— Да вот… Ходит тут, ходит… Уже третий раз за день его замечаю. Видишь?

Алина подошла к домоправительнице, выглянула в окошко. Флигель стоял далеко от дома, прямо у кованого забора. И по ту строну этого забора нервной походкой прохаживался некий молодой человек в дутом пуховике. По всему было видно: как ни старался он делать вид, что прохаживается просто так, дышит свежим воздухом и все такое, но внимание молодого человека было приковано к особняку. Что-то он там высматривал. Но при этом, что было особенно странно, отскакивал в сторону и прятался за заснеженными деревьями каждый раз, как только замечал движение на интересовавшей его территории.

— Может быть, сказать охране?

— Ох, не знаю… Боюсь, Евгении Валерьевне это может не понравиться. Знаешь, как в хозяйские дела лезть? Себе дороже может выйти, ведь кто его знает, что у них на уме…

— Не понимаю, Софья Павловна!

— Да что тут понимать. Знаешь, это кто? Тот самый прощелыга, с которым хозяйка… ну… из-за которого Иван Дмитриевич из дому-то ушел тогда! Я его сразу узнала — мне хоть и за шестьдесят уже, а глаза острые, как в молодости. Узнала! Он это! Ишь, смотрит. И ходит. Чего ходит? Как знал, черт такой, в самую ненужную минуту приперся…

У Алины тоже были острые глаза, и она не смогла сдержать удивления:

— Не может быть! Хозяйка — с ним, с вот этим? Да не может быть! Ему же лет, ну… ну лет двадцать всего!

— Скорее, двадцать пять, — прищурилась Софья Павловна. — Щеночек еще совсем, это верно. Но наглый. Чего вот ходит, скажи? Только у нас здесь все налаживаться стало!

— А знаете что? Я сейчас выйду да спрошу у него, чего надо! Ну что мы гадаем, в самом деле, а вдруг он высматривает, как бы дом обокрасть? А что! Он же знает, какая здесь обстановка! А с нас с вами, Софья Павловна, потом спросят. Я выйду.

— Осторожнее бы надо… — начала было домоправительница.

Но Алина накинула на плечи шубку и взялась за ручку двери.

— Да не бойтесь, Софья Пална! Я его сейчас быстро отважу!

По хрустящему снегу девушка быстро пересекла небольшое расстояние, отделяющее флигель от ворот. Встала напротив парня, нахмурилась.

— Эй! Тебе что надо? А если я охрану позову?

— Ну наконец-то! — красивый (действительно очень красивый!) молодой человек с глубоко запрятанной в глубине карих глаз тревогой шагнул к ней навстречу, как к своей спасительнице. — Что вы там все, уснули? Замерз весь, думал, уж и не дождусь, когда кто-нибудь выйдет. Плохо вас школят, эх вы, «обслуживающий персонал».

— Что? Ты ждал меня? Меня?

— Да мне все равно. Ладно, к делу. Слушай, хочешь заработать сто баксов за десять минут работы? То есть даже не работы, а так, поручение одно выполнить надо. Берешься?

— Сперва скажи, что надо!

— Не ори. Внимание привлекаешь.

Он воровато оглянулся и сунул руку во внутренний карман. Алина невольно отпрянула, прикрыла рот ладошкой.

— Ты чего? Записка вот. Записку передашь? Девчонке, которая вчера приехала. Дочери хозяев.

Он протянул руку через чугунные прутья, схватил Алину за рукав и насильно вложил ей в руку вчетверо сложенный листок.

— А это тебе. — И следом за запиской в руку вползла зеленая бумажка. — Согласись, работка не пыльная. Сто бакинских за пустяковую услугу. Так передашь?

— Ну… ладно.

Конечно, дело было не в ста долларах, просто хотелось быть чем-то полезной Светланке, которая, Алина знала, наверняка плакала где-нибудь в Большом доме. Ну и конечно, было интересно: чисто по-женски Алина чувствовала, что назревает интрига, и опять же чисто по-женски не могла отказать себе в удовольствии принять в ней участие.

— Ну, вот и договорились. Спасибо тебе. Только не тяни с запиской, слышишь? Сразу передай.

Она отмахнулась и пошла к дому, больше не оглядываясь на парня. Стодолларовая купюра отчего-то жгла руку.

На самом пороге Алина столкнулась с Евгенией. Женщина машинально посторонилась, но сразу же опомнилась:

— Это что еще за явление? — спросила она грозно. — Куда ты несешься, ты что — у себя дома? А ну давай к себе, и чтобы больше я тебя не видела! Еще раз увижу, что шляешься без дела — рассчитаю в два счета и без выходного пособия. Так и знай!

— Я по делу, — негромко, но твердо возразила девушка. — Меня просили передать…

— Что?

— Записку.

— Записку? Что за чушь! Давай сюда свою записку.

— Это не вам.

— Я сказала — давай сюда записку! Рассуждать она мне еще будет. Быстро, ну?

— Да нате!

Разозлившись, Алина сунула бумажку в раскрытую перед ее лицом ладонь и, развернувшись, побежала к флигелю.

Остаток дня прошел тихо, вечером, перед сном, Алина с Софьей Павловной пили чай с вареньем, домоправительница долго рассказывала о своих внуках, младшему из которых в этом году предстояло пойти в первый класс. Из Большого дома как будто тоже не доносилось ни звука.

Ночью, как это случалось теперь часто, долго не спалось. Она вспоминала Ивана, каким помнила его там, в деревенском домике, и невольно думала о том, как он переменился, едва переступив порог своего прежнего дома. «Милый, родной… Что-то неуловимое пролегло между нами, стеклянный барьер, который не виден взглядом, но ведь его и не перешагнуть… Мне надо привыкать к мысли, что все кончилось — да ведь ничего и не начиналось! — все кончилось и больше ничего не может быть!»

Но как же это больно, боже мой… Неужели это навсегда?

Конечно, со мной произойдет еще много-много всего, и быть может, даже чего-то хорошего, ведь трудно загадывать на всю жизнь вперед, я ведь еще так молода!

Все может случиться…

Ты перекрасишься, переоденешься, пострижешься по-новому. Сменишь город или даже страну, получишь профессию и увлечения, возраст и амбиции. Ты обретешь новых друзей и новых близких, а старые — не дай бог, и все же как зарекаться! — тебя предадут и бросят или просто скроются за горизонтом воспоминаний.

Но две вещи останутся неизменными: ты будешь женщиной, а он — он всегда будет где-то рядом, даже если он будет далеко. Даже если он сам о тебе не вспомнит. Даже если ты его не видишь.

Как сейчас.

Но он есть. И он будет. Ведь он не может не быть. Это как воздух, как свет — без них нельзя, но их не замечаешь, пока они в достатке.

Он не принц, он не годится тебе ни в кавалеры, ни в любовники. Ты это понимаешь. И он это понимает. Он, трудяга и умница, скорее всего, останется со своими родными или, что тоже может случиться, заведет семью и родит детей. Он будет прекрасным отцом — но не для ваших детей. Время пройдет, и, может быть, в какую-то минуту тебе даже покажется, что и у тебя, и у него наконец-то все хорошо.

Но, очень может быть, однажды тебе вдруг станет необходимо убедиться, что он все еще есть. И ты не сможешь успокоиться, пока не обнаружишь какие-то следы его присутствия.

И где ты будешь искать их спустя много лет, как не в своей душе?

И успокоишься ли ты, обнаружив их там?

— Алина, Алина! Детка, проснись! — Ее трясли за плечо, заставляя просыпаться, и ах как же этого не хотелось, ведь она уснула, кажется, только минуту назад! Или больше? Ведь ей снился сон, она видела во сне Ивана. И себя — вот поэтому-то и не хотелось просыпаться…

— Что случилось? — Девушка села на кровати, сонно моргая глазами. За окном стояла непроглядная чернота. — Разве уже утро?

— Вставай, вставай скорее! Одевайся и беги в дом! Мне нужна твоя помощь, срочно, детка, не мешкай!

— Да что случилось?!

— Ох, столько всего! Вставай же, некогда рассказывать, нужно срочно что-то делать… Одевайся же!

Алина уже натягивала через голову форменное платье. Наспех пригладила волосы, посмотрела вопросительно:

— И все-таки — что случилось?

— Это ужас какой-то! Хозяйка сбежала из дому со своим мальчишкой, а Светланка отравилась!

— Как?!

Шок был настолько сильным, что девушка невольно снова присела на кровать.