Заметив, что женщины переглянулись, Джой сказала в оправдание:

— Ей нет еще шести с половиной лет.

— Понимаю, понимаю! — согласилась доктор Гейнц. — Но в будущем, я думаю, лучше, если при осмотре ребенка вас не будет в комнате. Без матери дети ведут себя спокойнее. И меньше хлопот для меня.

Джой чуть не сказала вслух: «Речь идет не о том, чтобы избавить вас от хлопот. На то вы и врач». А про себя подумала: «И она воображает: вот еще одна глупая мамаша! Пусть думает что хочет, а я не позволю осматривать моего ребенка в мое отсутствие».

Доктор Гейнц, тщательно вымыв руки в ванной комнате, вышла, вытирая их как-то особенно усердно.

— Воспалительный процесс должен разрешиться через несколько дней. Пусть хоть месяц отдохнет после болезни, прежде чем мы приступим к операции. — Она открыла свой блокнот. — Предлагаю назначить операцию на первую неделю октября.

Джой помедлила.

— Я должна посоветоваться с мужем.

— Я уверена, Штефан согласится с любым вашим решением, — вмешалась Берта.

— Итак, на пятое октября? — Доктор Гейнц вынула карандаш, чтобы сделать запись в блокноте.

— Извините, доктор, все же я не могу решить окончательно. Если гланды не будут беспокоить ребенка, я отложу операцию. Жаль отравлять последние месяцы нашего пребывания здесь.

Доктор Гейнц вложила карандашик обратно в блокнот.

— Я забыла, что вы уезжаете. Но все же посоветуйтесь с мужем, и мы поговорим завтра, когда я приеду навестить ребенка.

И снова Джой почувствовала крепкое, уверенное рукопожатие и поймала себя на том, что она невольно рассыпалась перед ней в благодарности. Дверь осталась открытой, и Джой услышала, как, спускаясь по лестнице, Гейнц сказала холодным, отчетливым голосом: «Ja! Das Kind ist verwohnt!» И ее грудной смех раскатистым эхом прокатился вверх по лестнице.

Скорее из любопытства, чем из беспокойства, Джой поинтересовалась узнать, что означал этот докторский комментарий. Она раскрыла словарь на букве «V» и пробежала глазами колонку слов. «Verwohnen — „баловать“, „потакать“. „Избалованный ребенок“. Как бы не так! С возмущением она бросила словарь на стол и пошла в комнату Энн.

Десять дней спустя весь дом был поднят на ноги: накануне из Бонна позвонил Хорст, сообщив, что приезжает и привозит с собой полковника Кэри.

— Слава богу, Энн лучше, — сказала Джой Стивену утром в день их приезда. — Но что творится внизу! Настоящий сумасшедший дом.

— Пусть тогда Энн сидит у себя наверху. А что, доктор будет?

— Нет. Я ей сказала, если понадобится, позвоню.

— Что до меня, я не рвусь увидеть эту госпожу. Я ничего не имею против нее, но она мне не нравится.

— Энн она тоже не нравится, не понравилась она и мне и кенгуруше, в этом у нас полное единодушие.

Они в нерешительности смотрели друг на друга. Болезнь Энн несколько сблизила их, но разлад стал еще чувствительнее, не находя выхода в бурных вспышках.

Из коридора доносился громкий голос Берты, отдававшей приказания горничным.

— Почему в доме такая суматоха? — спросила Джой.

— Секрет, о котором не позже чем часов через пять раструбит вся мировая пресса. Сегодня днем будет подписано соглашение и корпорация полковника получит право реализовать патенты фон Мюллера в Соединенных Штатах и в Южной Америке.

Не вникая в суть дела и стараясь навести Стивена на разговор о профессоре и Брунгильде, Джой рассеянно спросила:

— А что, это принесет большой доход?

— Материальная сторона тут не имеет большого значения, но, как сказала бы моя дражайшая сестрица, важен принцип.

Подмигнув понимающе, он закрыл за собой дверь, и Джой особенно остро почувствовала себя одинокой.

Вздохнув, она пошла писать письма.

Обед, данный в честь полковника Уэйна Кэри, удался на славу. Полковник уверял, что цыпленок Мариленд и пирог с голубикой не приготовили бы лучше и дома.

«В этом можно не сомневаться, — подумала Джой про себя. — Берта умеет принять». По взволнованным же лицам горничных и Шарлотты, подававшей Энн обед, было ясно, что кухня представляла собою поле сражения в миниатюре.

Стол ломился от изобилия. Перед каждым прибором выстроился ряд сверкающих гранями хрустальных бокалов; полковник поздравил хозяина с отличным выбором вин. Он явно был знатоком. Полковник и Хорст соревновались в провозглашении тостов и по этому случаю каждый раз выпивали по объемистому бокалу вина. Семейство фон Мюллеров, казалось, готово было согласиться с мнением полковника, что обеденный стол должен служить не только для трапезы, но и для приятной беседы. Немецкий язык полковник знал не лучше Джой, и переводчиком был Хорст, который доносил своеобразие его речи и его остроты с таким юмором, что рассмешил даже отца. Впервые Джой услышала грохочущий хохот отца, смеявшегося над остротами полковника.

Когда они перешли пить кофе с ликерами в гостиную, разговор еще более оживился. Тон задавали Хорст и полковник Кэри. К удивлению Джой, отец попросил ее помузицировать, с гордостью глядя на нее поверх поднятого фужера для коньяка. Волнуясь, она села за рояль. Но волноваться ей не стоило: слушатели были вообще непритязательны, к тому же под хмельком, а стало быть, и чрезвычайно любезные. Когда она кончила, Хорст попросил еще что-нибудь сыграть, и это ее очень удивило. Он стоял, облокотившись о рояль, с бокалом шампанского в руке, смущая ее своими восхищенными, дерзкими взглядами.

Послышался звонок, горничная, неслышно подойдя к Джой, шепнула, что ее спрашивают. Джой, крайне удивленная, извинилась и вышла из комнаты. В приемной, рядом с холлом, Джой увидела Луэллу и Тео.

Она постаралась скрыть смущение. Ведь она не у себя дома. Неужели она их пригласила?

— Надеюсь, мы не испортили вам вечер? Ведь мы ввалились без приглашения, — сказала Луэлла. — Мы проходили мимо, вот и заглянули на огонек…

Хорст вывел Джой из затруднительного положения. Войдя в комнату, он воскликнул:

— Э-э! Да это мой старый друг, капитан Дейборн!

Обворожительная Луэлла привела Хорста в отличное настроение, и он проводил их в гостиную, как своих личных друзей. Джой пошла за ними, радуясь, что Хорст снял с ее плеч неожиданную заботу.

Положив руку на плечо Тео и поддерживая Луэллу под локоть, Хорст представил их. Тео, как всегда, был скромен, Луэлла — ослепительна в черном с глубоким вырезом платье для коктейля, шелестевшем при каждом ее движении; волосы ее были высоко уложены на голове, на плечи небрежно накинут горностаевый палантин.

Взглянув в другой конец комнаты, Джой уловила на лице полковника Кэри выражение, отнюдь не восторженное. Это выражение исчезло, как только Луэлла подошла к нему.

— О боже, полковник! Как я рада встретить вас здесь!

Он мгновенно принял светский тон, и только одна Джой поняла, что появление Луэллы отравило ему удачный во всех отношениях вечер.

Тео сел на диванчик рядом со Стивеном и его матерью, а Луэлла завела оживленный разговор с Хорстом, его отцом и полковником. Берта хлопотала, как гостеприимная хозяйка, желавшая, чтобы новоприбывшие чувствовали себя хорошо в их доме.

Взглянув на нее, Луэлла сказала:

— По-моему, мы с вами где-то встречались?

Берта, в платье, напоминавшем ночное небо, усыпанное бриллиантами, пришла в восторг от того, что с ней вступили в разговор.

— Когда вы вошли, у меня тоже мелькнула такая мысль. Вас трудно забыть.

— Как и вас! Но все же где могли мы с вами встречаться? — лицо Луэллы просияло. — Ах, вспоминаю! На этом потрясающем приеме у Prinzessin, как бишь ее зовут, в Дюссельдорфе… Ах да, там был еще мой отец и Макглои!

— Да, да! Теперь и я вспомнила. Это было в то время, когда я помогала нашей дорогой принцессе в организации…

— О-о! Так это были вы? — В голосе Луэллы послышалось нечто такое, что заставило Джой сердито посмотреть на нее. Но, Берта, чувствуя себя в центре внимания, не заметила ее иронии.