Возможно, прошло еще слишком мало времени для того, чтобы оценить два крупных успеха, которых он добился за эти месяцы: во-первых, он создал широчайшую сеть сторонников среди кампесинос, которые искренне восхищались им и уважали его; и, во-вторых, он сумел создать вокруг себя колдовской ореол. Че был справедлив; он относился к числу тех людей, которые никогда не станут требовать от других того, что не смогут сделать сами.
Эти два успеха стоили куда больше, чем в то время казалось. Фидель, вместо того чтобы освободить Че от командования колонной номер 4, понял их важность. {12}
15. Разногласия.
«В конце года вражеские отряды отступили от Сьерры еще раз, и мы оказались владельцами территории от пика Каракас на западе до Пино-дель-Агва на востоке, от моря, лежавшего на юге, до деревень в предгорьях Сьерры, занятых армией, на севере. Вооруженное перемирие было на самом деле отсрочкой. Партизаны были не способны действовать против сильно укрепленных армейских позиций, а армия не испытывала желания карабкаться в горы Сьерры».
Тем временем у партизан появилась настоятельная потребность в новой, более развитой инфраструктуре. У них были трудности со снабжением продовольствием, лекарствами, оружием и боеприпасами, а также с продолжением пропагандистской кампании.
«В качестве первого шага мы поручили нескольким кампе-синос выращивать определенные зерновые культуры и пообещали, что купим их бобы, зерно, рис и т. д. Одновременно мы организовали маршруты транспортировки через владельцев магазинов в отдаленных деревнях, чтобы доставлять провиант и кое-какое военное снаряжение в Сьерру. Мы собирали караваны из принадлежащих партизанам мулов, которые перевозили не только продовольствие, но и лекарства. Получать оружие с Равнин было достаточно трудно; помимо естественных трудностей, вызванных нашей географической изоляцией, существовали потребности революционных сил в самих городах и их нежелание передать оружие партизанам. Фиделю пришлось приложить массу усилий, чтобы обеспечить нас каким-то военным снаряжением».
Главная цель боев теперь заключалась в обеспечении партизан оружием путем разоружения вражеских солдат. Еще более сложные проблемы были с боеприпасами.
Хотя эти потребности были самыми насущными, Че все же не отказался от идеи создания базового лагеря с развитым хозяйством и вскоре после потери Эль-Омбрито обратил внимание на Ла-Месу. По-испански Ла-Меса означает «стол»: это было очень подходящее название. Долину, окруженную четырьмя горами, Че назвал «Стол вверх ногами», а одну из"гор «Ножка стола». Там он вновь принялся воплощать в жизнь свои идеи о постоянной базе. 3 декабря начались работы по маскировке лагеря, который должен был расположиться в этой долине. Партизаны построили больницу и различные мастерские: кожевенные, обувные (обувь была жизненно необходима при ведении партизанской войны) и Даже мастерскую для изготовления головных уборов — именно там сшили фуражку в шоферском стиле, которую Че время от времени носил. Была также и оружейная мастерская, оборудованная маленьким токарным станком. Позднее возник и табачный цех, где делали сигары. По мнению Че, результаты были неплохими, а вот Хомер Бигарт из «Нью-Йорк геральд трибюн» и уругвайский журналист Карлос Мария Гутьеррес считали, что партизанские сигары были не хуже «партагас», которыми торговали в Гаване.
В Ла-Месе была создана и постоянно работала школа, где детей кампесинос и даже пленных солдат учили читать. Кармен-сита вела занятия со взрослыми; чтение преподавали и некоторые другие повстанцы. Испанский журналист Менесес вспоминал о том, как один из преподавателей послал Че письмо, в котором многословно сетовал на нехватку самых элементарных материалов для обучения крестьянских детей, на что Че сердито и язвительно ответил:
«Я с удовольствием подтверждаю получение Вашего доклада, в котором Вы сожалеете об отсутствии подходящих орудий, с помощью которых Вы могли бы приложить педагогические усилия в той синекуре, которую для Вас предназначила революция. Малолетние субъекты Вашего академического внимания должны будут суметь обойтись Вашим гением, поскольку у меня в пределах досягаемости нет того культурного оружия, которое Вам требуется. При этом я должен сообщить Вам, что если Вы еще раз заставите кого-нибудь совершить десятичасовую прогулку, чтобы передать мне такую груду кретинских замечаний, мне придется отправить человека, чтобы он отрезал Вам яйца. Устраивает? Ваш разъяренный майор Че».
По мере развития организаторской деятельности возобновлялись столкновения Че с городским руководством Движения 26 июля. Уже 9 декабря он написал Фиделю Кастро:
«Если нам удастся встретиться или если у меня появится возможность написать тебе письмо подлиннее, я должен буду пожаловаться тебе на руководство, поскольку у меня возникает подозрение, что они форменным образом саботируют эту колонну или, что вероятнее, меня лично. Я чувствую, что при таком положении есть только два выхода: предпринять решительные действия, чтобы предотвратить в дальнейшем такие поступки, или уйти в отставку по причине физической неспособности или какой-нибудь другой, более подходящий, с твоей точки зрения. Это чувство не порождено недоброжелательством, возникшим в результате вынужденного отказа от Эль-Омбрито. ...Факты в общем-то слишком незначительные, чтобы можно было представить тебе бесспорное доказательство, но ты можешь прочитать письма, ...в которых они отвечают на мои важные и срочные запросы, учинив на трех страницах разбор одного моего абзаца, в котором я всего-навсего сообщил, какие мною получены инструкции по поводу одиночных посетителей».
Когда сегодня читаешь переписку между Сьеррой и Равниной, то кажется, что Че был чрезмерно резок в своем осуждении товарищей. Городские организации являлись объектом жестокого преследования со стороны полицейских сил Батисты, их участников часто арестовывали и жестоко мучили, они несли потери из-за проникновения предателей и испытывали постоянные трудности, являвшиеся следствием работы в подполье; кроме того, в связях со Сьеррой постоянно возникали перебои.
12 декабря Рене Рамос Латур сообщил Фиделю, что послал Че через Баямо семнадцать тысяч патронов, главным образом 22-го калибра, а также 44-го и 30,06-го, и через Яо еще две тысячи песо. Еще через два дня он написал Че:
«Че, я полагаю, что большая часть отправленных боеприпасов уже должна быть в твоих руках. ... Можешь поверить, что я был в отчаянии, получая от тебя один запрос за другим, оказываясь совершенно беспомощным, когда дело доходило до практического решения вопроса.... Все, что я послал тебе, было приобретено здесь партиями по 50, 100 и 200 штук, и мы заплатили за это бешеные деньги. ...Ты знаешь, что я стойкий приверженец организации в строгом смысле слова. Тем не менее, когда я попытался быстро переправить тебе боеприпасы, которые ты требовал, то столкнулся с безответственностью людей, задержками, нерешительностью и т. д. и понял, почему ты так прицепился к Ферреру и прочим, сообщившим тебе, что руководители из Баямо не знают, как добраться до тебя. Мое отчаяние дошло до того, что я уже собирался сам отправиться в Баямо и добывать для тебя военное снаряжение, отложив все другие важные и неотложные задачи. ... В течение нескольких дней вы получите 200 курток, 75 пар шерстяного нижнего белья, 150 пар носков, новый мимеограф и еще всякую всячину, которую мы вам посылаем».
Система снабжения, похоже, налаживалась: Че получил небольшой электрогенератор и даже первый том «Капитала» Маркса, который он начал читать еще в Мексике, но так и не смог закончить. Благодаря новому мимеографу удалось возобновить выпуск «Кубано либре»: к концу января газета стала поступать в окрестности Сьерры и близлежащие города.
Один кампесино сказал, что «Кубано либре» нужно было читать при солнечном свете или под очень сильным уличным фонарем, так как трафаретная печать была ужасной. Тем не менее газета поднимала дух. Она относилась к числу навязчивых идей Че. На создание ее «редакции» и сети распространения он затратил очень много времени и имел немало конфликтов; например, когда он узнал, что кто-то использовал экземпляр в качестве туалетной бумаги, то чуть не посадил весь свой штаб на хлеб и воду.
