— Мадам?

— Пожалуйста, маленькая порция салата Цезарь и филе миньон в беконе, с кровью.

— Очень хорошо. Сэр?

— Для начала, — сказал Кликс, — французский луковый суп, и проследите, чтобы сыр был сварен. — Он взглянул на Тэсс. — И баранья отбивная.

Моё сердце ёкнуло. Интересно, знает ли он, что «отбивным барашком» я называю Тэсс? Я стараюсь не делать так на людях, но, возможно, проговариваюсь время от времени.

— А для вас, сэр? — спросил официант меня.

— Гммм…

— Ну давай же, Брэнди, — сказала Тэсс.

— Да, — сказал я. — Баранья отбивная звучит неплохо. Мне то же, что и ему.

— До завтра, доктор Теккерей.

— До завтра, Мария. Постарайтесь не промокнуть.

От новой вспышки молнии по комнате метнулись тени. Даже в нормальную погоду кабинеты отдела палеобиологии в Королевском музее Онтарио имеют вид довольно фантасмагорический, особенно вечером, когда выключен свет. Кости повсюду. Вот чёрный череп Смилодона с пятнадцатисантиметровыми клыками. Вот изогнутые когти орнитомимида, установленные на металлической подставке, словно готовые вцепиться в добычу. Разложенный на столе и скреплённый проволочками жёлтый скелет плиоценового крокодила. Вокруг разбросаны коробки с акульими зубами, сортировочные лотки с тысячами костных обломков, кучка окаменевших яиц динозавров, словно готовых вот-вот проклюнуться, гипсовые рубашки, содержащие одному-богу-известно-что, привезённое с недавних раскопок.

Раздающиеся снаружи раскаты грома походили на рычание динозавров, доносящееся сквозь века.

Это было моё любимое время. Телефоны прекратили звонить, аспиранты и каталогизаторы-добровольцы разошлись по домам. Это была единственная за день возможность немного расслабиться и сделать хоть что-нибудь из накопившейся бумажной работы.

А после этого я достаю из запертого ящика стола свой старенький тошибовский палмтоп и делаю ежедневную запись в своём дневнике. (Обычно я не включаю компьютер во время грозы, но моя «тошиба» на батарейках.) Я выполнил макрос, который перебросил меня в конец файла, ввёл сегодняшнюю дату — 16 февраля 2013, выделил её болдом и поставил рядом с датой двоеточие и два пробела. Я уже собрался было начать писать, но тут зацепился глазом за последнюю фразу предыдущей записи. «…и перестал сдерживать слёзы», гласила она.

Чего?

Я прокрутил файл назад на пару страниц.

Моё сердце встревожено затрепыхалось.

Что за чёрт?

Откуда взялся этот текст?

Живые динозавры? Путешествие в прошлое? Нападение… кого? Это какой-то розыгрыш? Если я найду того, кто баловался с моим дневником, я его прикончу. Я был настолько взбешён, что не заметил, что бушующая снаружи гроза утихла так же неожиданно, как разразилась.

Я прыгнул к началу документа. Я начал новый файл первого января, около шести недель назад, однако этот файл начинался всего пять дней назад. Тем не менее, он содержал много страниц совершенно незнакомого текста. Я начал читать с самого начала.

У Фреда, дом которого соседний с моим, есть хижина на берегу залива Джорджиан-Бей. Как-то он поехал туда на выходные и оставил свою кошку дома с женой и детьми. Проклятая кошатина решила перебежать машине дорогу прямо перед моим домом. Мгновенная смерть.

Это были не мои слова. Где мой дневник? Как это сюда попало? Что за чёрт здесь творится?

И что это за фигня про Кликса и Тэсс?.. Чёрт, чёрт, чёрт!

Мезозойское солнце светило в бронестекло опоясывающего корпус «Стернбергера» окна, слепя мне глаза и отбрасывая на плоскую заднюю стену резкие тени. Я проснулся, по-прежнему ощущая странную лёгкость и небольшое кружение головы. Я оглядел полукруглое помещение — Кликса нигде не было видно. Гадёныш, должно быть, отправился наружу без меня. Я быстро скинул с себя пижаму, влез в те же самые штаны фирмы «Тилли», в которых прибыл сюда, натянул рубашку, куртку и ботинки и открыл дверь номер один, которая вела на спускавшийся к внешним воротам пандус. К своему превеликому удивлению, сбегая вниз по пандусу, я стукнулся макушкой о низкий потолок. Потирая ушибленное место, я открыл синюю створку внешних ворот и посмотрел вниз, на кратерный вал. На коричневой земле отчетливо виднелись следы Кликсовых башмаков двенадцатого размера; справа от них были гигантские трёхпалые отпечатки, оставленные ящером, который пробовал нас вчера на зуб. Также я разглядел маленькие клиновидные отпечатки его передних конечностей.

Я сделал глубокий вдох и шагнул вперёд. Первый шаг, в полном соответствии с поговоркой, оказался гигантским прыжком. Корпус «Стернбергера» немного выступал над гребнем кратерного вала, так что я падал примерно метр прежде, чем мои ботинки соприкоснулись с рыхлой влажной почвой. Посадка была на удивление мягкой, и я легко соскользнул по склону вала к грязевой равнине внизу, подняв за собой тучи рыжей пыли. Достигнув подножия вала, я не удержался и шлёпнулся на задницу, так что мой первый шаг в мезозой получился не слишком эффектным.

Окружающая действительность была жаркой, влажной и сильно заросшей. Солнце, едва поднявшееся над верхушками кипарисов, припекало сильнее, чем я думал. Я огляделся, надеясь увидеть динозавра или любое другое позвоночное, но никого не было видно.

Никого, кроме Кликса Джордана. Он появился из-за изгиба кратерной стенки, прыгая, как полоумный.

— Попробуй сам, Брэнди! — крикнул он мне. Он низко присел, подтянув колени к груди, а потом подпрыгнул; подошвы его рабочих ботинок взлетели над землёй больше чем на метр. Он прыгал снова и снова, подлетая в воздух, как чокнутый кролик.

— Что ты, чёрт возьми, делаешь? — спросил я, раздражённый его ребячеством и малость завидуя его физической форме. Я совершенно точно не смог бы подпрыгнуть так высоко.

— Попробуй.

— Что?

— Попробуй, подпрыгни!

— Да что на тебя нашло, Кликс?

— Просто подпрыгни, хорошо?

Я избрал путь наименьшего сопротивления. Я присел на корточки — ноги спросонок плохо сгибались — и прыгнул. Моё тело летело вверх и вверх, выше, чем я когда-либо прыгал, а потом, медленнее и мягче, чем я ожидал, с глухим стуком опустилось на землю.

— Что за…?

— Это гравитация, — торжествующе заявил Кликс. — Она здесь меньше — намного меньше. — Он вытер со лба пот. — По моим ощущениям я здесь вешу примерно втрое меньше обычного.

— У меня голова покруживается с тех пор, как мы прибыли.

— У меня тоже.

— Но я это списывал на возбуждение…

— Нет, это гораздо больше, мой друг, — сказал Кликс. — Это гравитация. Реальная гравитация, данная нам в ощущениях. Блин, я чувствую себя Суперменом! — Он снова взлетел в воздух, подскочив ещё выше, чем прежде.

Я последовал его примеру. Он по-прежнему меня перепрыгивал, но не намного. Мы смеялись, как детишки в песочнице. Это бодрило, а приток адреналина ещё более усиливал наши способности.

Если вы участвуете в полевых экспедициях, то неизбежно накачаете мышцы ног, даже не желая того, но я никогда не был особо спортивным. А сейчас чувствовал себя так, словно хлебнул какого-то волшебного зелья — энергичным и полным сил. Живым!

Кликс принялся прыжками обходить кратер по периметру. Я кинулся вдогонку. Бублик тёмной, рыхлой земли поначалу давал какую-то тень, но скоро мы выскочили на слепящий солнцепёк. Понадобилось несколько минут безумного скакания для того, чтобы обойти вокруг тридцатиметрового кратера и снова вернуться к тому месту, где над гребнем вала торчал корпус «Стернбергера».

— Это поразительно, — сказал я, переводя дыхание; в голове всё плыло. — Но какова причина?