Нина со своей матерью остановились в доме, который принадлежал Георгию с женой. В это же время там жил один мужчина по фамилии Чхотуа, который приходился молочным братом Михаилу[18].

Как-то вечером девушка отправилась купаться на реку и не вернулась. Ее одежда была обнаружена на берегу.

По городу пошли сплетни, которые даже были напечатаны в некоторых газетенках, что организатором убийства был мой брат, который хотел избавиться от сестры жены, чтобы, таким образом, Эло досталась часть ее наследства. А орудием преступления стал этот Чхотуа, нигилист по своим убеждениям.

Нет нужды говорить, что на суде подобным измышлениям никто не поверил. Всем здравомыслящим людям было известно, что, согласно действующему законодательству, младшая сестра не становилась наследницей состояния старшей сестры, и потому подобный мотив преступления не имел смысла.

Но, к сожалению, несчастный Чхотуа не смог предоставить никакого алиби, и, так как ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения в том, что произошло именно убийство, он был приговорен к ссылке на 20 лет в Сибирь.

Через много лет реальный убийца на смертном одре признался в преступлении и невинная жертва была освобождена из Сибири.

Так получилось, что я оказалась на том же теплоходе, на котором он возвращался из ссылки. Я была счастлива увидеть бедного парня, снова вернувшего свое честное имя. Я подошла к нему, обняла и расцеловала[19].

В 1876 году мы все еще находились в Одессе, когда получили известие из Скерневиц о помолвке княжны Орбелиани с Василием Нарышкиным.

Фельдмаршал и его жена пригласили нас приехать и пожить в Скерневицах. Мы собирались приехать на свадьбу, но, к несчастью, непредвиденное происшествие задержало нас.

В железнодорожном вагоне, в котором мы отправились в путешествие, было очень жарко. Георгий вышел в коридор, сопровождаемый своей женой, чтобы подышать свежим воздухом. Там он внезапно потерял сознание.

Я спала в тот момент, но меня разбудил громкий шум. Я вышла из купе и стала свидетельницей странной сцены. Эло лежала на полу в луже крови, а над нею сидел склонившийся Георгий.

Оказалось, что в своем стремлении раздобыть для мужа свежего воздуха Эло кулаком разбила стекло вагона и порезала вену. Мы, как могли, попытались остановить кровотечение.

Нет нужды говорить, что в таком состоянии мы не могли продолжить путешествие и на следующей станции сошли и вернулись в Одессу. Там мы провели несколько дней, пока Эло не стало лучше. И только тогда вновь отправились в Скерневицы…

Кстати, наследник, ставший затем Александром Третьим, любил русскую парную. В нашем доме тоже была парная. Наследник обычно приходил к нам по утрам, парился, а затем пил с нами чай. У Эло даже была специальная чашка для него.

Жизнь в Скерневицах шла по строго заведенному порядку. Фельдмаршал вставал рано утром и в восемь утра уже отправлялся на прогулку. Для того чтобы я тоже могла вставать рано, он подарил мне свой будильник.

Ланч всегда подавался в одиннадцать часов утра, после чего я обычно отправлялась на конную прогулку. Я очень мало ездила верхом до этого, поэтому часто падала с лошади.

Как-то княгиня Барятинская заметила мне, что я неправильно сижу в седле и обязательно упаду. И действительно, через считаные минуты я была на земле.

С прогулки мы возвращались в три часа, пили чай и потом в пять часов обедали. В девять вечера снова пили чай, а для тех, кто хотел более серьезно подкрепиться, был накрыт стол с холодными закусками.

Мне запомнился забавный эпизод, произошедший в 1876 году во время визита в Скерневицы императора. Когда все собрались для обеда, фельдмаршал, увидев в дверях метрдотеля, решил, что обед готов, и, не дожидаясь привычного объявления: «Обед подан», повел императора и гостей в столовую.

Но оказалось, что обед еще не был готов и метрдотель выходил в салон просто, чтобы о чем-то спросить фельдмаршала. В результате императору пришлось двадцать минут сидеть за столом, ожидая обеда. Лица у всех собравшихся выражали растерянность, лишь один фельдмаршал смог обратить произошедшее в шутку и заставить императора рассмеяться. Фельдмаршал повернулся к нему и сказал: «Без сомнения, Ваше Величество никогда в жизни не ожидало супа двадцать минут. Это новый и, надеюсь, забавный опыт».

Тот визит Александра Второго в Скерневицы произвел на меня очень большое впечатление, я запомнила его во всех малейших деталях.

В местном театре был устроен прекрасный вечер. Этот театр был построен на месте старого вокзала. Занавес был точной копией кулис в театре Тифлиса. На нем были изображены предающиеся веселью грузинки и русские в традиционных костюмах. Оригинал принадлежал кисти художника князя Гагарина, который также расписал собор Сиони в Тифлисе.

Наследник и его супруга Мария Федоровна, сестра королевы Англии Александры, сопровождали императора во время этого визита.

Я запомнила, как после ужина завязалась оживленная дискуссия между членами императорской семьи о том, должны мы танцевать или нет. Мария Федоровна очень любила танцевать, а царевич, напротив, не был большим любителем этого.

В итоге император взял разрешение этого непростого вопроса на себя. И, подойдя ко мне, пригласил на вальс.

Комнату тут же освободили от стульев и столов, и Его Величество со мной, семнадцатилетней девушкой, открыло импровизированный бал. Я до сих пор дорожу украшенным вышивкой платьем, в котором танцевала в тот памятный вечер.

Приезд императора в Скерневицы был наполовину частный, неформальный, а потому наместник в Польше и другие официальные лица на прием не приглашались.

Перерыв в программе императорского официального визита в Польшу был всеми воспринят радостно. Император никогда не оставался в Скерневицах на ночь, в конце дня он неизменно возвращался в Варшаву.

В том году в конце августа, после того как Александр Второй уехал из Варшавы, царевич и его жена приехали погостить в Скерневицы. Барятинские, с их знаменитым тактом, пригласили в свой дворец все польское общество на встречу с его императорским высочеством. Поляки пребывали в восторге от этого.

Царевич и Мария Федоровна сумели уделить внимание всем приглашенным, они были с гостями милы и очаровательны.

30 августа было днем именин императора, царевича и фельдмаршала, а 5 сентября – именинами княгини Барятинской.

О том, как достойно отметить эти два события, велись серьезные споры. Устроить бал или организовать охоту?

Мария Федоровна конечно же хотела бал. Но так как царевич, как я уже говорила, не был большим любителем танцев, было решено устроить и бал и охоту.

Охота состоялась в местечке Томашов, где раньше был монастырь, и проходила с 30 августа до 5 сентября. А бал был дан в Скерневице 5-го числа, в день именин княгини Барятинской.

Утром 30 августа около 4 часов утра мы все отправились в «монастырь». Фельдмаршал решил отказаться от услуг полиции по охране высоких гостей и взять всю ответственность за безопасность на себя.

К счастью, ничего страшного не случилось. Притом что на балу, который был устроен на открытом воздухе, присутствовало огромное количество народа. Поляки были очень довольны этим вечером, особенно когда увидели, что в программе бала представлены национальные танцы. Царевич приобрел колоссальную популярность, когда приказал выставить танцорам водку.

Фельдмаршал в этот вечер наложил вето на военную форму, поэтому все явились в охотничьих костюмах, за исключением адъютанта царевича, который по одному ему известным причинам явился в военной фуражке и при шпорах. Мы вскоре заметили это и нашли способ подшутить над ним.

Моя невестка находилась в трауре и не присутствовала на охотничьей вечеринке. Поэтому моей компаньонкой стала княжна Шаховская.

Все было совсем по-простому. Нам предоставили бывшие кельи монахов, а в коридорах между кельями установили бочки с водой. Мы сами помогали себе одеваться, горничных и камердинеров у нас не было.