Дракон тогда смотрел на опешивших адмиралов, чуть наклонив голову, с легкой смешинкой в глазах. Ни дать ни взять, добрый дядюшка из детской сказки. Или, скорее, Дед Мороз — аккуратная, очень чистая седая бородка подчеркивала сходство. Высокое разрешение голоэкрана и отличное качество связи позволяло видеть достаточно четкую картину, и Дракон, явно зная это, пользовался произведенным эффектом на всю катушку — уж мимикой-то своей он владел хорошо, наловчился на курсантах в свое время. Впрочем, замешательство длилось недолго — в конце концов, здесь не мальчишки-первогодки собрались, а люди опытные, жизнью битые и как на неожиданные пакости реагировать знающие. А в том, что ничего хорошего появление Дракона не сулит, сомневаться не приходилось.

Дракон, видимо, тоже сообразил, что сильнее смутить и по-настоящему из равновесия вывести собеседников уже не удастся и потому, явно продолжая играть роль то ли доброго дядюшки, то ли мудрого старшего товарища (но однозначно старшего, априори единственного среди присутствующих имеющего право принимать решения, причем будут эти решения единственно правильными), выдал:

— Ну здравствуйте, мальчики!

— Здорово, коли не шутишь, — отозвался Виктор. — Чего надо-то?

— Вы, похоже, мне не слишком рады.

— А чего нам радоваться-то? Ну, знали мы, что рано или поздно ты заявишься, но, честно говоря, надеялись, что больше никогда тебя не увидим.

— Фу, как грубо. Тыкать старшим — это, однако, моветон. Чему я тебя учил?

— Ты уже не учитель, а я — давно не пацан сопливый. Надо будет — сам тебя кое-чему научу. Так что говори, зачем явился, и уматывай.

Виктор вел разговор нарочито грубо, отвлекая на себя внимание собеседника. Он ни на секунду не сомневался, что Айнштейн, стоящий позади него, уже щелкает по клавишам своего персонального браслета-терминала, отдавая соответствующие приказы, и не пройдет и десяти минут, как с орбиты снимутся крейсера-перехватчики, которые постараются найти и захватить корабль, с которого ведется передача. Виктор сомневался, что это получится — во-первых, корабль этот мог быть где угодно, хоть за пределами системы, и вести передачу, не обращая внимания на расстояние, грависвязь это позволяла, а во-вторых, не такой Дракон человек, чтобы позволить кому-то себя обнаружить и тем более перехватить, если сам того не пожелает, но попытаться все же стоило. В худшем случае можно будет сказать самому себе, для самоуспокоения, так сказать, что сделал все, что мог.

Дракон, видимо, решил забить на «тыкание», хотя, конечно, случись возможность, припомнил бы его — такие, как он, никогда и ничего не забывают. Однако непосредственно сейчас такой возможности у него явно не было, поэтому он, очевидно, решил пропустить хамство мимо ушей и перешел на деловой тон.

— Вы, я вижу, не слишком удивлены моим появлением?

— А чего мне удивляться? Я только в первый момент решил, что все, трындец любимому командиру, а потом ситуацию в голове покрутил, так и так прикинул — и получилось у меня, что хрен ты сдохнешь, таких, как ты, ломом не убьешь, а стало быть, рано или поздно появишься. Ну не умирают Драконы, не наблюдается за ними этой дурной привычки. Потом еще подумал, что меня ты без присмотра тоже не оставишь, крейсерская эскадра да база с солдатами — это вам не хухры-мухры, а задел на будущее. Пошел к Александру Павловичу и честно спросил: он за мной присматривает или не он. Ну, тот помялся-помялся, да и признался честно. Мы потом посидели, хрен к носу прикинули и решили, что нам с тобой не слишком по пути, так что остальную агентуру повыловили. Не всю, возможно, но, думаю, глаз и ушей у вашей камарильи здесь немного осталось, и то в лучшем случае где-нибудь внизу.

— Гм… — Дракон повернулся к Айнштейну. — Сдал ты меня, выходит… Ну и пес с тобой, живи. Все равно свои долги вам отрабатывать придется. А ты, Вить, с чего взял, что у нас здесь… Как ты сказал? Камарилья?

— Может, в произношении ошибся, сорри за мой французский. Просто дела такие в одиночку не делаются. Что там, кстати, про долги говорилось?

— Долги… А ты думал, вы здесь просто так? На халяву крейсера получили — раз. Ну, правда, потом кое-что сами сделали, я от вас такого наезда на французов с узкоглазыми не ожидал, но вот док… Вы что, действительно верите, что такую дуру, да еще и всех положенных к ней специалистов, погнали просто так, почти без охраны? Знали бы вы, шпана дворовая, чего нам стоило это все спланировать, подкупить кого надо и заранее рассчитать, чтобы вы его встретили, а не просто мимо пролетели. И каково было обеспечить вашу неприкосновенность в первый момент — тогда вас одной эскадрой задавить можно было, не вошли вы еще в силу. Чуть не засыпались тогда. А как на вас наши корабли выходили? Вы что думаете, все подряд про секретную, вообще-то, базу знали? Сколько к вам народу добралось, а? А когда на вас американцы наезд организовали — откуда, по-вашему, информация к вам пришла едва ли не раньше, чем у них приказ от президента до военных дополз? Или ты думаешь, Вить, что у твоего начальника разведки семьдесят семь пядей во лбу? Что он с нуля по всему миру разведсеть создать смог, или что ее отнять у нас можно было? А вот хрен тебе, мы ее ему подарили, пришлось даже кое-кем пожертвовать, но зато вы, сопляки, даже не заподозрили ничего. Или напомнить, сколько наши заокеанские знакомые собирались тогда? Или как вы потом пушки покупали, которые даже на вооружение еще приняты не были? Нет, мальчики, вы еще глупее, чем я думал.

— Положим, так — мы, знаете, не интриганы, мы все-таки солдаты больше. Но что нам с ваших слов? Тем более доказательств пока что-то не видно.

— Во, уже на «вы». Это, Вить, знаешь ли, уже прогресс. Еще немного, и вообще вменяемым станешь.

— Возможно. Так что там насчет доказательств?

— А нету их. Ты можешь мне верить, можешь не верить — твое право. Я даже настаивать не буду. Просто подумай на досуге над моими словами.

— Подумаю. На досуге. А Кошкин — тоже ваша работа? Не верится мне что-то — не такой он был человек, чтобы властью делиться, да еще и таким экзотическим способом. Я бы скорее предположил, что он бы постарался меня кончить…

— Нет. По нашим расчетам, он должен был героически погибнуть, но у него сдали нервы и он рванул прочь еще до начала серьезного боя. Ошиблись, выходит, хотя в таких делах накладки, в общем-то, неизбежны, ну да что ни делается — все к лучшему. А пока что вот что ты мне скажи: твой флот к бою готов?

— Готов, конечно. Он у меня, как юный пионер, всегда готов. Только вам на него лапу все равно не наложить. Будь вы хоть тыщу раз правы и именно ваши интрижки мне возможность нормальной работы обеспечили, но я вам его не отдам. Ну вот не хочу, это вы считаете, что мы вам по гроб жизни обязаны, а вот хрен вам.

— Ну, глядишь, и изменится твое мнение.

— Посмотрим. Почему вам, кстати, потребовались эти игры непонятные? Не проще было власть взять, да и на том успокоиться?

— Ну ты даешь! Все говорят: стратег, стратег… ты тактик в лучшем случае, причем, не в обиду тебе сказано будет, не кабинетный. В смысле, что дальше корабельного мостика не видишь, на карты не смотришь. Тактик, конечно, неплохой, хотя я и получше видал, но твой конек — импровизация. А ты своей мозгой подумай: у нас… у меня под рукой реально несколько тысяч человек было. Даже с твоими десантниками недоделанными — капля в море. И кораблей едва на пару полнокровных эскадр набиралось, причем все корабли легкие, их бы в три залпа смяли. Это потом, когда чистки начались, народ побег и уже на что угодно готов был, а тогда они были правительству вполне даже лояльны и палец о палец бы не пошевелили — это в лучшем случае, а скорее, стрельбу бы открыли. Знаешь, любой военный, от солдата до генерала, имеет маленький такой штришок в мозгу: когда ему непосредственный начальник пальцем ткнет и «фойер» скомандует — он сначала стреляет, а потом уже думает. Так что шансов не было изначально и разыгрывать пришлось совсем другой сценарий. Все были свято уверены, что начался самый настоящий переворот, который, естественно, успешно подавили. А тем временем, пользуясь моментом, была отделена самая активная часть флота, самые решительные люди и лучшие корабли. Ну, не только лучшие, но ведь твоя-то эскадра оказалась вполне даже элитной. И дали этим людям освоиться, набраться сил, в результате создав ТЕБЯ. Мне, по чести говоря, было плевать, кто окажется у них во главе, но раз ты оказался и с делом справился даже лучше, чем ожидалось, — значит, так тому и быть. Ты теперь человек всему миру известный, личность, можно сказать, популярная, так что для дела подходишь очень и очень.