В гостинице наши соседи чета итальянцев с тремя детишками и четвертым, как у нас, в животе. Они завтра выезжают во Флоренцию. Наверное, присоединимся к ним.
16 октября 1910 года (суббота)
На вокзале я оставил Анну с итальянским семейством, а сам побежал справляться о билетах. И тут кто-то сзади больно хлопнул меня по плечу. Что такое?! Вот так встреча! Вот о ком я и думать забыл! Митя! Поглядел по сторонам, не видать ли где поблизости Аполлон Григорьевича. Нет, не видно.
– Ты что здесь, – спрашиваю, – как?
– Багаж буду отправлять. Специально вчера за ним приехал.
– А Аполлон Григорьевич?
– Мы уж вторую неделю, как в Милан перебрались. Там театр, опера. Самый сезон.
Ну конечно! Ла Скала! Где и быть-то Вольтеру как не там! Вот оно провидение господне! Я попрощался с нашими итальянцами, Анну мы с Митей отвезли обратно в гостиницу, а сами поехали хлопотать об отправке Вольтеровского багажа. Послезавтра вместе выезжаем в Милан.
17 октября 1910 года (воскресенье)
Первый порыв мой был написать Демианову о Вольтере. Они же оба там на севере, друг от друга в паре часов езды. Но потом раздумал. Мы сами, быть может, к нему наедем сюрпризом, а если еще и Аполлона удастся уговорить, вот это будет встреча! Миша, Миша! Как он бедный там? Только б не замучили его эти аристократы. Лучше б выяснилось, что всё ошибка. Да и забрали б мы нашего М.А. подобру-поздорову. Написал ему, что движемся в его сторону. Пусть не чувствует себя заброшенным.
Палаццо Вольтера, из которого мы его вещи вывозили – сказочный замок, растущий прямо из скалы. Узнаю Аполлона. Слава богу, уж все упаковано было, и мебель, и посуда, и ковры, и картины, а то б в неделю не управились. Все-таки Митя скряга. Если бы не я, грузчики чуть не в половину бы меньше получили. Но зато все (кроме Мити, разумеется) остались довольны. И работу сделали быстро и ничего не затеряли и не испортили.
18 октября 1910 года (понедельник)
В дороге забрасывали друг друга новостями. Фавориты у Вольтера сменились. Опальные Кики и маркиз были отправлены в Париж еще в сентябре. Доктор новый с ним путешествует, как-то по-новому его лечит. Но Митя считает, что А.Г. и так уж здоров и в лечении не нуждается. Дай-то бог! Теперь наш Вольтер дружен с оперной певицей, двумя певцами и молодым композитором. Меценатствует по обыкновению. Думается мне, к нашей «Кошке» интерес у него пропал. Какая там «Кошка», когда есть Ла Скала.
О том, что нас везет, Митя тоже не стал его предупреждать.
19 октября 1910 года (вторник)
Попали с корабля на бал. То есть, с вокзала прямо на пир к Аполлону. Всё то же, что в Петербурге: шумное застолье. Только здесь еще более шумное – что, что, а шуметь итальянцы умеют. Лично я от Ап.Григ. не получил никаких восторгов, ни радостных восклицаний, ни объятий. Ничего ровным счетом. Встретил спокойно, будто вчера расстались. Чуть не первым делом спросил про счета, которыми я в Киссенгене занимался. Слава богу, я припомнил, что там к чему. Анной же напротив он бурно восхищался, расцеловал ее в обе щеки, оглядел всю с ног до головы и нашел несказанно похорошевшей. Всячески вышучивал наш брак, почти что зло. Собранию объявил: «Прошу знакомиться, мадемуазель Мария с молодым Иосифом!» Никто, кажется, его не слышал, а кто слышал, надеюсь, не придал значения. Новый доктор А.Г. – симпатичный очень молодой американец. Его стараниями А.Г. вина не пьет теперь совсем, чуть ли, не сам верит, что вроде бы так всегда и было. Зато других по-прежнему накачивает безмерно. «А сам я, – говорит, – без всякого вина от рожденья умеренно пьян. Бодр, весел и проказлив». И демонстрируя, очевидно, последнее свое врожденное качество, щипает за ногу, проходящую мимо даму. Дама визжит. Аполлон хохочет. Между прочим, выясняется, что он получает от этого доктора инъекции какого-то нового, чудодейственного средства, дающие силу, бодрость и омолаживающие. От того же доктора получаем сведения, что веселью уже третий день пошел. Но нам такое не удивительно.
Анну устроил отдыхать, а сам вернулся к гостям и напился вина вместе со всеми.
20 октября 1910 года (среда)
Те гости, что не уехали вчера, разъехались сегодня до второго завтрака. Остались только мы. Новые Вольтеровские фавориты-музыканты сейчас у него не живут. Я все оттягивал, придумывал, как половчей и оригинальней уведомить Аполлона, но так ничего не выдумал особенного. Выложил просто как есть:
– А знаете, Аполлон Григорьевич, мы ведь с Анной не одни из Петербурга приехали, Михаил Александрович тоже здесь, в Италии. – Вольтер аж подскочил.
– Миша! Это отлично!
– Правда, у нас его некоторым образом похитили.
– А! Уже с каким-нибудь маркизом итальянским спутался!
Я давай в подробностях излагать нашу водевильную историю. А.Г. почему-то не на шутку забеспокоился, заявил, что завтра же все выезжаем в Турин. История странная и требует его личного разбирательства. Я обрадовался очень.
Вечером сидели в опере. В собственной ложе Вольтера. Сам А.Г., его доктор мистер Даг Рид, Анна, я и молодой итальянец – подающий надежды композитор. Скáла – воплощение роскоши. Ни один собор не сравнится. Ослепительно. Я даже немного подавлен был таким великолепием. А вот Анна моя неожиданно проявила недюжинную осведомленность. Они с Вольтером наперебой перечисляли десятки итальянских фамилий певцов и певиц, сравнивали Скала и Гранд Опера, со знанием дела смаковали подробности представлений прошлых лет. Я сначала возгордился Анной, потом несколько приуныл – соскучился, и за себя стыдно стало, потом снова воспрял, радуясь, что хоть кто-то из нас двоих может соответствовать. Несомненно, место Демианова здесь. Какое счастье, что В. Лично завтра за ним поедет! Часа четыре после спектакля не мог избавиться от ощущения звучащей в ушах музыки.
Наши с Анной спальни соединены между собой общей ванной комнатой. Палаццо построено лет двести назад, а внутри все устроено роскошно с новейшими усовершенствованиями.
21 октября 1910 года (четверг)
В Турин отправились почти той же компанией: Вольтер, я, Анна, доктор и еще Митя. Между прочим, Митя доктора Рида недолюбливает – с подозрением относится к его чудодейственным уколам. Ну, бог с ним. У него свои представления о том, что Аполлону хорошо. На мой взгляд, А.Г. действительно поздоровел. Похудел, вообще выглядит гораздо лучше. Он взял странную манеру, когда обращается по-фр. к одной Анне – называет ее мадемуазель Мария, меня одного величает юный Иосиф, а сразу двоих зовет по-русски Сашка и Машка. В дороге отчего-то стало мне тревожно за Демианова. Чтобы развлечься, я стал рассказывать наши с Митей багажные приключения, вышучивая его скаредность. А.Г. поддержал мои шутки. Видно, за Митей он и прежде замечал подобное. Доктор стал смотреть на меня гораздо теплее. Благодаря моим шуткам над Митей, или просто привыкает понемногу? Очень он красив. Такое свежее, почти кукольное лицо. Оставив Анну, Митю и доктора дожидаться нас в маленькой траттории на террасе, отправились с А.Г. к графине. Привратник узнал меня и впустил без разговоров, провел в гостиную. Тревоги оказались не напрасными: графиня сдержанно сообщила, что сеньор Демианов не гостит у нее больше. Горло мое перекрыл холодный комок, который я проглотил ценой невероятных усилий. Вольтер с обезоруживающей, обескураживающей бесцеремонностью подошел к графине, взял ее под руку, и, заявив, невозмутимо по-фр.: «мадам, прошу вас, пройдемте к вам в кабинет», повел ее так, как будто точно знает, куда нужно идти. К моему изумлению, графиня не позвала слуг, не возмутилась такой наглости, вообще ничего не сказала, а покорно пошла. Я остался ждать один в гостиной. Самоуверенно думая, что подражаю В. в его раскованности, уселся в кресло без приглашения. Ну что ж, что пригласить было некому, как и оценить мой смелый поступок. И хорошо, что сел. Вольтер отсутствовал минут двадцать, не меньше. Мне они показались вечностью. Я уж начал подумывать, что он покинет палаццо как-нибудь с черного хода. И неизвестно еще, своей волей, или насильно его вытолкнут. Но разве можно было о нашем Аполлоне так думать! – Прошел через гостиную, не останавливаясь, едва повернув ко мне голову, сказал: «пойдем», и мы вышли на улицу. Только я открыл рот, чтобы спросить, Ап.Григ. сам воскликнул:
