Две минуты… три…

Из тени деревьев выдвинулась одинокая тень. Помедлила секунду, затем бросилась к левому крылу большого дома.

Вот и вторая тень, она появилась справа.

Смит глубоко втянул воздух. Бандиты, будь они гражданские или военные, всегда так предсказуемы. Полное отсутствие воображения, тактика самая примитивная, дальше своего носа не видят. Прут напролом, подобно разъяренному быку или же мальчишке-полузащитнику из школьной команды, который всегда смотрит в противоположную сторону от той, куда собирается бросить мяч.

Эти двое, сжимавшие сейчас вокруг него клещи, были, возможно, лучше других. Но, подобно Кастеру в Литтл-Бигхорн[4] или лорду Челмсворту в войне против зулусов в Исандлване, оказали ему большую любезность, раздробив свои силы, чем, как он надеялся, можно воспользоваться. И уничтожить противника по одному.

Один из этих наглецов как раз обходил сейчас особняк справа и оказался между стеной дома и бельведером. Вот он, шанс Смита! Он стал подкрадываться сзади к ничего не подозревающему мужчине. И вдруг наступил на ветку. Она хрустнула еле слышно, но преследователь тут же насторожился. Сердце у Смита, казалось, остановилось. Мужчина резко развернулся, поднял ствол пистолета, готовый выстрелить.

Смит понял, что медлить нельзя. Один мощный удар ребром ладони по горлу – и голосовые связки противника парализованы. Удар правой ногой в ботинке двенадцатого размера по голове, и мужчина тихо осел на землю.

Смит метнулся обратно, в свое укрытие.

Одна минута… две.

Более осторожный из этой парочки материализовался из тьмы. И застыл в лунном свете между стеной бельведера и упавшим товарищем. У него даже хватило ума осторожно обойти раненого, описав широкий круг, причем он старался держаться в тени. Но этим и ограничились тактические уловки, и вот он подбежал и опустился на колени рядом с упавшим товарищем:

– Джерри? Господи, что…

Смит размахнулся и ударил рукояткой вновь подхваченной «беретты» по склоненной голове.

Затем он потащил двух потерявших сознание противников в бельведер. Пригнувшись и тяжело дыша, вслушивался в ночь. Но единственным еле различимым звуком был шум машины, направлявшейся куда-то к югу. Со вздохом облегчения покинул он бельведер и, пробираясь меж тенями домов и деревьев, осторожно двинулся к тому месту, откуда пришел. Приблизившись к перекрестку, где на него напали, замедлил шаг и прислушался. И снова полная тишина, не считая уже знакомого звука – какая-то другая машина двигалась в противоположном направлении, на этот раз – к северу.

К перекрестку он подползал на локтях и коленях, держа по пистолету в каждой руке. В строе припаркованных вокруг машин ничего не изменилось, его «Триумф» стоял у обочины, там, где он вышел из него, спеша на помощь жертве-притворщику. Ни единой живой души в поле зрения.

Все же непонятно, как это белый грузовик отыскал его сперва на Висконсин-авеню, а затем здесь, на перекрестке? Случайностью это трудно назвать. Однако же и грузовик, и машина, и сбитый ею «пьяный», вне сомнения, являлись частью одной схемы, и целью их было устранить его.

Они точно знали, где он находится.

Он выжидал, луна опускалась все ниже к горизонту. Ночные тени сгустились, огромная сова пролетела между ветвями деревьев, а где-то вдали машина продолжала ехать к югу, потом свернула на север, потом снова к югу, медленно приближаясь к тому месту, где находился его перекресток.

Смит сорвался с места и бросился к «Триумфу». Достал из бардачка маленький фонарик, посветил под кузов. Ага, ну конечно! Неоригинально. В пятне света, отбрасываемом фонариком, виднелся передатчик. Совсем крохотный, размером не больше чем ноготь большого пальца, он был прикреплен к днищу с помощью мини-магнита. А приемник, по всей очевидности, находился в грузовике.

Он выключил фонарик, сунул его в карман и снял передаточное устройство. Искусная работа, ничего не скажешь. Выползая из-под «Триумфа», он вдруг заметил приближавшуюся к перекрестку машину. Присел за кузовом и замер. Машина двигалась совсем медленно, водитель, сидевший в кабине, бросал через открытое боковое окно пачки газет на лужайки и дорожки возле домов.

Вот он резко развернулся.

Смит поднялся и свистнул. И подбежал к машине со стороны открытого окна.

– Эй, а нельзя ли купить у вас газету?

– Конечно, почему нет. Есть несколько лишних.

Смит полез в карман за мелочью. Уронил монетку на землю, наклонился, чтобы поднять ее, и со злорадной улыбкой прилепил подслушивающее устройство к днищу машины.

Потом выпрямился, взял газету из рук водителя и кивнул:

– Огромное вам спасибо. Очень выручили.

Машина отъехала, Смит сел в «Триумф». И помчался прочь от проклятого перекрестка в надежде, что сбил со следа грузовик с убийцами и теперь у него хватит времени добраться до Софи. Но если эти убийцы были частью того зловещего и непонятного плана, о котором предупреждал его Билл Гриффин, тогда они должны знать, кто он такой и где его искать дальше. И где найти Софи.

Доклад, поступивший из Бельгии, из Института тропической медицины имени принца Леопольда, был уже третьим, который читала Софи за эту ночь. Заснуть никак не удавалось, и она вернулась к работе. Если этот хам генерал прав и Джон действительно отвлекся на одну из своих научных авантюр, даже не предупредив ее, да она его просто убьет! И в то же время она надеялась, что Кильбургер прав и потому у нее нет особых оснований волноваться за своего возлюбленного.

Она изучала поступившие во ВМИИЗ материалы, но лишь вот этот, последний, из Института Леопольда вдруг пробудил надежду. Доктор Рене Жискур вдруг вспомнил, что несколько лет тому назад читал один отчет, поступивший из военно-полевого госпиталя, развернутого в боливийских джунглях, в верхней части течения Амазонки. Сам он в то время вместе с другими учеными пытался подавить новую вспышку лихорадки Мачупо, что разразилась неподалеку от прибрежного городка Сан-Хоакин, там, где Карл Джонсон, Кунс и Маккензи за много лет до этого первыми обнаружили смертоносный вирус. В ту пору у него не было времени вплотную заняться этой тревожной вестью, он просто сделал запись в тетрадь, а потом забыл о ней.

Но известие о новом вирусе разбудило память. Он порылся в бумагах и нашел тетрадь со своими записями, а вот самого отчета обнаружить не удалось. Однако же записи эти имели определенную ценность. В них он особо подчеркивал странную комбинацию симптомов гантавируса и геморрагической лихорадки, а также указывал на несомненную связь заболевания с обезьянами.

Софи ощутила и торжество, и гнев одновременно. Да! После того как Виктор Тремонт не смог помочь ей, она начала сомневаться в правильности своих выводов. И вот теперь доктор Жискур нашел им подтверждение. Так, кто из ВМИИЗа работает или когда-нибудь работал там? Если она не ошибается, ни больших, ни маленьких вспышек этого заболевания с тех пор вроде бы не отмечалось. Стало быть, все ограничено лишь этой маленькой, затерянной в диких джунглях Перу территорией.

Она переписала поступившие из Института принца Леопольда данные в журнал, затем суммировала все, что помнила о странном вирусе и ее двух беседах с Виктором Тремонтом, поскольку теперь они, несомненно, имели к этому отношение. Записала также и несколько вариантов того, как этот перуанский вирус мог вырваться за пределы джунглей.

Она продолжала писать, как вдруг услышала, что дверь в кабинет отворилась. Кто?.. Радость захлестнула ее.

Она резко развернулась в кресле.

– Джон? Дорогой! Что, черт возьми…

Перед тем как ей нанесли сильнейший удар по голове и перед глазами поплыли радужные круги, она все же успела разглядеть окруживших ее четверых мужчин. Джона среди них не было. А потом провалилась во тьму.

Надаль аль-Хасан, переодетый в медицинский комбинезон, методично обыскивал стол этой дамочки-ученого. Читал каждый документ, отчет, просматривал записные книжки и блокноты. Внимательно изучал каждый файл. И испытывал при этом глубочайшее омерзение, хоть руки его и были защищены хирургическими перчатками. Он знал, что подобное богохульство имеет место и в его стране, а также во многих других странах исламского мира, в том числе и арабских, но скрыть раздражение при виде всего этого никак не удавалось. Разрешать женщинам учиться и работать рядом с мужчинами – это не только ересь, это подрывает достоинство мужчин и наносит урон чести женщины. И прикасаться к предметам, которые трогала эта женщина, было для него сущим мучением.