Затем достала из сумки «узи». И, держа это грозное оружие в руках, привалилась спиной к двери.

И Джон сразу же заметил, как изменилось выражение ее лица – стало жестким, настороженным. Лицо настоящего профессионала. Она охраняла не только эту женщину с ребенком, но и его, Смита. Такой Рэнди он еще никогда не видел. Она всегда была такая независимая, живая, страшно самоуверенная. Познакомились они лет семь тому назад, и при первой же встрече она показалась ему очень красивой и интригующе привлекательной. Да, он хотел поговорить с ней о смерти ее жениха, о своем чувстве вины и величайшей скорби, но тогда это было просто бесполезно.

Позже, когда Смит заехал к ней домой в Вашингтоне, хотел извиниться за смерть Майка, как-то объясниться по этому поводу, в квартире у нее он встретил Софи. Ему так и не удалось изменить отрицательного отношения Рэнди к себе, но любовь к Софи затмила все, и это казалось уже не столь важным. Теперь же он должен рассказать Рэнди об убийстве Софи, и он страшился этого разговора.

Смит вздохнул. Ему мучительно не хватало Софи. Всякий раз, глядя на Рэнди, он чувствовал, что тоска охватывает его с новой силой.

Джон помог женщине перепеленать ребенка. Она подняла на него глаза и улыбнулась.

– Вы уж извините меня за маленький обман, – вдруг сказала она на чистейшем английском. – Когда на нас там напали, единственное, чего я боялась, так это того, что вас схватят. А потому решила не показывать, что я тот самый человек, которого вы ищете. Я и есть доктор Радах Махук. Спасибо, что помогли спасти жизнь этому малышу. – И она улыбнулась ребенку и, склонившись над ним, продолжила осмотр.

Доктор Радах Махук печально вздохнула.

– К сожалению, мы так мало можем сделать для наших детей. Да и вообще для всех больных и раненых Ирака.

На смотровом столе лежал младенец – как оказалось, девочка, – и врач продолжала прослушивать с помощью стетоскопа ее грудную клетку. Затем осмотрела ушки и горло ребенка, измерила температуру. Малышке было месяцев шесть, но выглядела она как четырехмесячная. Джон отметил, насколько девочка истощена, как прозрачна и синюшна кожа на ее конечностях. Белки глаз с желтоватым оттенком, вены почти не просматриваются, что указывает на недостаток витаминов. Эта кроха не получает должного питания.

Наконец доктор Махук кивнула, отворила дверь и позвала медсестру. Протянула ей девочку, нежно погладила по щеке и стала давать указания на арабском:

– Искупайте ее. Она чудовищно грязная. Но только в прохладной воде, это поможет сбить температуру. Я скоро подойду к ней.

Лицо у доктора Махук было встревоженное и усталое. Под большими темными глазами залегли синие круги.

Рэнди, знавшая арабский, спросила:

– Что с ней?

– Хронический понос, среди прочих проблем, – нехотя ответила педиатр.

Джон кивнул.

– Что является здесь вполне обычным явлением, учитывая условия, в которых живут люди. Когда вода из канализации попадает в питьевую, дизентерии и прочих желудочных заболеваний не избежать.

– Вы правы. Пожалуйста, присаживайтесь. Расстройство желудка, дизентерия – явления здесь вполне обычные, особенно в старых районах города. У ее матери дома еще трое детишек, у двоих развилась мышечная дистрофия. – Она устало пожала плечами. – Вот я и уговорила отдать малышку мне, посмотреть, чем тут можно помочь. Завтра утром мать явится сюда и будет требовать ее обратно, но она сама все время недоедает, а потому грудного молока не хватает. Но, может, к этому времени мне удастся подыскать для бедняжки какой-нибудь хороший йогурт.

Доктор Махук присела на край смотрового стола. На ней было простое хлопчатобумажное платье в цветочек, теннисные туфли, белые носки. В Ираке люди отчаянно боролись за выживание. И для врача, чьи работы были известны на весь мир, которая некогда объездила чуть ли не весь земной шар, выступая на различных конференциях и симпозиумах, главной заботой стало раздобыть хотя бы немного лекарств и йогурт, который мог спасти умирающего от недоедания ребенка.

– Я высоко ценю вашу прямоту, – сказал Джон, расположившийся в шатком кресле у письменного стола. Он оглядел спартанскую обстановку этого кабинета-смотровой. Его охватило нетерпение. Пора наконец перейти к главному, к тому, за чем он сюда пришел. Однако он сделал над собой усилие и сдержался. Эта женщина и без того пошла на огромный риск, согласившись ему помочь. И он был страшно благодарен ей за это.

Доктор Махук пожала плечами:

– Это мой долг. Я просто не могу поступать иначе. – Она сняла шаль, встряхнула головой. Темные длинные волосы облаком рассыпались по плечам. И она сразу стала выглядеть моложе и еще немного сердитой. – Чем, как вы полагаете, все это может кончиться? – Темные глаза ее гневно сверкнули. – Я выросла в прекрасное время. Самый разгар, торжество демократии. Иракцы были полны надежд. Меня послали в Лондон, учиться в медицинском колледже, потом – в Нью-Йорк, где я проходила практику в пресвитерианской больнице. Потом вернулась в Багдад и основала эту детскую клинику и стала ее первым директором. И не хочу стать ее последним. С тех пор, как Саддам стал президентом, все изменилось.

Смит кивнул:

– Да. Тут же бросил Ирак в пучину войны с Ираном.

– Просто ужасно! Погибло так много наших сыновей. Но после восьми лет кровопролития и пустых лозунгов мы наконец подписали соглашение. И получили право передвинуть нашу границу на несколько сот метров от центра Шат-аль-Араб к восточному его побережью. Тысячи погубленных жизней ради какого-то незначительного пограничного конфликта! А затем еще один плевок в лицо народу. В 1990-м мы возвращаем эти земли Ирану в качестве подкупа, чтобы помог нам избежать войны в Персидском заливе. Просто безумие какое-то!.. – Губы ее скривились в насмешливой и скорбной гримасе. – Ну, а потом, разумеется, Кувейт, и эта ужасная война, и эмбарго. Мы называем это аль-хиссаром, что в переводе означает не только полную изоляцию, но и окружение враждебными нам странами. Весь мир против нас. А Саддама вполне устраивает эмбарго, потому что на него можно свалить все проблемы. Самый мощный и действенный инструмент сохранения власти.

– Но у вас не хватает даже самых простых лекарств, – заметил Джон.

Беспомощность и гнев – вот что сейчас отражалось на ее лице с полузакрытыми глазами.

– Недоедание, раковые заболевания, желудочные расстройства, паразиты, мышечная дистрофия – это еще далеко не полный перечень. Нам нужно как следует кормить наших детей, давать им чистую воду, делать прививки. Здесь, в моей стране, каждая болезнь грозит смертью. Что-то надо делать, иначе мы потеряем все следующее поколение. – Она открыла глаза, в них блестели слезы. – Вот почему я присоединилась к подпольщикам. – Она покосилась на Рэнди. – Страшно благодарна вам за помощь. – А потом, после паузы, добавила яростным шепотом: – Мы должны свергнуть Саддама прежде, чем он уничтожит всех нас!

Стоявшая у двери Рэнди Рассел слышала, как доносятся из-за нее голоса врачей и сестер. Слова утешения – это единственное, чем они могли помочь сейчас больным и умирающим детям. Всем сердцем она была с ними и с этой несчастной многострадальной страной.

И в то же время в душе у нее кипел гнев. Она застыла, точно страж, с «узи» наперевес и охраняла этих двоих, которые с головой погрузились в беседу. Лицо доктора Махук было искажено мукой. Она была ключевым игроком в довольно шаткой оппозиционной группе, которая финансировалась ЦРУ. Именно эта организация и послала сюда Рэнди и еще несколько человек оказать этим людям посильную поддержку. А Джонатан Смит, напротив, выглядел таким спокойным, сидел развалясь в низком кресле. Но она слишком хорошо знала его и понимала, что под этим напускным спокойствием кроется готовность к действию. И раздумывала над тем, что он успел сказать ей. Он здесь для того, чтобы исследовать какой-то вирус.