При мысли о будущем Ричарда охватывало отчаяние. Неужели ему придется скитаться по столицам чужих стран всю оставшуюся жизнь? Обедневший дворянин, он должен унижаться перед знатью, жить с нелюбимыми женщинами, чтобы прокормиться; или, на худой конец, обчистить карманы незадачливого юнца, прожигающего отцовские деньги!

Мысль была столь неутешительна, что внезапная тоска по родным заставила его встать. Ричард решил отвлечься, выглянув в окно.

Перед ним раскинулся внутренний двор замка, а дальше — дворцовые парки со множеством фонтанов, струи которых переливались в лучах солнца. Великолепные скульптуры расположились вокруг искусственных озер; среди высоких кипарисов виднелся Дельфийский дворец. Но вместо этого великолепия перед мысленным взором Ричарда вставали небрежно подстриженные лужайки возле его дома в Хертфордшире; запущенный парк, спускающийся к ручью, кишащему форелью, и вновь поднимающийся к густому лесу, где водились фазаны.

А, собственно, что он хотел, проводя время на балах и приемах, находясь все время среди дипломатов? Ему бы только почувствовать свист ветра в ушах, вдохнуть запах земли и услышать призыв охотничьего рога!

Его грезы были прерваны стуком двери, которую ногой распахнул Гарри. Он нес кувшин с горячей водой и бритвенные принадлежности.

— В коридоре я встретил одного из раскосых рабов Екатерины, — весело сообщил Гарри. — Вам нужно торопиться, господин. Как говаривала моя матушка, бедняка ноги кормят.

— Тогда быстро побрей меня. И, пожалуйста, поосторожнее. Если, как вчера, у тебя дрогнет рука, головы тебе не носить!

— Это все русская водка, которой они угостили меня, — оправдывался Гарри, — или как там они ее называют. Выглядит как джин, на вкус — дрянь, а через пять минут чувствуешь себя так, словно тебя лягнул мул! Как меня одурачили! Утром голова просто раскалывалась. Я ведь привык к элю, хотя разве здесь достанешь хоть пинту приличного английского эля?

— Гарри, до чего же ты неблагодарный!

— Неблагодарный? Почему?

— Да как ты не понимаешь, что многие люди готовы душу продать дьяволу, лишь бы попасть сейчас в Вену. Здесь весь мир! Вся знать Европы готова отдать состояние за крышу над головой в Вене, какая бы она ни была. А ты живешь в резиденции австрийских королей в Хофбурге и постоянно ворчишь!

Гарри хмыкнул.

— Императоры, короли и князья ведут себя очень важно, а как доходит до дела, они такие же слабаки, как все. Ткнешь их — и так нее кровь течет.

— Сейчас я тебя ткну так, что брызнет твоя кровь, если ты порежешь меня, — прикрикнул Ричард. — Что это у меня на щеке — кровь?

— Ничего подобного, но сидите спокойно, господин; ей не понравится, если ваши щеки будут колоться, как еж.

— Кому это ей? — Ричард почти не вслушивался в болтовню Гарри.

— Ее величеству княгине Екатерине. Ведь вы завтракаете с ней. Или уже забыли?

— Кто сказал?

— Это распоряжение, а отказа она не потерпит. Не забывайте, мой господин, что пять тысяч фунтов когда-нибудь кончатся.

— Черт побери, Гарри! Сколько можно напоминать о моей бедности?! Может быть, впервые за последние годы мы одеты и обуты, вкусно накормлены, и ты получаешь жалованье.

Гарри с грохотом поставил кувшин на стол.

— Вы правы, господин. Но когда все кончится, мы не сможем попасть домой.

— Проклятие! — рассердился Ричард.

Что бы ни происходило в его жизни, всегда было место, куда стремилось сердце, — его дом. Он, конечно, был заброшен: печи требовали ремонта, земли не ухожены, в комнатах скопилась пыль, но это был настоящий дом, и его он искренне любил.

— Да, на сей раз мы не попадем домой, — повторил он, и слова его прозвучали как смертный приговор.

Они замолчали, но молчание было красноречивее слов. Не по вине Ричарда дом находился в таком состоянии. Отец его был отчаянным игроком, и его погубила страсть к картам. Будучи младшим сыном, большим богатством он не обладал; но у него было достаточно средств, чтобы прилично содержать семью и дом. К сожалению, карты оказались важнее семьи и даже его собственной жизни. Он умер как игрок и в наследство Ричарду достались лишь многочисленные долги.

Образы родного дома и леса постепенно исчезли. Настало время посмотреть правде в глаза: сейчас он в Хофбурге благодаря милости русского царя.

Он взял белую шелковую сорочку из рук Гарри, надел длинные узкие брюки от Вестона, которыми восхитился сам принц-регент. Несколько минут ушло на прическу — предмет зависти его клубных друзей в Лондоне.

Глядя на себя в зеркало, Ричард уже не находил прежнего сходства с Александром.

— Приготовь-ка лучше мой костюм для верховой езды. Я хочу размяться перед едой.

— А это, если вам позволят, — не мог угомониться Гарри.

Комната Екатерины утопала в свечах: по дюжине с каждой стороны постели. Ее плечи прикрыты тончайшей розовой тканью, одна из складок которой была обвита вокруг головы.

— Ричард! Я думала, не дождусь вас.

В голосе звучала радость, но губы были надуты. Войдя в комнату, Ричард почувствовал опьяняющий аромат роз: ее любимые цветы были на каждом столике, они окружали ее всегда, летом и зимой, где бы она ни оказалась.

Подходя к ней, он вдруг подумал, что деньги, потраченные на эти розы, могли бы обеспечить ему шикарную жизнь. Он склонился к ее руке.

— Вы так и не пришли ко мне ночью.

— Царь задержал меня допоздна, — солгал он.

— Разве?

— А потом, я подумал, что вы утомлены.

— Вы действительно подумали обо мне? Несмотря на нежность в ее голосе, Ричард смотрел на нее отчужденно.

— Ваш завтрак. — Екатерина указала на стол недалеко от постели. Он с отвращением посмотрел на серебряные приборы и многочисленные бутылки с вином. Ричард чувствовал голод, пока его брил Гарри, но сейчас аппетит, казалось, пропал. Он все-таки надеялся, что к завтраку у Екатерины соберется компания. Но завтрак вдвоем… Что-то смущало его, только он еще не готов был признаться в этом даже самому себе.

В Вене было принято приглашать к завтраку гостей. Это делали не только министры, обсуждающие дела конгресса, а буквально все, лишь бы не пропустить хоть один эпизод праздника. Ради таких утренних приемов гости даже поступались несколькими часами драгоценного сна.

— Здесь очень жарко, — резко сказал Ричард. — Ненавижу завтракать при свечах.

— Я прикажу открыть ставни, — нежно улыбаясь, ответила Екатерина, словно перед ней был капризный маленький мальчик, а не взрослый раздраженный мужчина.

Она потянулась за колокольчиком.

— Я сам справлюсь, — поспешно сказал Ричард. Рывком отодвинув розовые шелковые занавески, он распахнул окно настежь.

Солнце хлынуло в комнату, и все предстало в новом свете: до чего же неестественно, даже театрально, выглядела Екатерина на своей огромной постели с золочеными купидонами и покрывалом из белоснежного горностая!

— Как вы сегодня сердиты. — Ее голос ласкал на расстоянии. — Неужели вас так утомила роль царя?

— Вполне возможно. Знаю, что больше никогда я не стану играть в таких спектаклях, да еще и в чужой одежде.

— Надеюсь, вы не сказали государю, что его мундир тесен для вас. Он очень гордится своей фигурой, и сознание того, что ваши плечи шире, может расстроить его.

— Его не интересовали мои ощущения прошлой ночью. Главное, чтобы ему было хорошо.

— Я думаю, он добился этого.

— Еще бы!

Ричард был просто поражен, как Александр, буквально захлебываясь от волнения, рассказывал о своих впечатлениях. Ему удалось познакомиться с двумя «скромными» особами, которые говорили, что благоговеют перед русским царем и безмерно восхищаются им.

Он с восторгом слушал комплименты в свой адрес, гордился и тешил свое самолюбие — несомненно, вечер был исключительно успешным.

— Ричард, не говорите никому о подмене, пожалуйста, — искренне просил Александр, поведав о своих приключениях. — Ни у кого не возникло даже малейшего подозрения! Я долго наблюдал за вами и уверен, что вы блестяще справились с ролью.