— Значит, его день начинается? Его... воображаемый день?

— Именно. Просмотрите мониторы справа налево. День начинается с завтрака в саду. Ему приносят доклады разведывательных служб и газеты, относящиеся к тем дням, когда происходили интересующие нас события. Затем на следующем экране вы можете видеть, как он выходит из дома, спускается со своим помощником по ступеням. Помощник обсуждает с ним проблему, взвешивает варианты, прорабатывает схему действий — одним словом, делает то, что нам нужно. Вся тематика, между прочим, почерпнута из его дневников. В течение дня рассматривается всего один вопрос. — Беркуист помолчал и затем указал на третий монитор справа. — Здесь вы его видите в лимузине; помощник все еще продолжает говорить, привлекая его внимание к нужной проблеме. Затем Мэттиаса некоторое время возят, постепенно показывая знакомые ему места: мемориал Джефферсона, памятники, некоторые улицы, провозят мимо южного входа в Белый дом... последовательность демонстрации не имеет никакого значения.

— Но это же всего лишь фрагменты, — сказал Майкл. — Он не видит целого.

— Он вообще ничего не видит, у него всего-навсего создается общее впечатление. Но, как утверждают врачи, даже если Мэттиас увидит фрагменты или миниатюрные модели, его ум отторгнет реальность, и в его восприятии останутся полномасштабные видения. Точно так же, как он ранее отказался согласиться со своей деградацией и продолжал требовать для себя все больших и больших полномочий... В конечном итоге он присваивал их самовольно... Взгляните на четвертый экран. Он вылезает из машины у государственного департамента, входит в здание и при этом что-то объясняет помощнику. Все, что он произнесет, будет тщательно изучено. На пятом вы видите, как он проходит в кабинет — абсолютно точная копия помещения на восьмом этаже — тут же просматривает телеграммы и свою программу на день. Вновь здесь все предметы совершенно идентичны подлинникам. Шестой экран показывает нам, как Мэттиас ведет телефонные переговоры, те же переговоры, которые он проводил раньше. Иногда его ответы пусты; какая-то часть его сознания, видимо, не воспринимает голос или не идентифицирует собеседника... но иногда мы узнаем совершенно чудовищные вещи. Он здесь уже шесть недель, но нам кажется, что мы едва-едва поскребли поверхность. Мы только начинаем понимать то, в какой степени он превышал свои полномочия.

— Вы говорите о тех поступках, которые он совершал? — спросил Хейвелок, пытаясь на секунду отвлечься от пугающего развития событий.

Беркуист взглянул в лицо Майкла, освещенное отблеском огоньков панели управления и мерцанием мониторов на противоположной стене.

— Да, мистер Хейвелок, о тех... «поступках», которые он натворил. Если во всей истории законно избранных правительств на земле кто-то самым чудовищным образом превысил полномочия своего поста, то этот человек — Энтони Мэттиас. Нет пределов тому, что он обещал — что он гарантировал -от имени правительства Соединенных Штатов. Возьмем только один день — сегодня. Политические решения приняты, курс действий установлен, но они, в момент безумия, перестают удовлетворять нашего государственного секретаря, и он все меняет. Следите за седьмым экраном, под ним значится: «ТЕКУЩЕЕ». Послушайте. Мэттиас сидит за своим письменным столом, в его представлении он вернулся на пять месяцев назад в прошлое. В то время было принято двухпартийное решение закрыть наше посольство в одной из новообразованных африканских стран, правительство которой возмутило весь мир массовым убийством своих граждан, расстрелами и виселицами. Помощник объясняет: «Господин государственный секретарь! Президент, Объединенный комитет начальников штабов и сенат совместно выступают в настоящее время против любых дальнейших контактов...» Ответ: «Тогда мы им ничего не скажем, не так ли? Допотопные реакции не могут лежать в основании современной внешней политики. Я свяжусь лично с их правительством и предложу тем людям новый и соблазнительный вариант. Вооружение и лесть — самые лучшие смазочные материалы международной политики. Мы предоставим правительству этой страны и то и другое». Майкл был ошеломлен услышанным.

— Он это сказал? И он так поступил?

— Сейчас он только рождает эти идеи, — ответил Беркуист. — Через несколько минут он позвонит в наше представительство в Женеву и примет совершенно невероятные обязательства... Но все это лишь мелкие примеры. Лишь то, над чем они работают сегодня утром. Все, что вы слышали, вне сомнения возмутительно, но оно бледнеет в сравнении со многими другими «поступками». Их так много... они настолько невероятны и опасны...

— Опасны?

— Одно мнение перевешивает мнение всех остальных. Один человек вступает в немыслимые переговоры, разрабатывает невероятные соглашения, которые противоречат общенациональным интересам. Возмущенный конгресс подвергнет меня импичменту только за то, что я стану рассматривать эти соглашения. Но даже и такой факт — а подобные факты существуют — не столь значителен. Мы не смеем позволить миру узнать, что по-настоящему натворил этот человек. Когда об этом узнают, нашему унижению не будет предела; гигант на коленях станет умолять о прощении, если, конечно, до этого уже не загрохочут пушки и не начнут падать бомбы. Вы понимаете теперь, какие договоры он доверил бумаге.

— Имел ли он на это право?

— По конституции — нет. Но он же суперзвезда. Некоронованный король республики произнес свое слово. Божество высказало свою волю. Кто же осмеливается задавать вопросы королю или божеству? Само существование подобных документов — плодороднейшая почва для международного шантажа. Если мы не сумеем тихо, без шума лишить эти соглашения силы — отменить по дипломатическим каналам, ссылаясь на ожидаемую негативную реакцию конгресса, они неизбежно станут достоянием гласности. В этом случае все договоры и соглашения, заключенные нами за последнее десятилетие, все союзы, которые мы создали и создаем, окажутся под вопросом. Внешняя политика нашей страны просто рухнет, с нами никто не захочет иметь дела. А отсутствие стройной внешней политики для страны, подобной нашей, мистер Хейвелок, означает одно — войну.

Майкл наклонился вперед над пультом, внимательно вглядывался в монитор с надписью «ТЕКУЩЕЕ», напряженно подавшись вперед. Он почувствовал, как на лбу выступили крупные капли пота, и смахнул их ладонью.

— Неужели он так далеко зашел?

— Дальше, чем вы можете себе представить. Как вы знаете, Мэттиас оставался государственным секретарем почти шесть лет, но даже раньше, еще до того, как занял свой пост, он обладал серьезным, если не исключительным влиянием на внешнюю политику двух президентов. Он был личным полномочным послом для них обоих, разъезжая по земному шару и цементируя бастионы своей власти.

— Но эти бастионы служили на пользу дела!

— Да. И мне это известно лучше других. Именно мне удалось убедить его бросить консультативную деятельность и занять пост в правительстве. Я сказал, что мир нуждается в его слове, что пришло его время. Я апеллировал к его эго;у всех великих людей великое эго.Де Голль был прав, когда говорил, что человек с великой судьбой раньше всех чувствует свое будущее. То, что он не видит, является границей его возможностей. Бог свидетель, Мэттиас считал свои возможности безграничными.

— Несколько минут тому назад, господин президент, вы сказали, что мы сами сделали его Богом. Мы требовали от него слишком многого.

Майкл, совершенно подавленный услышанным, медленно покачал головой.

— Подождите секунду, — холодно заметил Беркуист, бросив на Хейвелока проницательный взгляд. — Я сказал так, чтобы упростить объяснение. Никто не способен сделать человека Богом, если человек сам этого не желает. А Мэттиас жаждал своего божественного воплощения всю жизнь! Он постоянно стремился испить святой воды, а в мыслях, возможно, жаждал искупаться в ней... Знаете, как его кто-то недавно назвал? «Неуемный Сократ с Потомака». И это совершенно точно. Он, мистер Хейвелок, игрок с высоким Ай Кью, первоклассно, блестяще использующий любую ситуацию. Это человек, обладающий громадной силой убеждения, способный заниматься всемирной дипломатией на высочайшем уровне — самом высоком, который мы могли обеспечить, и все это — оставаясь в центре мирового урагана. Он мог быть абсолютно великолепным и, как я уже говорил, мне это было известно лучше, чем кому-либо иному. Я использовал эти его качества. Но при всех своих достоинствах он был прежде всего игрок. Он все время заводил себя — этот всеведущий Энтони Мэттиас.