Очередной трицератопс врезался в корпус, и в этот раз он треснул. Я услышал шум вытекающей из водяного бака воды у нас под ногами. Держу пари, они такого не ожидали.
Я решил начать с немного меньшего значения, чем догадка Кликса. Set Time‑unit = 3.000 s. Goto Send…
Корабль снова содрогнулся под ударом трицератопса.
— Брэнди, ты не мог бы поторопиться?
— Хочешь попробовать сам?
— Прости, — он отступил.
Рога уже проткнули корпус во многих местах и существенного его ослабили. Через бронестекло я видел, как трицератопс вразвалку удаляется от корабля.
Я напечатал последнюю строчку программы и запустил компиляцию. Одно, два, три сообщения об ошибке вспыхнули на экране, указав номер ошибочной строки. «Ожидается логическое выражение». «Несовпадение типа». «Зарезервированное слово». Чёрт!
— В чём дело? — спросил Кликс.
— Ошибки компиляции. Где-то напортачил.
— Ты хотел…
— Заткнись и дай мне их исправить. Пожалуйста. — Я переключился в режим редактирования и перешёл к первой ошибке. Ага, первая проблемка совсем простая — опечатка, «adn» вместо «and»; вот что значит отключать автокоррекцию. Я исправил ошибку.
Хр-р-р-рясь!
Меня качнуло. Пахицефалозавр ударил головой в многократно пробитый рогами участок корпуса. Теперь стало ясно, что делал хет в том головаче, которого мы препарировали — оценивал перспективы использования его в качестве тарана. Повезло им, применение тарану нашлось почти сразу.
— Он почти пробил, — крикнул Кликс.
Я щелкнул клавишей, и курсор перескочил к следующей ошибке. «Несовпадение типа». Что бы это значило в данном контексте? А, вижу. Я пытался выполнить математическую операцию над текстовой переменной. Вот дебил.
Полифонический сигнал от паразауролофа-тромбониста разорвал воздух, предположительно давая команду головачу нанести второй удар.
Курсор прыгнул с третьей ошибке. «Зарезервированное слово»? Это означало, что выбранное мной название переменной — FREQUENCY[33] — было запрещено, поскольку использовалось в языке с какими-то другими целями. Назовём её SAVE_ZAD, это уж точно ни с чем не совпадёт. Запуская компиляцию снова, я так сильно ударил по клавише, что корпус палмтопа едва не треснул.
Я не дышал, пока не увидел вспыхнувшее на экране сообщение: «Компиляция завершена успешно. Ошибок не обнаружено».
— Есть! — воскликнул я.
— Здорово! — закричал Кликс. — Запускай!
Я выбрал имя программы в списке и занёс палец над клавишей Enter.
— Нажми кнопку! — зарычал Кликс.
— Я…
— В чём дело?
— Ты знаешь, что сейчас произойдёт? — сказал я. — Потому что я не уверен, что могу…
— Если не нажмёшь ты, я сделаю это за тебя.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Нет, — сказал я. — Отказ принимать решение — это само по себе решение. — Я вдавил кнопку, и радиостанция начала передачу.
Хр-р-р-рясь! Череп пахицефалозавра с синими и жёлтыми отметинами на макушке вбил ослабленную секцию корпуса внутрь. Круглый кусок металла метра полтора в диаметре свалился на пол с оглушающим грохотом. Прежде чем мы успели среагировать, костеголовый исчез, и в дыру просунулась голова трицератопса. Кликс вскинул ружьё. У этого динозавра был лишь один надглазный рог; второй, должно быть, обломался во время атак на корабль. Одним слитным движением Кликс упал на пол и снизу вверх выстрелил в мягкие ткани нижней части трицератопсова горла. Удачный выстрел: похоже, пуля перебила-таки спинной мозг.
Через рваную дыру в корпусе мы могли видеть двух других трицератопсов, пытающихся отодвинуть труп в сторону. Кликс стрелял и стрелял, но они не повторяли ошибок своего собрата — головы пригибали к земле, защищаясь костяными воротниками. В короткое время путь был расчищен, и в поле зрения появился отряд троодонов. Они дождались, пока Кликс начнёт перезаряжать ружьё, и бросились в атаку — чешуйчатый вал зубов и когтей, неостановимо катящийся на нас.
Кликс попытался подняться на ноги, но вместо этого шлёпнулся обратно на пол. Мой желудок, казалось, провалился куда-то в район ботинок. Ближайший из троодонов упал на брюхо, двое других повисли на зазубренных краях дыры в корпусе «Стернбергера», остальные неуклюже отступили на грязевую равнину. Чувствуя себя так, словно весил миллион кило, я побежал, как в замедленном кино, к дыре и выглянул наружу, перегнувшись через тела троодонов. Наверху в небе величественный кецалькоатль, закладывающий широкий вираж, смялся, как бумажная фигурка и камнем рухнул на землю. Рядом двенадцатиметровая шея зауропода с громовым грохотом грянулась оземь. Тираннозавры некоторое время держались, а потом один за другим попадали на колени — кости ног подломились под увеличившимся весом. Земля вибрировала и сотрясалась под моими ногами по мере того, как сила тяжести возвращалась к полновесному g. Внезапно грязевая равнина пошла волнами, словно Такомский мост; в воздух поднялись тучи пыли.
Я отошёл от дыры и улёгся на живот рядом с Кликсом. Землетрясение продолжалось, гром бил по ушам, от подъёмов и опусканий земли крутило в животе. Ветер хлестал изо всех отверстий в корпусе «Стернбергера». Постоянно сверкали молнии, но раскаты грома были почти не слышны, заглушаемые другими шумами, в том числе какофонией голосов животных.
Земля вздрагивала, поднималась и опускалась…
Полагаю, что по всей Земле возникали разломы, из которых выплёскивалась раскалённая магма, богатая иридием, мышьяком и сурьмой. Расплавленный камень зажигал бесчисленные лесные пожары и кипятил воду в океанах. Кое-где земля выбрасывала облака ядовитых газов, и огромные цунами накатывали на берега, заливая солёной водой пресноводные мелководья и уничтожая прибрежные экосистемы. Земля под новообретённым весом слегка сжалась, и это давление сформировало ударный кварц и микроалмазы — два любимых доказательства астероидной теории в среде её сторонников.
Моя голова раскалывалась. Я приподнялся, чтобы ещё раз выглянуть в дыру в корпусе. Небо приобрело желчный зеленовато-серый оттенок; по небу быстро неслись облака. «Стернбергер» подпрыгивал, словно яичница на сковородке. Каждый раз, как он падал обратно, мне в грудь больно впивались металлические застёжки моей куртки. У меня стучали зубы. Я боялся открыть рот, чтобы не откусить ненароком язык, когда он непроизвольно захлопнется. Кровотечение из носа не прекращалось.
Наконец, крики снаружи утихли, но подземные удары продолжались, земля колыхалась. С неба стеной падал дождь, словно всё вёдра внутри облаков перевернулись разом.
Прошёл час, потом другой — землетрясение не утихало. Кликс отключился, и его голова безвольно билась о дрожащий от подземных ударов пол. Я подумал, что теперь, когда тяготение Земли усилилось, Луна должна приблизиться к ней. К тому времени, как её орбита стабилизируется, она будет повёрнута к Земле той стороной, к которой мы привыкли. Крошечный Трик, как я полагал, никогда не сможет стабилизироваться на более низкой орбите и в конце концов рухнет на Землю.
Наконец, землетрясение прекратилось. Мы остались внутри «Стернбергера», ожидая повторных толчков. Они начались минут через двадцать и потом повторялись в течение всего оставшегося времени нашего пребывания в мезозое и, должно быть, в течение многих последующих лет.
Во время одного из затиший мы решились выбраться наружу. Небо затянутое тучами пыли, прояснилось достаточно, чтобы стало видно багровое, словно на закате, солнце.
Это был совсем другой мир. Мы с Кликсом были единственными крупными организмами, сохранившими способность передвигаться. Лежащие на брюхе динозавры были повсюду. Некоторые ещё цеплялись за жизнь. Сердца других уже давно отказали, не в силах работать при в 2,6 раза большей силе тяжести. Те, кто ещё был жив, в конце концов умрут от истощения, неспособные двигаться и питаться.
Мы видели нескольких хетов. Они выдавливались из своих мёртвых или умирающих носителей, но в повышенной гравитации их комья расплющивались в голубые лепёшки и едва могли двигаться. Похоже, им было тяжело оставаться в виде крупных, способных к мыслительной деятельности конгломератов. В нескольких местах мы видели три или четыре маленьких комочка, неспособные объединиться в один большой. Кликс сжигал их все, как только обнаруживал.
