как пожелаешь. — Нимрод подмигнул близнецам и сказал: — Детки, поищите-ка себе по хорошему сувениру, вон там, в дальнем углу.

— Хорошо, дядя. — Они с готовностью отправились в глубь магазина — рассматривать игрушечные саркофаги, в каждом из которых лежала крохотная, замотанная в бинты мумия, точь-в-точь как настоящая. Однако беседа Нимрода с торговцем редкостями интересовала их куда больше. Близнецы напрягли слух и вдруг, к своему удивлению, обнаружили, что это усилие и вправду позволяет различить каждое слово, сказанное далеко, почти у порога магазина. Кроме того, они ждали, когда хозяин увлечется беседой настолько, чтобы они могли незаметно, как просил Нимрод, проскользнуть в задние комнаты и во внутренний двор и поискать там что-нибудь интересное.

— Итак, — сказал Нимрод, — ты написал, что кое-что нашел.

— Такая у нас работа, — осклабился Хусейн.

— Возможно, ты обнаружил что-то после последнего страшного землетрясения?

— Ой, страшного, спору нет… Но нет и худа без добра. Особенно в Египте. С тех пор столько на поверхность повылезало. И ты вот приехал. И Иблис приехал. И оба ищете одно и то же.

— Иблис здесь? В Каире? Ты его видел?

— Да. Позавчера. В Египетском музее. Ты же знаешь, я часто наведываюсь туда поутру, чтобы посмотреть на древние сокровища. Для вдохновения. По мне, у каждого из этих древних камней есть голос… Короче, было обычное утро. Во всяком случае, мне так казалось, пока я не оглянулся. Оглянулся и встретился взглядом с Иблисом. Он был не один, а в сопровождении нескольких родственников. Там была Меймунах, ее отец Димирят и еще Дахнаш. Вряд ли наша встреча была случайной, да они и сами сказали мне без обиняков, что пришли не столько в музей, сколько повидать меня. Поэтому мы прошли в музейный кафетерий — поговорить. Все чинно-благородно.

— И как поживает Иблис? — спросил Нимрод.

— Отрастил бороду.

— Неужели?

— Да, светлая такая бороденка, едва закрывает подбородок. И тонкие усики. Так арабы носят. А в остальном — ничуть не изменился. Лощеный. Деловой. С безупречными манерами. В дорогом костюме с вашей модной лондонской улицы Сэвил-Роу. Туфли ручной работы. Типичный англичанин, Нимрод. Как и ты сам. — Хусейн Хуссаут широко улыбнулся и поковырял ногтем мизинца в щели между передними зубами. — Между тобой и им много общего, мой друг.

— Что, например?

— Он сообщил мне, что заинтересован в приобретении вещиц, которые выплюнула пустыня во время землетрясения Настоящих, древних. Особенно эпохи Восемнадцатой династии. Сказал, что деньги — не вопрос. Ну да у вас всегда так. Если вещь действительно стоящая, называй, Хусейн, любую цену.

— Джинн интересует только Восемнадцатая династия, — вставил Нимрод. — Ты это знаешь не хуже меня.

— Иблис сказал, будто до него дошел слух, что я располагаю информацией о местонахождении гробницы Эхнатона.