Он не вернулся даже домой, бросил семью. Сташевский же уже на другой день рассказал нашим товарищам о своей встрече с Шевченко. Через пару дней в Москве мне пришлось в здании МИДа подробно беседовать со Сташевским о деталях его разговоров с Шевченко. Он откровенно рассказал, что слышал краем уха, как это обычно бывает, что Шевченко вызывают «на ковёр» к министру, но нисколько не сомневался, что это лишь «лёгкая профилактика». В тот момент он внёс определенную ясность в происходящее, а с другой стороны, задним числом скажу, что «всё, что ни делается — к лучшему»: если бы Шевченко остался в МИДе, являясь американским агентом, он нанёс бы намного больший ущерб нашему государству.
По делу Аркадия Шевченко написана куча статей и даже книг. Они известны. Но об одной, неопубликованной у нас, скажу несколько слов. Книга «Любовница перебежчика» вышла вскоре после бегства Шевченко. Автором была действительно его любовница, и книга вышла под её собственным именем, Джуди Чавис. Она была привилегированной девушкой по вызову и одним из инструментов Нью-Йоркского отделения ФБР при разработке и вербовке Шевченко. В книге Джуди сообщает, что сразу после «исчезновения» Шевченко один из её знакомых по этому делу фэбээровцев сказал ей доверительно, что ей стоит на время исчезнуть, так как «дело сложное». Она поняла так, что ФБР вообще может её «убрать» и бросилась за советом к своему другу-журналисту. Последний, человек опытный, правильно оценил обстановку. По его совету она в печати открыто и достаточно громко должна была заявить о себе и сообщить во всех подробностях о своей причастности к скандалу с Шевченко, тогда её не посмеют убрать, так как ФБР такой скандал никак не нужен. Книга была быстро написана в соавторстве с журналистом и издана. Издание изобиловало пикантными подробностями, а нередко и скабрезностями. Девушка писала, что помимо связи с ней Шевченко пользовал просто уличных проституток, а однажды она обнаружила, что его моча в унитазе была цветной от приёма лекарств и поняла, что он подцепил венерическую болезнь. В другом отрывке она пересказывала рассказ агента ФБР, который работал с Шевченко. Агент, как она пишет, был «опять в новом костюме» и заявил ей, что вынужден был купить костюм, так как прежний был полностью испорчен Шевченко, когда они последнего, в очередной раз упившегося, выносили из ресторана. Мы доложили краткую аннотацию книги начальству и через пару дней получили «рекомендацию», видимо, исходящую с самого нашего верха, что книгу публиковать у нас не следует: «Нет нужды вновь ворошить грязное бельё». Очевидно, это было правильно. Хотя, может быть, была и ещё одна причина: в книжонке в не очень лестных выражениях говорилось о связи Шевченко и его жены с А. А. Громыко, министром иностранных дел в то время, и его женой.
После своего побега Шевченко быстро превратился «в ничто» и только доставлял головную боль своим хозяевам. Он бесславно закончил свою жизнь в полном забвении. Умер от цирроза печени. На его похоронах были только представители ФБР.
В абсолютном большинство дел по шпионажу, дел об агентах противника, имеющих доступ к настоящим секретам страны, к сведениям особой важности, шпионы были выявлены контрразведкой только после прямой информации об этих лицах, полученной из спецслужб противника. Нет нужды сравнивать статистику по соотношению дел, раскрытых по каналам разведки, и дел, которые выявила контрразведка в «чистом виде», т. е., базируясь только на своих внутренних сигналах. Это касается и западных спецслужб в такой же мере.
Такие дела, как дело Пеньковского, раскрытое по сигналу нашего наружного наблюдения, являются явным исключением. Правда, надо вспомнить о небрежности и торопливости англо-американцев в работе с Пеньковским. По поведению Пеньковского было заметно, что он человек психически неуравновешенный, и они сами чувствовали, что Пеньковский должен провалиться и спешили ухватить от него как можно больше информации. Но исключения только подтверждают правила. Трудно привести много примеров успешного раскрытия агентов противника контрразведкой без получения соответствующего сигнала от разведки. В этой связи интерес представляет дело Александра Огородника — крупнейший успех нашей контрразведки по разоблачению очень важного агента ЦРУ.
Второе главное управление показало в деле Огородника свой профессионализм, получив от нас (управления «К») небольшую и неконкретную информацию, наводку. Нам стало известно от нашего работника Валерия, что спецслужбы Колумбии проявили интерес к связи советского дипломата в Боготе Огородника с местной гражданкой Санчес. Связь носила интимный характер и была довольно серьёзной. Сигнал, конечно, был передан по назначению, во Второй главк. Косточка была небольшой, и, надо отдать справедливость, контрразведчики вцепились в неё намертво и разгрызли до конца. Как потом стало известно при дальнейшем расследовании, Огородник был завербован американцами на «крутом» компромате, который попал к ним в руки нежданно-негаданно. Почти случайно связь Огородника с Санчес попала в поле зрения колумбийских спецслужб. Дама позвонила Огороднику прямо в посольство из Испании, куда выехала в гости на несколько дней. Она была во взволнованном состоянии и сразу заявила, что беременна. Огородник прервал разговор, попросив даму перезвонить через полчаса на городской телефон-автомат, который находился недалеко от посольства. Но учитывая, что звонок был в посольство советскому дипломату, он был зафиксирован, записан и дал почву для действий колумбийской контрразведки. Вскоре агенты колумбийских спецслужб вызвали приехавшую домой даму-колумбийку и тут же привлекли её к сотрудничеству, что было, очевидно, несложно. Получив от Санчес все подробности её связи с советским дипломатом, они вышли прямо на Огородника с предложением о сотрудничестве, или пригрозили придать огласке всю историю, что грозило Огороднику отзывом в Москву и всевозможными унижениями — его подруге. Огородник заявил, что будет разговаривать только с представителем ЦРУ США. С этим проблем не возникло. У колумбийцев контакт с американцами был налажен, и уполномоченный офицер ЦРУ прибыл немедля. Огородник дал согласие работать на ЦРУ, поставив лишь несколько условий: что его подруга получит возможность проживать в Испании, что расходы по рождению ребёнка будут оплачены американцами, что ЦРУ откроет небольшой центр по уходу за детьми, где будет работать Санчес. Все условия были, конечно, приняты. Огородник «без разгона» начал давать информацию американцам. (Есть сведения, что Санчес и сейчас живёт и работает в Испании, руководит созданным для неё центром. Она родила дочь, которая жила вместе с матерью, а позднее тоже стала работать в этом центре.)
Информация Огородника оказалась интересной для американцев, против их ожидания. Более того, через полгода Огородника отозвали в Москву и назначили в одно из основных управлений МИДа. Через него шла переписка с послами ведущих стран. Огородник стал передавать десятки шифрованных телеграмм, сотни страниц отчётов посольств и аналитических материалов центрального аппарата МИДа.
Чаще всего агент, завербованный на компроматах, настроен против своих хозяев и работает под нажимом, из-под палки. Здесь же было всё по-другому — на этот раз агент работал с ЦРУ не за страх, а за совесть. От Огородника шли сотни страниц документов: важнейшие указания послам и даже доклады МИДа руководству страны. Это были фотокопии документов, не вызывающие сомнений. ЦРУ оценило важность материалов. Сообщения Тритона, — такую кличку Огородник получил от хозяев, — переводились дословно и со спецкурьерами направлялись в Белый дом, Госдепартамент, Совет национальной безопасности США, лично первым лицам, даже на специальных бланках. Были отработаны все возможные тонкости двусторонней связи. Шифроблокноты с особой степенью защиты, новейший закамуфлированный фотоаппарат и т. д. Тритон был возведён в градации ЦРУ в категорию особо охраняемых среди самых важных агентов. О каждой операции в Москве по делу Тритона обязательно докладывали директору ЦРУ Стэнсфилду Тернеру.
