— Моя мама… Вы помните, она умерла три года назад…

Тибо покачал головой.

— В самом деле? Столько времени прошло. А кажется, будто вчера.

— Да, будто вчера, — согласился Чезаре. — Мы вспоминаем ее каждый день.

— Нам всем ее не хватает. Без нее Дот никогда уже не будет прежним. Но теперь вы женаты. Жена, конечно, помогает вам пережить утрату.

— Да, — сказал Чезаре и замолчал.

Тибо решил, что сейчас один из тех случаев, когда тишину не стоит до поры до времени нарушать, и протянул руку за пирожным.

Когда пирожное было наполовину съедено, а мэр Крович решил отряхнуть крошки с лацканов, Чезаре заговорил снова:

— Вы знаете, я не хотел жениться, пока мама была жива.

Тибо медленно кивнул.

— Но когда она умерла, я поехал на родину…

— Полно, господин Чезаре, — вы живете здесь дольше, чем я.

— Знаю, знаю, но все равно… И там я нашел Марию. Она была такая юная и прекрасная! Я привез ее сюда.

Тибо оперся на локти и наклонился к Чезаре.

— У вас нелады?

— У нас с Марией? Нет, никогда. Но вскоре после ее приезда сюда прибыл ее брат Луиджи, а вскоре после него — Беппо.

И Чезаре приступил к рассказу, начав с распри между братьями и ссоры по поводу пиццы, и в конце концов дошел до утренних событий.

— Этот Луиджи… Он снимает квартиру вместе с одним из наших официантов. Сегодня утром Луиджи, мой собственный шурин… Он пришел на работу, и… Мой собственный шурин! И Мария — она так его любит! — Чезаре закрыл глаза влажной от пота рукой.

— Продолжайте, — сказал Тибо. — Он пришел на работу, и?..

Глубокий вздох.

— Он пришел, переодетый в девушку. Сказал, что теперь его зовут Луиза. — Чезаре обхватил голову руками. Он чуть не плакал. — Господин мэр! Я не знаю, что мне делать.

— Я мэр, — беспомощно проговорил Тибо. — Я не врач и не священник. Что вы от меня хотите — чтобы я его арестовал?

— А вы можете его арестовать? — спросил Чезаре с надеждой в голосе.

— А вы этого хотите? Мария этого хочет? Вы за этим ко мне пришли?

Чезаре помолчал, внимательно разглядывая участок ковра между своими ботинками.

— Господин Крович, я пришел к вам потому, что вы хороший человек и многого достигли в жизни. Вы знаете жизнь. Скажите, что мне делать.

Тибо охватили смущение и стыд. «Хороший человек». Сколько раз он слышал эти слова? Добрый мэр Крович. Может ли быть ноша тяжелее этой? Он был хорошим мэром, когда во время наводнения трое суток работал, не смыкая глаз. Но был ли он хорошим человеком? Хороший человек бросил бы работу и побежал к своей старой тете Кларе, спасать ее вещи от наводнения.

У мэра нашлось время для всех, но только не для несчастной старушки, и когда она умерла — умерла от горя, потому что потеряла все, что имела, — Тибо знал, что это он убил ее. Убийца Крович — так следовало бы его называть. И вот Чезаре приходит к нему за советом, потому что он, Тибо, многого достиг в жизни, потому что он знает жизнь. У Тибо было время подумать на этот счет. Он знал, что сделал свою жизнь пустой и бессмысленной. Он сделал это сам, и в награду люди называют его добрым и хорошим и обращаются за советом. Тибо было стыдно. Он-то знал, кто он такой. Обманщик. Он закрыл лицо руками и едва не расплакался. Так они и сидели наедине, два печальных человека, и каждому из них было стыдно, и каждому из них было грустно. И оба молчали. Наконец Тибо проговорил:

— Господин Чезаре, своим доверием вы оказали мне большую честь.

Чезаре вытер глаза и громко высморкался в большой красный платок.

Мэр Крович подождал, пока стихнет эхо, и продолжил:

— Как мэр, я ничего не могу вам посоветовать. Но я дам вам совет, как друг. Вот, что я знаю о жизни… Я знаю, что в мире не так уж много любви, чтобы мы могли позволить себе ею разбрасываться. Дорога каждая крупинка. И если нам посчастливится найти любовь — не имеет значения, где, — мы должны ее беречь и наслаждаться ею, сколько сможем, до последнего поцелуя. Если бы я был на вашем месте…

Раздался стук, и в дверь просунулась голова Агаты.

— Я только напомнить, что в одиннадцать — заседание Планового комитета.

Чезаре громко вздохнул.

— Вы занятой человек, господин мэр. Мне пора уходить.

— Нет, подождите. Госпожа Стопак, пожалуйста, передайте членам комитета мои извинения. Место председателя пусть займет советник Брело.

— Он будет вне себя от радости, — сказала Агата и исчезла за дверью.

— Если бы я был на вашем месте, — продолжил Тибо, — я бы устроил вечеринку в честь приезда моей новой родственницы.

— Будет скандал. Над ним будут потешаться. Только подумайте: такой стыд, такие мучения!

— Вы говорите о его мучениях или о своих? Если он сможет все это вынести, то сможете и вы. Жизнь коротка.

Чезаре снова громко высморкался и вытер глаза.

— Я не сомневался, что нужно обратиться именно к вам, господин мэр. Вы — человек, знающий жизнь, но я и представить себе не мог, что это знание обошлось вам так дорого.

Тибо внезапно снова чрезвычайно заинтересовался поверхностью своего стола.

— Нет-нет, послушайте меня, — сказал Чезаре. — Только что мы разговаривали, как друзья. Позвольте же и мне сказать вам кое-что, как другу. Я обычный человек и уже немолод. Но моя мама была ведуньей, и я унаследовал ее дар. Почему такая молодая и красивая девушка, как Мария, вышла замуж за такого человека, как я? Потому что я приворожил ее заклинанием, вот почему. Я могу сделать для вас то же самое. Все, что для этого нужно, — несколько волосков с расчески. Это очень просто.

Тибо усмехнулся, не поднимая глаз. Какая нелепая идея! Мария полюбила Чезаре, потому что он хороший человек, или же ее привлекла та жизнь, которую он мог ей обеспечить, так что дело, разумеется, не в каком-то глупом заклинании. И уж ему-то, Тибо, приворотное зелье точно не нужно. Ему нужно проклятие — злое, ядовитое проклятие, орудие мести, которое заставит ее страдать так же, как страдал он, которое будет грызть и мучить ее, и никогда, никогда не ослабнет.

— Это я тоже могу сделать, — сказал Чезаре.

— Что «это»?

— То, что вы сказали.

— Господин Чезаре, я ничего не говорил.

— Вот я и могу это сделать — ничего. Как бы то ни было, мне пора идти. Вы — занятой человек, у меня тоже есть дела. Кроме того, нужно организовать вечеринку — за это вам надо сказать спасибо.

Они вместе вышли из кабинета, спустились по зеленой мраморной лестнице и учтиво распрощались, ни словом не упомянув о каких бы то ни было заклинаниях.

Однако когда Тибо возвращался к себе и проходил мимо пустого стола Агаты, его глаза остановились на сумочке, стоящей на полу рядом со стулом. Из сумочки выглядывала расческа. Добрый Тибо Крович, тот самый, который не верил в Бога и могущество святых, даже святой Вальпурнии, нагнулся и вытянул из расчески несколько темных волосков. Это было падение, и он это знал. Тибо Крович был не таким человеком, чтобы лазить в дамские сумочки — в особенности в сумочку госпожи Стопак. И он сделал это, когда слова Чезаре еще звучали в его голове. За это нет прощения. Он ненавидел то несчастное съежившееся существо, в которое превратился. И ненавидел ее, потому что именно она сделала его таким.

Тибо обмотал волоски вокруг пальца и поцеловал их, уверяя себя, что от них исходит ее аромат. Впервые за три года он прикасался к ней — но и это был лишь призрак прикосновения.

Он услышал шаги на черной лестнице — ее шаги, он ни с чьими не мог их спутать. К тому моменту, когда госпожа Стопак вернулась за свой стол, дверь в кабинет мэра уже несколько секунд как закрылась.

Агата села на стул и посмотрела на эту дверь. У кофейной машины стояли две чашки, одна в другой. Агату возмутил заключенный в них немой приказ. «Вымойте-ка, госпожа Стопак!» Она подняла глаза к потолку и хмыкнула. Потом облокотилась на стол и опустила плечи. В глаза ей в стотысячный раз бросилась воткнутая в стену кнопка, напомнила об открытке, которую когда-то держала.