И тут же разозлилась на себя. Что она несет? Разве это было бы хорошо? Плохо, плохо, плохо!..

Софья Павловна продолжала говорить что-то еще, в основном фантазировала и строила планы — а ну как хозяева и в самом деле помирятся, и в дом вернется забытое счастье… Она призывала Алину в свидетельницы — «ведь правда же, как это было бы прекрасно?» — и девушка механически кивала ей, не отнимая руки, а мысли роились в голове и складывались совсем в другие слова!

«Я не могу с тобой проститься, мое сердце не отпускает тебя. Я только сейчас поняла — ведь я люблю тебя! Я очень сильно люблю тебя, и эта любовь не отпускает тебя и не хочет отпустить. Я не прошу от тебя ничего, я не прошу от тебя твоей любви, я лишь люблю тебя, и все. Я понимаю, что я тебе не нужна и ты меня не любишь… Я уже пыталась тебя забыть, но не получается… И как я раньше не замечала, что думаю только о тебе? Я думаю о тебе: встаю — думаю, ложусь спать — думаю, иду есть — опять думаю, думаю, я думаю о тебе!..

Скажи мне, почему меня так тянет к тебе? В чем был смысл нашей встречи, почему ты так поздно появился в моей жизни? Я должна сказать тебе — „прощай“, но не могу… Если бы не было поздно, и ты бы позволил мне внести в твою жизнь тот Свет, который я увидела благодаря тебе. Мы оба прозябали в темноте. Пришел свет, но одновременно пришла Она — и Она отнимает меня у тебя…»

Ей выдали синее форменное платьице, выдали «орудие для уборки помещений», выдали ключи от комнат, которые предстояло убирать. Судьба в третий раз смеялась над Алиной — иначе как объяснить это очередное возвращение к ведрам и швабрам? Замкнутый круг. Вечное невезение. Карма…

Ивана она не видела, не встречала и женщины со жгучими черными глазами. Хотя и некогда было особенно смотреть по сторонам: Алина и еще две девушки под руководством Софьи Павловны чистили, мыли, мели, гладили — дом содержался в образцовой чистоте, но тем не менее к приезду Светланы готовились, как к приему принцессы крови. На журнальном столике в гостиной Алина видела ее фотографию: беленькая, хорошенькая, как персидский котенок, девушка с искрящейся улыбкой смотрела прямо в объектив, источая вокруг себя сияние по-настоящему счастливого человека. «И она дорога ему», — кольнула мысль. Она занимает в его жизни, наверное, самое большое место. А я? Неужели я совсем-совсем тебе не нужна?

Вечером появилась Евгения — скользнула равнодушным взглядом по Алине и, кажется, ее не узнала… Весь вечер женщина просидела внизу, у телевизора, равнодушно листая какой-то журнал. Потом, отбросив журнал, долго смотрела в потолок, сцепив руки на затылке.

— Прошла молодость… Совсем прошла… — пробормотала она еле слышно, только для себя. Алина от неожиданности сделала неловкое движение, что-то скрипнуло, хозяйка резко подняла голову:

— Кто здесь?

— Это я… Простите. Меня Софья Павловна сегодня на работу приняла, в помощницы. Она сказала, что пока не будет меня представлять, я вроде как на испытательном сроке пока у вас.

— Ясно. — Евгения Павловна сразу же потеряла к Алине интерес. — Ты… как тебя? Поди скажи хозяину, чтобы спустился, — приказала она и отвернулась, снова сцепила руки на затылке.

Алина тихо-тихо положила метелочку для сметания пыли и отправилась выполнять приказание. Как оказалось, Иван был в одной из верхних комнат. Одетый в спортивный костюм явно из своего гардероба трехлетней давности, он стоял у окна и смотрел во двор.

— Хорошо, я сейчас спущусь, — сказал он. — А вы как? Устроились? Довольны?

— Да, все хорошо, спасибо.

— Ну что ж, я рад.

Он спустился к жене.

— Выйди, — приказала та Алине.

Пришлось повиноваться. Не в силах сдержать рвущееся из нее больное любопытство, девушка нашла себе работу в холле за закрытой дверью. Услышать, однако, удалось очень немного: вроде бы Евгения говорила что-то, потом повысила голос, пару раз до нее донеслось: «ты сам, только сам во всем виноват!!!» — на что было спокойно сказано: «Женя, нет смысла это выяснять… Нельзя возродить то, что уже перегорело, наверное, мы оба ошибались, это и есть наша общая вина. Но я вернулся — и вернулся ради Светланки».

Слышать это было больно, слезы невольно выступили из глаз и мешали рукам выполнять работу… «Ради Светланки! Есть же на свете ничем это не заслужившие девушки, которым бог дал все — и красоту, и молодость, и богатую мать, и любящего отца, который ей даже и не отец…» Позже, когда оба они ушли из комнаты, Алина вернулась в гостиную и долго рассматривала фотографию девушки с молочно-белой кожей и такими же волосами.

На следующий день она смогла убедиться в том, как мало отличается фотография в гостиной от оригинала. Светлана ворвалась в дом рано утром — яркая, стремительная, хохочущая, счастливая своей молодостью и любовью.

— Мама! Папа! Ой, как же я рада вас видеть! Родные вы мои! Любимые! И ведь нисколько не изменились — такие же красивые! Боже мой, боже мой, неужели я дома — просто не верится!!!

Девушка обнимала мать, целовала Ивана, со смехом падала на диван, болтая в воздухе ногами так, что все ждали — вот сейчас котенок начнет кувыркаться и играть прямо здесь, на большом ковре. Светланка не умолкала ни на минуту — щебетала и смеялась, взвизгивала от восторга, рассматривая и трогая знакомые с детства вещи, порывалась сейчас же, немедленно вскрыть привезенные с собой чемоданы:

— Там подарки! — Взмахивала руками и смеялась, когда ее останавливали, начинала взахлеб рассказывать о своей жизни в Европе, сбивалась с одной истории на другую, перебивала сама себя, сердилась и тут же снова смеялась, вплескивая руками.

— Ну хорошо, Светка, а где же твой молодой человек? — сумела Евгения Валерьевна вставить вопрос в этот фейерверк.

— Ой, мама! Ты представляешь, он сбежал!

— То есть?

— Ой, он такой смешной! Каждый раз что-нибудь такое выкидывает! Представляешь, всю дорогу и еще в самолете представлял мне в лицах, как он будет с вами знакомиться, и еще спрашивал, как сделать так, чтобы сразу понравиться, — а как стали подъезжать к дому, так буквально за первым поворотом и сбежал! Ни с того ни с сего, представляешь?! Просил остановить машину, чмокнул меня в щеку, крикнул: «Я позвоню!» — И только мы его и видели!

— Послушай, но это же как-то странно…

— Да нет, мама, это просто смешно! Он вообще такой — никогда не знаешь, чего от него ждать! За это я его и люблю! Да приедет он сюда, никуда не денется, наверняка сейчас какой-нибудь сюрприз нам всем готовит!

Она махнула рукой и снова засмеялась — ну не было и не могло быть на белом свете существа более беззаботного и счастливого, чем эта Светлана.

Больше Алина не могла наблюдать. Ее ждала работа по дому.

В течение дня Светланкин кавалер так и не появился, и по тому, как реже и глуше стал разноситься по дому ее смех, Алина поняла, что девушка начинает тревожиться. Не появился он и на следующий день, и Светланка напрасно не отходила от окна и не выпускала из рук мобильный телефон. Оживление девушки увядало прямо на глазах.

— Ну что же это такое, Светлана? — спрашивала ее мать и надменно пожимала плечами. — Это же просто демонстрация неуважения к нам всем — и к тебе, конечно, в первую очередь.

— Я не знаю… не знаю… — потерянно твердила Светланка. — Мама, ты знаешь, я боюсь, что что-то случилось… Что-то страшное…

— Да перестань! Просто наглость, мальчишеская выходка, вот и все!

Девушка улыбалась дрожащими губами и в который раз — безрезультатно! — набрала тонкими пальчиками номер на телефоне. А телефон молчал, молчал — и становилось действительно страшно.

А на третий день, уже ближе к вечеру, Софья Павловна негромко, как бы про себя, спросила, высматривая кого-то в окошко флигеля для прислуги:

— Интересно… Вот только тебя-то нам и не хватало, особенно в такое время… И кого это он там высматривает, нахаленок?

— Про кого это вы? — спросила Алина без особенного интереса.