Вино, один из главных продуктов, изготавливали и хранили в подвалах особого здания. Выжатый из винограда сок наливали в долии, громадные глиняные сосуды, обмазанные снаружи смолой, зарытые на три четверти в землю. Там он сначала бродил, а потом долии запечатывали и оставляли вино созревать. Вина лучших урожаев переливали в амфоры и переносили в главный дом, где их держали в специальном хранилище под крышей над одним из главных очагов.

Фабиола любила лично проверять все хранилища. До сих пор ее поражало то, что все эти припасы принадлежали ей. Ребенком она всегда недоедала. Теперь же у нее было столько пищи, что за всю жизнь не съесть. Хорошо понимая иронию судьбы, она заботилась о том, чтобы и ее рабы хорошо питались. Большинство землевладельцев давали рабам ровно столько пищи, чтобы те не протянули ноги, а уж о том, чтобы думать, доживет ли кто-нибудь из них до зрелых лет, и речи не заходило. Пусть Фабиола не могла освободить своих рабов, но не желала быть бесчеловечной. Да, порой нельзя добиться повиновения без применения силы, но такое случалось нечасто.

Главные работы всего года – сев, уход за посевами и сбор урожая зерна – почти закончились, но во дворе бурлила деятельность. Быстро ходил туда-сюда Корбуло, выкрикивая приказы. Кто-то чинил сломанные плуги, кто-то сшивал кожаную воловью сбрую. Рядом женщины и дети разгружали с телег последние поспевшие овощи: лук, свеклу и знаменитую помпейскую капусту. Другие, собравшись кучками, возились с шерстью, которую летом настригли с овец. Теперь ее расчесывали и мыли, чтобы после тщательной просушки спрясть.

Увидев Фабиолу, Корбуло поклонился.

– Госпожа…

Фабиола величественно склонила голову. Ей до сих пор приходилось внимательно следить за тем, чтобы правильно реагировать на все еще не ставшее привычным обращение.

На этого человека с круглым лицом под шапкой каштановых волос, среди которых уже обильно пробивалась седина, вряд ли кто-нибудь обратил бы особое внимание. И одежда у него была неприглядной. Лишь кнут с длинным кнутовищем да висевший на охватывавшем шею ремешке серебряный амулет показывали, что он не был простым сельским рабом. Еще ребенком Корбуло захватили на североафриканском побережье, и с тех пор он жил в латифундии.

То, что его хозяйкой сделалась юная женщина, почти не тревожило старого виликуса. Брут прямо и четко сказал, что в его отсутствие управлять хозяйством будет Фабиола. Корбуло был рад уже тому, что кто-то говорит ему, что делать, и пытается остановить начавшийся уже много лет назад упадок хозяйства.

– Чем занимаешься?

– Присматриваю за толпой, хозяйка, – ответил Корбуло, указывая на находившихся поблизости рабов. – Занятие для них у меня всегда найдется.

Повседневная жизнь латифундии очень интересовала Фабиолу. А вот представить себе, чтобы подобный интерес испытывал ее бывший хозяин, она никак не могла.

– А Гемелл когда-нибудь занимался этим местом?

– На первых порах, сразу же после того, как купил его, – да, – ответил Корбуло. – Приезжал сюда каждые несколько месяцев.

Фабиоле удалось скрыть удивление.

– Он привез из Греции новые масличные деревья, устроил рыбные садки, – сообщил ей виликус. – Даже указал, на каких склонах сажать виноградные лозы.

Мысль о том, что ее бывший хозяин мог обладать творческим началом, изрядно раздражала Фабиолу. В римском доме, где выросли они с Ромулом, она не замечала за ним ничего, кроме жестокости.

– И что же случилось? – небрежным тоном спросила она.

Управитель пожал плечами.

– Дела у него пошли плохо. Все началось с товаров из Египта. До сих пор забыть не могу, как узнал ту новость. – Морщинистое лицо Корбуло перекосила страдальческая гримаса. – Сразу двенадцать кораблей утонуло по пути из Египта сюда. Хозяйка, ты только представь себе!

Фабиола выразительно вздохнула, всем своим видом выражая сочувствие. На самом деле она пыталась понять, почему такому человеку, как Корбуло, небезразлично, хорошо или плохо идут дела у его хозяина. Лично она только обрадовалась, когда Брут сообщил ей, какие обстоятельства заставили Гемелла продать латифундию. Вероятно, рабы волей-неволей отождествляют себя со своими владельцами, предположила она. Фабиола хорошо помнила, насколько горд был Ромул, когда благополучно возвратился из дома Красса, удачно увернувшись от агентов ростовщиков, которые нагло торчали напротив дверей дома Гемелла. А ведь ее брат-близнец ненавидел хозяина ничуть не меньше, чем она сама. Даже в жизни невольников имелись поводы для гордости. И потому не стоило ей сейчас пытаться судить Корбуло. Тем более что виликус, проработавший на Гемелла больше двадцати лет, уже успел проявить себя надежным, трудолюбивым и верным по отношению к ней.

Корбуло между тем отвернулся от нее к рабу, который ленивыми медлительными движениями точил (или делал вид, что точит) косу.

– Ну-ка, работай как следует! – Он вынул из-за пояса кнут и погрозил. – А не то попробуешь этого на своей спине.

Раб поспешно склонился над кривым железным лезвием и принялся елозить по нему точилом.

Фабиола одобрительно улыбнулась. Корбуло никто не назвал бы жестоким, но и применять силу при необходимости он не боялся. И то, что, как правило, ему удавалось обходиться угрозами, было хорошим признаком.

– Судя по всему, Гемелл владел приличным состоянием, – сказала она, желая узнать у управителя что-нибудь еще.

– Что верно, то верно, – вздохнул Корбуло. – Но боги отвернулись от него. Настал такой день, после которого все, что ни делал хозяин, обращалось в прах. Он влез в долги и вскоре уже лишился надежды когда-нибудь расплатиться.

Она хорошо помнила громил, которые демонстративно караулили день и ночь на улице напротив входа в дом Гемелла, и вечерние разговоры на кухне, где рабы собирались посплетничать.

– Брут говорил, что последней соломинкой оказался провал затеи с животными для арены…

Корбуло кивнул – с видимой неохотой.

– Да, хозяйка. Это дело должно было принести Гемеллу громадный доход – треть от всей выручки экспедиции бестиариев, ловивших диких зверей в Южном Египте.

От очередного воспоминания на Фабиолу повеяло мимолетным теплом: ее брат часто мечтал о том, как станет бестиарием. Но тепло тут же унесло холодным дуновением скорби. Ромул стал не звероловом, а гладиатором. Впрочем, на лице Фабиолы ничего не отразилось. Лупанарий научил ее полностью скрывать свои чувства от всех, даже от Брута.

И вдруг всплыло еще одно воспоминание. Незадолго до того, как Гемелл продал их с Ромулом, они подслушали разговор торговца с его приближенным писцом. Речь как раз и шла об отлове животных для цирка, который, по словам писца, должен был принести огромную прибыль. Близнецов тогда потрясло, что торговец не мог набрать денег на оплату своей доли в экспедиции. Им, нищим домашним рабам, его богатство всегда казалось безмерным.

– Да, такое предприятие должно было погасить все его долги, – спокойно сказала она.

– Не получилось. Все корабли потонули. И ведь не в первый раз.

– Все-все?

– Все до единого, – мрачно ответил виликус. – Попали в страшную бурю.

– Действительно невезение, – ахнула Фабиола.

– Если бы только это. Его ведь предсказатели предупреждали, что сам Нептун на него разгневался. – Корбуло грубо выругался, но тут же вспомнил, с кем разговаривает, и неожиданно покраснел. – Прости, хозяйка.

Фабиола решила воспользоваться случаем и продемонстрировать рабам свою власть. Она давно уже обратила внимание на то, что Брут довольно часто так поступал и благодаря этому его не только уважали, но и боялись.

– Не забывайся! – прикрикнула она.

Корбуло склонил голову и ждал наказания. Что поделаешь? Может, его новая молодая хозяйка не так уж сильно отличается от Гемелла.

Конечно, Фабиоле в бытность в Лупанарии доводилось слышать куда более грубую брань, но Корбуло не знал об этом. Кроме того, она все еще училась отдавать приказы, и его реакция добавила ей уверенности в себе.