Не от того, что глупые, не от недостатка в обучении - просто еще не обрели житейской мудрости. Они еще не понимают, что ночной марш бросок, окапывание, постоянные изнурительные тренировки - все это не для офицера, а для них самих. Ещё не понимают и долго не поймут. Только умывшись горечью слез или кровью станут они понимать, что почем. И значит до тех пор на плечи офицеров и ветеранов ложится обязанность ни на секунду не спускать глаз с молодых - хранить, беречь от самих себя.

       Вскоре после всеобщего шабаша вернулись офицеры. Вести оказались недобрыми: мало того, что марш, так еще и ночной, уже через четыре часа - в полной выкладке. Единственно, что хоть как-то подняло боевой дух - так это оперативно приготовленный поварами ужин. Неизвестно, каким чудом немногочисленным работникам ложки и поварешки удалось справится - накормить три с половиной тысячи здоровых голодных мужчин далеко непросто. Однако же смогли, устроили если не пир, то всяко сытную и обильную трапезу. До блеска выбрав котелки, запили ужин кто кипятком, кто чаем. После уже не оставалось ни желания, ни сил продолжать разговоры и жаловаться на судьбу - ощущенные сытости нагоняло здоровую сонливость. В итоге бойцы справедливо решили не тратить время попусту и разбрелись отдыхать.

      Именно тогда, у входа в капсулу своего взвода Иван и заметил Лиду. Та спешила вместе с полковником Гольдштейном к главному санитарному боту. Увидев бравого десантника, что так храбро защищал её от чекистов, девушка чуть замедлила шаг. Приветливо улыбаясь, Лида поздоровалась и даже сказала, что очень благодарна и надеется как-нибудь вскоре встретиться. Затем её окликнул Гольдштейн и девушка убежала дальше, взмахнув на прощание рукой. И даже беззаботно отправила остолбеневшему Косолапову воздушный поцелуй.

      Внезапного счастья оказалось для Ивана слишком много. Увидев Лиду он успел лишь непроизвольно помахать ей рукой. Буркнув нечто невразумительное в ответ на приветствие, десантник смутился и дальше стоял словно неживой. Поцелуй - пусть и воздушный - оказался последний каплей. Когда девушка скрылась за снежной пеленой, Иван наконец очнулся. Затем, не помня себя от счастья, вприпрыжку направился к своему месту. А надо сказать, беззаботно громыхающий подкованными каблуками о металлический пол двухметровый десантник - явление отнюдь не рядовое. Но Косолапову было совершенно все равно. Его ни мало не смущали удивленные взгляды товарищей, ехидные смешки - он был счастлив и впервые за долгое время почти спокоен.

      Лихо подпрыгнув, Иван с грохотом приземлился на кресло, разбудив задремавших было Яна, Симо и еще с десяток человек. Казалось, что сейчас он способен обнять целый мир. И распиравшая изнутри неподдельная радость требовала выхода. Но в конце концов усталость взяла свое и Иван заснул с блаженной улыбкой на лице. Проснувшись за несколько минут до крайнего срока, Косолапов только вздохнул. И, нехотя сбрасывая оковы дремоты, принялся будить товарищей.

Глава 21 

Геверциони. 07.01, 7 ноября 2046 г.

      - Товарищи! - громко выкрикнул Геверциони. Голос генерала прогремел над войсками, перекрыв даже вой бури. - Я знаю - вы устали, но не могу обещать вам отдых. Война не знает жалости и передышки не будет. Значит нам - каждому - придется идти вперед, забыв про слабость! Если бы я не знал вас, то мог предложить другой вариант: сдаться - здесь и сейчас. Но нет! Я не унижу вас такими словами! Я теперь знаю вас!...

      На секунду Геверциони остановился, чтобы перевести дух. Холодно! Всего лишь несколько слов, а горло уже кажется изрезанным тысячью невидимых лезвий. Но вместе с тем приходит, подхватывает словно на крылья невероятная легкость. Георгий обвел глазами строй. Бойцы молчат. И, не мигая, следят за командиром - тысячи глаз ловят каждое движение. Казалось, что даже вьюга стихла, чтобы дать возможность каждому видеть, выслушать эту речь. Значит нельзя останавливаться! И Геверциони продолжил:

      - ...Да я знаю вас! Посмотрите друг на друга! Посмотрите! - эти слова, словно приказ, заставили бойцов недоуменно мотнуть головами. Не понимая, что происходит, десантники оглядывались по сторонам. А Геверциони тем времен продолжал:

      - Это вы - не кто-то другой - сражались на 'Неподдающемся', это вы не теряли мужества даже когда казалось: все кончено! И именно вы победили - потому что сумели не упустить тот единственный шанс, который давал нам веру! Каждый - каждый из вас творец этой победы! И потому здесь и сейчас мы, советские люди, стоим гордо, непреклонно! Потому что каждый для себя уже давно сделал выбор - любить и защищать! И поэтому мы сражаемся!...

      'Показалось или правда? Действительно ли в их глазах блеснула вера?'

      - ...Я знаю - вы в замешательстве, но у меня нет ответов на все вопросы. Но я не стану скрывать правды! Я не скажу вам, как долго продлится наш путь к победе - но одно могу обещать с уверенностью: это будет трудный путь, потому что иных нет! Я обещаю вам, что сам пройду его вместе с вами - как равный. Ни себя, ни вас я не оскорблю снисхождением и поблажками!

      Я не скажу, кто наш враг - но знаю главное: это самый опасный, самый достойный противник за всю историю. Но я обещаю вам, что даже его можно победить! Потому, что дело не в том, насколько он хорош или плох! Дело только в нас - для человека нет ничего невозможного! Побеждать - это наша истинная суть, мы не умеем иначе!

      Я так же не скажу вам о себе. Потому что, убежден: здесь слова без толку! Смотрите - каждый из вас - смотрите за мной! Убедитесь на деле!...

      Наконец Геверциони облегченно замолчал. Все что можно - сделано. Теперь остается ждать. Вслушиваясь в повисшую тишину, Георгий пытливо вглядывался в застывшие напротив лица. Сумел ли он достучаться до глубины сердца? Зажег ли хоть искру на этом промозглом холоде? Тишина. Никто, кроме самих бойцов не даст ответа.

      Но ждать его сейчас так же глупо, как и пытаться провидеть. Усмехнувшись, Геверциони привычным движением взвалил на плечи объемистый походный рюкзак.

      - Бойцы! Здесь начинается наш путь! Никто не знает - и не скажет: к славе ли или к гибели? Мы дойдем до конца и все узнаем сами! Ведь главное нам известно - мы МОЖЕМ! - прокричал генерал. Могучее эхо прокатилось по долине, многократно отражаясь, и растворилось в далекой черной ночи. Теперь осталось сказать последнее:

      - Всегда любой путь начинается с первого шага! Самого трудного, судьбоносного! Товарищи! Время сделать наш первый шаг - наш общий шаг - к победе! Бойцы! Внимание!...

      'Батальон!... Рота!... Взвод!....' прокатились эхом команды офицеров. Взвилось, задрожало от нетерпения алое полотнище знамени. Тысячи глаз следили за каждым жестом, каждым словом генерала. Как ему хотелось верить - с надеждой.

      - Направо! - тысячи ног скользнули по утоптанному снегу. Щелкнули, словно винтовочный залп, тысячи пар каблуков.

      - Левой! Шаго-ом марш! - тысячи людей в едином порыве сорвались с места и громыхнули о землю. Это был их первый, долгожданный шаг на долгом пути. И они сделали его вместе.

      Взвилось, рассекая тьму боевое знамя. Истертое тысячами рук, древко грозно целило в бесконечность неба, словно предупреждая и, одновременно, предвкушая свой удар. Шедший во главе первой роты вместе с Ильиным и Лазаревым, Геверциони внезапно встрепенулся от неожиданного выкрика. Комбриг, уловив настроение момента, скомандовал:

      - Десант! Не спать! Слушая мою команду! Ну-ка дружно - боевую походную! Запевай!

      И над заснеженными просторами грянул хор тысяч солдатских голосов. Да, в не приходилось ждать идеального исполнения, но солдату простительно спеть мимо нот, в разнобой с товарищами. Не для того существуют эти песни. Главное - единение духа, ощущение единства - до самой глубины души.