– Будь здоров, Вилс. Как дела?

– А-а-а, Мэтт, – радостно откликнулся тот и охотно пожал протянутую ему ладонь. – Вернулся, стало быть? Надолго ли?

– Не знаю. Пока снова ко мне не явится муза дальних странствий, – фыркнул оборотень.

– Ты с собой, что ли, энту музу приволок? – хохотнул второй стражник, подходя. Под его пристальным взглядом Кристина вспыхнула, но благоразумно промолчала, ожидая ответа своего знакомого. Тот же и бровью не повел:

– Нет, это другая муза, Этьен. Муза того, что надо делать с нападающими на путников на ночном тракте.

– Ишь ты, – почесал в затылке вояка. – Бона как! Ну ладно, не задерживай мне тут очередь, Ханеволд, чай, еще свидимся, неча на дороге вот эдак болтать! Проходи!

– Бывайте, – отозвался Мэтью, и они с Кристиной очутились в Гейдергаде.

Девушка шла и с интересом оглядывалась по сторонам. Гейдергаде считался довольно крупным городом, однако по сравнению с Кайринами он выглядел просто большим и добротно отстроенным поселком. Все здесь было деревянным: и стена, окружавшая город, и практически все дома, и даже некоторые улицы вместо брусчатки были покрыты потемневшими от времени досками. Воздух пах дымом и свежим деревом, на улицах было настолько многолюдно, что приходилось держаться обочин, чтобы не быть сбитыми многочисленными санями и кибитками. Крисса никогда в своей жизни не видела на улицах столько людей. В Карсайте большую часть года было слишком холодно, чтобы праздно разгуливать по улицам, кроме того, в Кайринах жили весьма состоятельные люди, которые пользовались исключительно экипажами и очень редко ходили пешком. Дома вокруг пестрели вывесками и блистали на ярком весеннем солнышке витринами магазинов, откуда-то издалека слышался колокольный перезвон, и Кристина тут же решила, что город ей очень нравится. В какое-то мгновение она так засмотрелась на возвышающуюся впереди над крышами ратушу, что серьезно отстала от Мэтта. Когда девушка пришла в себя, лохматая макушка ее друга маячила уже где-то в конце улицы. Тут же у Криссы возник один вопрос, который она не замедлила задать, нагнав оборотня:

– А куда мы идем?

– В кожевенную лавку Ханеволда, конечно, – даже удивился вопросу он, ловко уворачиваясь от встречного прохожего.

– Зачем? – теперь уже пришла ее очередь удивляться. – Я думала, ты мне какую-нибудь харчевню или трактир покажешь…

– Нет, ребенок, не покажу, – перебил Мэтью и усмехнулся. – Ты в момент лишишься всех своих нехитрых пожиток, а то и еще чего более ценного, пока у тебя на физиономии такое выражение вселенской доброты и наивности. Сам не пойму, почему меня это волнует, однако это так.

– Но ведь в трактирах на Ледовой дороге… – попыталась протестовать Кристина.

– Не сравнивай Ледовую дорогу и пограничный город. Здесь валандается всякая шушера, все об этом знают, и шушеры этой так много, что стражники просто не успевают с ней справляться. Ничего страшного, поживешь у меня, может, поумнеешь хотя бы.

На последнее замечание девушка сочла возможным обидеться. Она недоумевала, по какому праву оборотень позволяет себе так высказываться в ее адрес, хотя всю жизнь почти не обращала внимания на свой титул и положение. Вероятно потому, что Кайрины были городом чародейской элиты, и там никому бы и в голову не пришло разговаривать с дочерью главы Магистрата таким образом. Знакомые и друзья отца были холодно-вежливы, слуги – сдержанны и почтительны, так что шуточки и подколы можно было услышать только от заезжих купцов и торговцев.

Пока Крисса думала, почему она все-таки обиделась, спутники дошагали до большого светлого дома с обширной витриной на первом этаже. С витрины на прохожих смотрели чучела животных, а вывеска над добротной дубовой дверью гласила: «Кожевенная лавка Ханеволда». Оборотень широко распахнул дверь, в глубине дома звякнул колокольчик, и чей-то торопливый голос сказал:

– Иду-иду, одну секунду!

– Ну, заходи, чего стоишь? – обернулся Мэтт к своей спутнице. – Пришли.

Все еще хмурясь, девушка послушно вошла. Они стояли в просторной светлой комнате, стены и пол которой, за исключением узкой дорожки, ведшей куда-то в темный проем в дальней стене, были обиты самыми разнообразными шкурами. Помимо шкур тут были стойки с различным снаряжением: ремнями, колчанами, ягдташами, уздами и седлами, украшенными затейливыми узорами. Чуть поодаль высился внушительный шкаф с костяными изделиями, на котором красовалась изящная надпись: «Украшения и поделки из рога и кости». Судя по всему, хозяйство было обширным и весьма преуспевающим; последнее еще больше подтвердил полный мужчина, который выкатился из дальнего угла и вежливо поклонился:

– Добро пожаловать, господин Ханеволд, и вы, юная госпожа.

– Привет, Кас, – небрежно отозвался Мэтт, скидывая на пол свой мешок. – Как идут дела?

– О, прекрасно! – расцвел мужчина (Крисса заключила, что это управляющий и продавец в одном лице). – Вы давно к нам не заглядывали, однако переводы я посылал вам регулярно.

– Да-да, знаю, состояние моего банковского счета делает вам честь.

– Надолго к нам? – осведомился Кас, услужливо поднимая мешок оборотня.

– Не знаю, как получится. Думаю, на пару месяцев, пока снег не сойдет. Где Джил? У меня есть для нее поручение.

– Сию секунду, господин, – снова поклонился управляющий и исчез в темном углу.

– Ну, что ты дуешься как мышь на крупу? – добродушно фыркнул Мэтью, обернувшись к мрачной как туча Кристине. – На сердитых воду возят.

– И вовсе я не дуюсь, – пробурчала она.

– Ты уж прости меня, необразованного, если обидел, мы тут придворному этикету не обучались, – как ни в чем не бывало продолжил он. – Полагаю, обед поднимет тебе настроение. Вечерком можем заглянуть в какой-нибудь приличный трактир. Ты, как я понимаю, не собираешься показывать свое умение только в узком кругу знакомых?

Девушка уже открыла рот, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, когда послышались шаги, и в комнате появился Кас в сопровождении столь же круглой и добродушной с виду дамы, как он сам. На даме красовалось опрятное платье в крупный цветочек, на ее простой, расплывшейся от улыбки физиономии играл румянец, а довершал картину смешной двурогий чепчик, который тонул в пене роскошных темно-русых кудрей. Дама тут же изобразила книксен:

– Добрый день, господин Ханеволд.

– Здравствуй, Джил, – улыбнулся оборотень. – У меня к тебе будет просьба. Вот тебе барышня, – он легонько вытолкнул вперед девушку и продолжил: – Будь добра, организуй ей баню и что у вас там к этому полагается. Заодно распорядись накрыть на стол. Мы без завтрака и потому чертовски голодны. Мы друг друга поняли?

– Всенепременно, господин. Пойдем, девочка, – женщина широко улыбнулась Криссе и для убедительности повторила. – Пойдем.

Кристина сразу же почувствовала расположение к этой даме, а потому безропотно подчинилась. Когда они вышли из комнаты, Кас извинился и заспешил было по своим делам, но его настиг неузнаваемо холодный голос Мэтта:

– Кастор, послушай. Если я услышу хоть одно слово по поводу моих взаимоотношений с этой девушкой в доме, а не дай бог и в городе, ты отсюда вылетишь в два счета. Понял, старый сплетник?

Управляющий только кивнул в ответ.

Пока Крисса с наслаждением плескалась в горячей воде, Джил трещала без умолку, в подробностях рассказывая, как они с Касом осели в Гейдергаде и стали работать на Мэтта. Девушка почти не концентрировалась на этой истории и уловила лишь, что управляющий Кастор раньше держал трактир в Хольсхейме, практически у самого Эрквадиора, но ему пришлось прикрыть лавочку, так как он до потери сознания любил сплетни. Хольсхейм буквально бурлил от разных неправдоподобных историй, рассказанных им о посетителях трактира, и поэтому скоро пришлось спешно уходить оттуда, да подальше, пока разъяренные «жертвы клеветы» не взялись за оружие. Каким образом пара наткнулась на Мэтта с его кожевенной лавкой, Крисса благополучно прослушала. Она уже забыла о том, что обижена на оборотня, а только с удовольствием думала, как же приятно снова оказаться под крышей. Конечно, перспектива постоянного досмотра в течение некоторого времени ее мало прельщала, но, с другой стороны, Кристина с трудом представляла себе, как бы смогла существовать одна в совершенно незнакомом городе. Пожалуй, следовало признать правоту Мэтью. Ей надо было немного привыкнуть к этой жизни, пусть даже под чьим-то присмотром, а уж потом спокойно путешествовать одной.