– Мне за стенами городца скучно, – покачал головой Искар. – Послужу пока боготуру Рогволду.

Отрок был явно себе на уме. И к Рогволдову стану он похоже, неспроста прибился. Однако вряд ли Листяна свое золото в этих схронах спрятал, поскольку известны они многим и не одна разбойная ватажка облазила их вдоль и поперек.

– Шатуненок? – спросил Рогволд, когда они отошли на приличное расстояние от костра.

– Похоже на то, – кивнул головой Торуса. – Ты отправь Искара в Берестень, за продуктами или по иной надобности. Понял?

– А если Горазд приберет его к рукам?

– Так затем и направь, чтобы прибрал. А иначе как ты выманишь гана из города?

– Пошлю Раду, – сказал Рогволд, задумчиво глядя на огни затихающего к ночи стана. – Она сумеет обвести Горазда вокруг пальца.

Торуса возражать не стал: женщина, судя по всему, действительно неглупая. Вот только преданность ее Рогволду у боготура вызывала сомнение. Но даже если подослана она к Рогволду ганом Митусом или даджаном, делу это помешать не должно.

– Садко опознал Щека, – прошептал на ухо Торусе Клыч, когда Рогволд отошел в сторону. – Он тайно приезжал к князю Твердиславу. Синяга как-то при Садко этого Щека другим именем назвал, а потом спохватился и велел мечнику помалкивать.

– А имя Садко не запомнил?

– Имя урсское, а более Садко ничего не удержал в памяти. Уже более двух месяцев прошло после того случая.

Конечно, Садко мог и обознаться. Но предчувствие подсказывало боготуру Торусе, что мечник, скорее всего, прав и этот лже-Щек тоже неспроста крутится возле шатуненка. Ну и главное, что предстоит выяснить Торусе, – почему эти двое, Искар и Щек, оказались в розвальнях боярина Драгутина?

Ган Горазд успел уже почувствовать себя в Берестене хозяином, когда какой-то зловредный бес принес по весеннему солнцепеку гостей с немалой свитой. Гости, оказавшие внимание захудалому гану, только-только почувствовавшему вкус удачи, были непростые. Ган Горазд, как хозяин отменно гостеприимный, сиял добродушием, но в душе его копошилась злоба. И опасение было – как бы первые ближники кагана не вырвали кусок из его горла.

Ган Митус, муж невеликого роста, но дородный, с хитроватым прищуром заплывших жиром глаз, тяжело отдувался после обильной пищи и немалой толики вина, принятой за пиршественным столом. Сам ган Горазд, уступив место во главе стола Митусу, скромно сидел одесную Битюсова ближника. Ошуюю расположился Ицхак Жучин, человек молодой, приятной наружности, улыбчивый и доброжелательный в отношении не только ганов, но и простых мечников. Ган Горазд, хоть и не был близко знаком с Жучином, но немало был о нем наслышан, а потому его улыбкам не верил.

Князя Будимира по младости лет за стол сажать не стали, но гостям показали. Ган Митус облобызал ребенка жирными губами, а Ицхак подарил ему зверя, вырезанного из камня. Дружина же малого князя была допущена к столу вперемешку с хазарами Митуса и Горазда.

Ган Митус, насытив утробу, высказал немало лестных слов в сторону как Будимировых мечников, так и Гораздовых хазар, а также выразил глубочайшее сожаление по поводу безвременной кончины князя Твердислава, чем свел на нет все предыдущие похвалы. Ибо сидевшие за столом мечники и хазары не могли не чувствовать своей вины за случившееся. Сила, конечно, на детинец навалилась немалая, и застала она его защитников врасплох, но ведь и сопротивления никто не оказал. В словах Митуса, вроде бы хвалебных, многим почудилась насмешка. Во всяком случае, ган Горазд воспринял слова гостя именно так и затаил обиду. Словом, пир не задался. Мечники, привыкшие к простым шуткам Твердислава, двусмысленные речи гана Митуса воспринимали с трудом, а потому помалкивали, налегая на вино и брагу. Сильно пьяных за столом не было: и Будимировы мечники, и Гораздовы хазары чувствовали себя за столом как в гостях, правда, неясно, у какого хозяина.

– Каган Битюс надеется, что берестяне не станут терпеть бесчинства, творимые даджанами на радимичских землях, и осудят Великого князя Всеволода, лишившего безвинно жизни своего родовича по наущению пришлых людей. Каган же со своей стороны обещает берестянам поддержку и защиту.

Брех с Глуздом, сидевшие неподалеку от гана Горазда, переглянулись. Похоже, каган Битюс решил поквитаться с божьими ближниками и ищет теперь застрельщиков опасного дела. Но в застрельщиках Твердиславовым, а ныне Будимировым мечникам ходить не хотелось. Пока это каган Битюс подойдет с помощью, а за это время князь Всеволод трижды успеет головы снять с мятежников.

– Так ведь нет прямой вины Всеволода в смерти Твердислава, – осторожно заметил Брех. – Это волхвы осудили его на смерть.

Слова Бреха мечники встретили одобрительным гулом. Хазары Горазда помалкивали, да и сам он не сказал в поддержку Митуса ни слова.

– Князь Всеволод хитрит, – поморщился толстый ган, – а сам за вашими спинами науськивает боготура Рогволда, который собрал под свою руку немалую силу и готовится к напуску на город.

– Если Рогволд пойдет на нас войной, то мы скажем свое слово, – отозвался Брех, – но задираться самим нам незачем.

И опять угодил Брех своим товарищам мечникам, огорчив при этом знатного гостя. Впрочем, ган Митус вслух своего огорчения высказывать не стал, а предложил пустить по кругу прощальную братину за здоровье кагана Битюса. За кагана выпили стоя и молча сошли от стола. Пора было и честь знать. Да и разговор принимал оборот, для многих нежелательный.

– Торопишься ты, ган, не в обиду тебе будет сказано, – вздохнул Горазд. – Не совладать нам со Всеволодом теми силами, которые у нас есть.

– Ты уже решил, что я тебя брошу на Всеволодовы городцы? – засмеялся Митус. – Не для того я завел этот разговор, чтобы ополчить трусливых людишек против Всеволода, а для того, чтобы мои слова дошли до ушей Великого князя и отбили у него охоту к союзу с даджанами и новгородцами. Князь Всеволод человек осторожный, чтобы не сказать трусоватый, и, прежде чем собраться в поход, сто раз подумает. Вот я и подбросил ему пищу для размышления.

Жучин захохотал, показав два ряда великолепных зубов, которыми можно было разгрызать не только мясо, но и кости. Горазд сердито покосился на развеселого купца, но не стал высказывать своего недовольства вслух.

– Почему бы кагану прямо не сказать берестянам, что он берет их под свою руку?

– А какой прок кагану от одного города? – Митус поморщился и отставил кубок в сторону.

– У кагана хватит сил не только на Берестень, – возразил Горазд.

– Кто ж спорит? – пожал плечами Жучин. – Но для того чтобы подмять под себя города, их придется жечь и зорить. Кагану достанутся одни головешки.

– Князья не пойдут добром под руку кагана и не откажутся от правды славянских богов, – махнул рукой Горазд.

– Нам не князья нужны, а обыватели, – сказал веско Митус. – Обыватель пойдет за тем, кто даст ему защиту и порядок. Ближников богов славянских следует избыть с этих земель не силой, а хитростью. Для этого нужно, чтобы простолюдины от них отвернулись и направили свои взоры на кагана. Ты, ган Горазд, Берестень под себя взял с умом, и каган тобой доволен, но если будешь здесь сидеть сиднем, то город у тебя из рук вырвут. Про боготура Рогволда я ведь сказал не шутя. Он готовится к захвату Берестеня, об этом у меня имеются верные сведения.

Про Твердиславова брата Горазд, конечно, слышал, но в расчет его не брал. Стены Берестеня крепки, защитников достаточно, и взять его с наскока не только Рогволду, но и князю Всеволоду будет непросто.

– Затевают что-то божьи ближники, – задумчиво проговорил Митус. – Не худо бы вызнать, что именно, ган Горазд. Ицхак тебе поможет. Прислушивайся к его словам, худого он тебе не присоветует.

Горазд в этом как раз не был уверен, но не стал спорить с Митусом. Молодой ган подосадовал на то, что Митус с Жучином, прожив в этих краях всего лишь семидницу, знают о том, что делается в округе, больше, чем он. Конечно, у Митуса и Жучина в окрестных градах и весях туча соглядатаев, но кто мешал Горазду подобными людишками обзавестись.