— Да, я об этом слышала, — сказала Мэдж. — Говорят, она молодая, но горячая.

— Пресвятая Богородица, — тихо сказал Фрэнсис Бреретону. — Они не пытаются ничего скрывать. Полагаю, я потерял свои двадцать крон.

— Слишком поздно отступать, Вестон. Пари заключено.

— А я и не отступаю.

Судьба распорядилась так, что король в тот вечер рано удалился к себе, поэтому Фрэнсис получил возможность провести остаток вечера, как ему заблагорассудится. Поскольку еще не стемнело, он решил побродить там, где личный садик короля смыкался с открытым теннисным кортом. Гуляя, на сей раз в молчаливом одиночестве, он обнаружил, что думает не о Маргарет Шелтон, и даже не о Розе, а о королеве, которой он нанес визит, как только покинул компанию лорда Рочфорда. Он живо вспомнил, как это удивительное, таинственное существо, смеясь, сидело на дереве, как ветер трепал ей волосы, как звенел ее дрожащий голос, когда она пела — неужели это было всего восемь лет назад?! И что он увидел теперь? Женщина, почти уродливая в своей худобе, плотно сжатые губы, нахмуренный лоб. Брюзга с колючим взглядом, преждевременно состарившаяся от постоянных тревог и забот, которой не осталось ничего другого, как только шептаться по углам со своей ненавистной невесткой, леди Рочфорд, замышляя интриги. Лучше бы ей было умереть, когда она родила Елизавету, чем дойти до такого. Он никогда бы не подумал, что будет испытывать жалость к женщине, которая была самым блестящим созданием своего времени. Но сейчас он ее жалел. Она лишилась жизненной энергии, и вместо этого в ней росло отчаяние, словно язва, разъедающая ее душу.

Подходя к теннисному корту, он услышал звуки, доносившиеся с площадки — кто-то в сумерках играл в теннис, — и не удивился, увидев мадам Шелтон, окруженную плотным кольцом поклонников, наблюдавшую за игрой Генри Норриса и Томаса Уатта. Норрис, прекрасно сознавая, что на него устремлены глаза женщины, которая в конце концов вытеснила Анну из его сердца, прыгал так, словно ему снова стало двадцать лет, Уатт же в своей обычной апатии едва утруждал себя игрой, между подачами принимая позу скучающего человека.

— Томас! — преувеличенно громко крикнул Фрэнсис и пришел в восторг, увидев, что молодой человек окончательно отвлекся от игры, упустил подачу и Норрис выиграл матч.

Все обернулись, чтобы посмотреть, кто там пришел, по блеску в глазах Мэдж Фрэнсис понял, что его сногсшибательная внешность — он был весь в черном и щеголял серьгой в ухе, позаимствовав эту манеру у сэра Джона Роджерса, — произвела желаемый эффект.

— Ага, вот и ты, мошенник, — отозвался поэт, — где ты был? Тебя уже два месяца не видно.

— На севере, в моих поместьях, — сказал Фрэнсис с важным видом, — в Кендале и Морсби.

Он все время посматривал на мадам Шелтон, наблюдая за ее реакцией, но было очевидно, что ее вовсе не интересуют его земельные владения, а только его внешность.

— Юный Вестон, — сказал сэр Генри Норрис слегка покровительственным тоном. — У меня не было возможности поговорить с вами днем. Как дела? Как ваша жена?

Жизненный опыт зрелого человека подсказывал Фрэнсису, что последний вопрос задан неспроста.

— Она беременна, — беспечно ответил Фрэнсис, — и с этого момента останется в поместье Саттон. Я был у Ее Светлости, и она позволила Розе покинуть двор.

— Роза — красивое имя, и необычное.

— Ее настоящее имя Анна, мадам. Она поменяла его, чтобы не было путаницы. В нашей семье так много женщин, носящих имя Анна.

— И в моей, — засмеялась Мэдж, очевидно, намекая и на королеву, которая, как Фрэнсис уже слышал, терпеть не могла свою хорошенькую кузину.

— Можно мне, мадам, немного прогуляться с вами, пока совсем не стемнело? Если вы, конечно, не возражаете, сэр Генри.

Норрис не обрадовался этому предложению, но сразу не нашел отговорки, чтобы помешать им, поэтому, улыбнувшись своей кошачьей улыбкой и сделав реверанс, Мэдж сказала:

— Вы очень добры, сэр Фрэнсис. По вечерам бывает так одиноко, когда Ее Светлость рано отправляется спать.

— А как насчет вас? — спросил Фрэнсис вполголоса. — Вы рано ложитесь спать?

— Как прикажут Их Светлости.

— А если вам прикажет кто-нибудь другой, вы послушаетесь?

— Я предпочитаю просьбы, — ответила она холодно, ставя его на место.

От теннисного корта их уже отделяли заросли бирючины, образующие живую изгородь, поэтому Фрэнсис поднес ее пальцы к губам и сказал:

— В таком случае я умоляю вас, мадам. Я мечтаю о вас с того самого момента, как впервые увидел вас.

Она обернулась и странно посмотрела на него, слегка порозовев и кончиком языка облизывая губы.

— Послушайте, вы, нахал, вот так поворот! Я слышала, что вы — поклонник Ее Светлости.

— Так и есть, мадам. Но мы с ней только друзья. В вас я хотел бы найти нечто… большее.

Она ответила, покраснев еще сильнее:

— Моего расположения добивались более знатные поклонники, чем вы, сэр Фрэнсис.

Его поразило не то, что Мэдж влекло к любому мужчине — он слышал о таком, хотя никогда прежде не сталкивался с подобными женщинами, — но то, что она хочет унизить свою кузину и причинить ей боль. Вот уж действительно — у кошки есть когти. На какое-то мгновение он почувствовал себя виноватым, что предает и Розу, и Анну, но с глаз долой — из сердца вон. И если уж кому-то придется его ласкать, то пусть это будет женщина, которую он никогда не сможет полюбить. Это не повредит его браку и не будет предательством по отношению к королеве. И, как всякий истинный донжуан, легко отыскав утешение, Фрэнсис приободрился и, улыбнувшись, произнес:

— В таком случае, если вы считаете, что я вас недостоин, мадам, я должен откланяться.

Она ответила весьма поспешно:

— Нет, нет. Я бы, пожалуй, еще поговорила с вами на эту тему.

— Тогда, может быть, продолжим разговор в вашей комнате, а то становится слишком холодно.

Она прижалась к нему и сказала:

— Следуйте за мной на достаточном расстоянии. Не забывайте, что я — любовница Его Светлости и не могу позволить, чтобы обо мне сплетничали.

Вспомнив их разговор с Бреретоном, он про себя усмехнулся, а вслух произнес:

— Я буду беречь вашу репутацию. Не забывайте, что я тоже заинтересован в том, чтобы сохранить тайну. Моя жена ждет ребенка.

Кошачье выражение промелькнуло в ее глазах.

— Безумно скучно иметь дело с мужчинами, которые рассуждают о своих женах и детях. Не трудитесь идти за мной, сэр Фрэнсис.

Она развернулась и удалилась, шелестя юбкой. Он чуть-чуть постоял, размышляя, что ему делать дальше, затем, рассеянно сорвав цветок, последовал за ней, прячась и стараясь не шуметь.

Она вошла во дворец через потайную боковую дверь и по каминной винтовой лестнице поднялась в коридор, в конце которого находились королевские покои. Фрэнсис, спрятавшись за гобеленом, наблюдал, как она прошла через украшенную резьбой дверь и скрылась из виду. Он бросился за ней и оказался у входа в переднюю. Когда он вошел, служанка, спящая у огня, встрепенулась, но, повертев головой секунду-другую, успокоилась. Дверь в спальню Мэдж была чуть приоткрыта, как бы приглашая его войти. Он крадучись подошел и легонько толкнул дверь, которая распахнулась настолько, что он смог протиснуться внутрь и закрыть ее за собой.

Мэдж, должно быть, разделась с головокружительной быстротой, ибо, когда Фрэнсис вошел, она уже лежала на кровати обнаженная и, казалось, крепко спала. Фрэнсис сразу заподозрил, что здесь что-то нечисто. Он не понял, как человек мог так быстро заснуть, но, приглядевшись, заметил, что Мэдж наблюдает за ним сквозь прищуренные веки. Так вот чего она хотела! Надеясь, что он правильно понял правила игры, Фрэнсис сбросил одежду и по-прежнему тихо, как мышка, скользнул к ней в кровать, лег на нее сверху и прикрыл ей рот рукой.

Когда он вошел в нее, она тут же открыла глаза, изобразив на лице удивление. Однако, отбиваясь изо всех сил, она все равно не могла скрыть, что это доставляет ей удовольствие. Мэдж оказалась самой страстной женщиной, которую Фрэнсис когда-либо знал, и он впал в странное восторженное состояние. Это было совершенно не похоже на его любовь к Розе, но в нем как бы проснулся другой человек, и этот его темный двойник был в экстазе.