Пирсу необходимо пойти в армию, где существуют некоторые возможности помочь ему в продвижении по службе, что в свою очередь приведет к дальнейшему повышению и позволит познакомиться с важными представителями гражданских и военных властей. Он прослужит некоторое время и вернется не на Средний Запад, а в Вашингтон, где к тому времени распространится слух о его исключительной одаренности и достижениях. Частные фирмы начнут соревноваться между собой, чтобы пригласить его на службу, но последует предложение и со стороны правительства. Пирсу следует принять его.

Но прежде всего — армия. Там ему необходимо показать все, на что он способен, он должен по-прежнему оставаться «самым лучшим». «Мама» и «папа» устроили для него на ферме прощальный вечер, на который были приглашены все друзья, включая почти весь 37-й отряд бойскаутов. Но это был больше, чем прощальный вечер. Под утро «мама» и «папа» сказали ему, что они больше никогда не увидятся. Они стареют, и они выполнили свою главную работу: вырастили и воспитали его. Они уверены, что всегда смогут им гордиться. Кроме того, их знания требуются в ином месте. Он все понял — священное призвание превыше всего.

В ту ночь он впервые с того дня, когда ему стукнуло тринадцать, плакал. И не пытался скрыть своих слез. Ведь, помимо всего, это были слезы радости.

Все эти годы, думал Артур Пирс, разглядывая в зеркале на стене дешевого мотеля венчик седых волос и мятый воротничок рубашки... Все эти годы — ради того, что должно произойти через несколько часов. Осталось подождать совсем немного. И место в истории ему обеспечено.

Майкл проснулся и открыл глаза, чувствуя, что буквально плывет в собственном поту на этом кожаном диване. Жара казалась невыносимой. Он приподнял голову, оглядываясь, и понял, что комнату заливает не солнечный, а электрический свет. Липкая сырость пропотевшей одежды была неприятна. Неприятно и то, что он явно проспал до вечера, хотя совершенно этого не планировал. Что произошло?

— Добрый день, — произнесла Дженна по-чешски.

— Который час? — спросил он, принимая сидячее положение.

— Десять минут восьмого, — ответила она из-за письменного стола. — Ты проспал чуть больше трех часов. Как себя чувствуешь?

— Не знаю. Полностью отключился. Что происходит?

— Ничего особенного. Как ты сказал, «ситуация в наших руках». Ты знаешь, оказывается, лампочки на телефонах загораются раньше, чем раздается звонок. Всего на долю секунды, но все же раньше.

— Меня это как-то не утешает. Кто звонил?

— Очень серьезные, озабоченные личности докладывали, что доложить им не о чем. Некоторые интересовались, как долго им еще оставаться в... как это... Ах, да, в дозоре. Я всем говорила, что дозорные должны стоять по местам, пока их не освободят приказом.

— Ясно.

— Фотографии прибыли.

— Что? А... по твоему списку.

— Они на журнальном столике. Взгляни.

Хейвелок попытался сосредоточиться на пяти лицах, изображенных на крупнозернистых фотографиях, явно переснятых откуда-то с большим увеличением. Он смахнул со лба капли пота и крепко потер глаза. Он начал с крайнего левого снимка. Это лицо ему ни о чем не говорило. Еще одно, еще одно и еще...

— Этот, — произнес он, сам не зная почему.

— Который?

— Четвертый слева. Кто он такой?

Дженна сверилась с лежащим перед ней листком бумаги.

— Это очень старый снимок. Он был сделан в 1948 году. Единственный, который удалось обнаружить. Фотографии более тридцати лет.

— Так кто же этот человек? Кто он?

— Его фамилия Калязин. Алексей Калязин. Ты его узнаешь?

Дженна поднялась из-за стола.

— Да... Нет... Не знаю.

— Это старая фотография, Михаил. Вглядись в нее. Изучи ее. Глаза, подбородок, форма рта. Когда? Кто?

— Я не знаю. Как будто что-то есть, и в то же время ничего нет... Чем он занимался?

— Он был психотерапевтом в клинике. — Дженна заглянула в бумажку. — Он опубликовал ставшее классическим исследование о поведении человека в условиях длительных боевых действий и других стрессовых факторов неприродного характера. К его знаниям широко прибегал КГБ. Калязин стал тем, что вы называете разработчиком стратегии, правда, с несколько специфическим уклоном. Он анализировал информацию, получаемую от оперативников, с целью выявления двойных агентов и людей, не способных нормально выполнять их работу.

— Аналитик. Теоретик со склонностью не замечать очевидного.

— Не понимаю.

— "Ходячие пистолеты". Они никогда не могут выявить ни одного «ходячего пистолета».

— Я все равно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Нет, я его не знаю. Это лицо так похоже на множество других из множества досье. Господи, столько лиц!

— Но все же в нем что-то есть?

— Возможно. Но я не уверен.

— Смотри на него. Сосредоточься.

— Кофе. Здесь имеется кофе?

— Я совсем забыла, — сказала Дженна. — Правило первое. Кофе должен быть черным и очень крепким. Ты все-таки остался чехом, Михаил. — Она направилась к столику за софой, на который внимательный охранник еще раньше поставил серебряный кофейник.

— Правило первое, — неожиданно возбужденно повторил Майкл. — Первое правило.

— Что?

— Где твои записи телефонного разговора Деккера?

— Я их тебе давала.

— Где они?

— Там, на столе.

— Где, я спрашиваю?

— Под фотографией. Справа от тебя. «Наливайте себе, что хотите. Вы помните правила этого дома».Майкл смахнул фотографию незнакомого человека со стола и взял два вырванных из блокнота листка. Он начал лихорадочно изучать текст.

— Проклятье! Правила. Где же эти чертовы правила!Хейвелок поднялся на ноги и чуть не упал, успев в последнюю секунду опереться о стол.

— Что с тобой? — воскликнула тревожно Дженна, едва не расплескав кофе.

— Деккер! — заорал Хейвелок. — Где заметки о твоей беседе с Деккером?

— Там же. Слева. Видишь блокнот?

Хейвелок лихорадочно листал страницы, его руки дрожали, глаза бегали по строчкам. И вот он нашел их.

— Странный акцент, — пробормотал он. — Странный акцент...но какой?

Майкл схватил трубку. Трясущиеся пальцы едва попадали в нужные отверстия диска.

— Соедините меня с капитан-лейтенантом Деккером. Его телефон должен быть в вашем списке.

— Михаил, возьми себя в руки.

— Заткнись!

Длинные гудки в трубке показались Майклу бесконечными.

— Алло? — произнес уверенный женский голос.

— Капитана Деккера, пожалуйста.

— Я... прошу прощения, но его нет дома.

— Но только не для меня! Говорит мистер Кросс. Пригласите его к телефону.

На двадцатой секунде ожидания Майкл понял, что голова его сейчас расколется от напряжения.

— Что случилось, мистер Кросс? — не поздоровавшись, спросил Деккер.

— Вы упомянули про странный акцент. Что вы имели в виду?

— Простите, не понял?

— Звонок! Когда вам звонил тот человек, который сказал, что говорит по поручению Мэттиаса! Вы сказали, что у него был странный акцент. Какой? Иностранный акцент? Русский?

— Ничего подобного. Это был высокий и весьма англизированный голос. Почти британский. Но не совсем.

— Спокойной ночи, капитан.

«Наливайте себе, что хотите. Вы помните правила этого дома... У нас обоих пусто. Наполните свои бокал и налейте мне. Это, как вы помните, тоже часть правил дома».

Хейвелок вновь снял телефонную трубку и придвинул к себе список телефонов. Набрав нужный номер, он принялся ждать. Теперь ожидание было почти приятным. Но оно оказалось слишком коротким, ему требовалось время, чтобы привыкнуть к новой ситуации. Итак, остров Пул!

— Говорит мистер Кросс. Соедините меня со Службой безопасности, пожалуйста.

Послышались два коротких гудка, после которых мужской голос ответил:

— Контрольный пункт. Дежурный офицер слушает.

— Кросс. Президентский приказ. Приоритет ноль. Подтвердите.

— Начинайте счет, — предложил голос.

— Один, два, три, четыре, пять, шесть...