Скоро эта панорама оказалась обрезана; непроглядная тьма начала поглощать звёзды. Корабль поворачивался «лицом» к ночному полушарию Земли. Однако оно не было абсолютно тёмным — то тут, то там на нём можно было разглядеть какие-то огоньки. Лесные пожары, должно быть, вызванные ударами молний.

Мы летели навстречу заре, сияние которой чётко очертило изгиб края Земли. Через несколько минут снова взошло солнце, залив сферу горячими лучами.

В целом Земля выглядела примерно так же, как и на современных фотографиях из космоса: синий шар, покрытый сплетениями хлопковой белизны. Мои глаза, наконец, приспособились к масштабу и начали различать контуры покрытых облаками континентов. Их очертания за миллионы лет изменились, но я был знаком с тектоникой плит достаточно, чтобы разобраться, где что. Вот Антарктида, крошечное белое пятно, гораздо меньшее, чем в наше время. Австралия, лишь недавно отколовшаяся от неё и повернутая под непривычным углом. Индия свободно движется в океане Тетис навстречу Азии, столкновение с которой поднимет к небесам Гималаи. Южная Америка только начала удаляться от Африки; точное совпадение их береговых линий немного нарушено морем, которое тянется из тех мест, где со временем появится пустыня Сахара, к тому, что когда-то станет Гвинейским заливом. Ещё одно огромное море, прерываемое лишь длинной меридиональной цепью островов, отделяет Европу от Азии. Между Северной и Южной Америкой — открытый океан, в тысячу раз шире, чем Панамский канал. Однако Мексиканский залив уже хорошо виден, и…

Чёрт.

Чёрт возьми!

— Кликс! — заорал я.

— Что? — донёсся его голос.

— Посмотри на Мексиканский залив.

— Да?

— Посмотри на него!

— Я не понимаю…

— Он на суше. Не наполовину затоплен, как в наше время, а полностью на суше, но он уже существует.

— Да о чём ты гово… Ой. Ах ты ж… — Кликс был потрясён.

— Хет! — позвал я, жалея, что у них нет имён. — Хет! Любой хет!

— Да? — донёсся слабый голос брахиатора.

— Как долго существует этот кратер?

— Какой кратер?

— Тот, что на берегу большого залива на южной стороне массива суши, с которого мы стартовали. Видите его? Он примерно сто пятьдесят километров в диаметре… — Я вряд ли смог бы оценить его размер по виду с такой высоты, но я знал, каким он должен быть.

— А, этот кратер, — сказал голос, произносящий каждое слово отдельно от соседнего. — Он возник около девяноста наших лет назад — двести или около того ваших.

— Вы уверены? — спросил голос Кликса.

— Мы отслеживали астероид, который создал этот кратер. Поначалу казалось, что он может пройти близко от Марса — вы, возможно, знаете, что две наши луны в прошлом — астероиды, захваченные его тяготением. Но он прошёл довольно далеко и вместо Марса врезался в вашу планету. Взрыв был очень зрелищный.

— Но… но… — Кликс всё ещё пытался осмыслить новость. — Но мы считали, что столкновение, оставившее этот кратер, и было причиной вымирания динозавров.

— Неверное предположение, — просто отвечал марсианин. — Ведь динозавры не вымерли.

Максимальная точность оценки возраста пород для этой эпохи составляет где-то десять тысяч лет, но достигается только при определённых очень специфических условиях; в большинстве же случаев эта точность не превышает сотни тысяч лет. События, разделённые веками и тысячелетиями, нам запросто могут показаться одновременными.

— Удар должен был оказать большое влияние на биосферу, — сказал Кликс с нотками отчаяния в голосе. Я почувствовал, что улыбаюсь от уха до уха.

— Не очень большое, — сказал хет. — Растения и животные в месте удара были, разумеется, уничтожены, но в глобальном масштабе эффект был малозаметен. — Он помолчал. — Ваш народ и мой населяет одну и ту же захламленную систему. Падения астероидов случаются — вам это хорошо известно. Но жизнь продолжается.

Хотел бы я увидеть сейчас лицо Кликса — но сейчас я мог видеть лишь грандиозное зрелище планеты внизу. Мы снова уходили на ночную сторону; терминатор спешил нам навстречу. Направление взгляда снова сместилось — глаз живого корабля опять обратился к звёздам. Их было так много, что выделить из них какую-то фигуру, которую можно бы было назвать созвездием, было практически невозможно. Я наслаждался зрелищем; Кликс стоял в очереди в марсианскую экспедицию, но я даже и не мечтал, что когда-нибудь увижу звёзды из-за пределов атмосферы. Вид был величественный, захватывающий дух, это было красивее всего, что я видел в жизни, и…

— Что это? — голос Кликса снова ворвался из внешнего мира.

Я окинул взглядом небеса, пытаясь понять, что могло привлечь его внимание.  Ага, вот, далеко внизу в южном небе тесная розетта из сияющих голубоватых точек. Я следил за ней, в то время как корабль продолжал свой путь вокруг Земли. Розетта не смещалась относительно далёких звёзд, из чего следовало, что она находится очень далеко.

— Что это? — снова спросил Кликс.

— Что «это»? — тонкий голос брахиатора.

— Скопление огней, — пояснил Кликс. — Что это?

— Мы не говорим об этом.

— Вы должны знать, что это такое.

— Мы не знаем.

— Это в Солнечной системе?

— Нет. До него три в пятой степени световых лет. Пояснение: марсианских световых лет, в вашей системе счисления двести сорок три. Земных световых лет примерно вдвое больше.

— Тогда что это?

— Это маяк, не так ли? — догадался я, к собственному удивлению. — Визуальный сигнал, знак для остальной галактики, что здесь есть разумная жизнь. — Розетта была прекрасной, математически выверенной конструкцией. — Посмотрите на неё: вершины расположены на геодезической сфере. Она всегда выглядит сферой, под любым углом. И любой сразу поймёт, что она искусственная.

Я читал о подобной идее, хоть и в гораздо меньшем масштабе, много лет назад. Некий астроном предлагал засевать поля в Африке так, чтобы они образовывали гигантские узоры, которые говорили бы о наличии на Земле разумной жизни любому инопланетянину, рассматривающему её в телескоп. Но здесь был совсем другой масштаб. Цивилизация, способная выстраивать узоры из звёзд — это не укладывалось в голове. Розетта из звёзд была видна из любой точки южного полушария Земли — да и Марса, если на то пошло.

— Это, должно быть, здорово, что ваше общество росло и развивалось, видя в небе это, — сказал я брахиатору. — Неоспоримое свидетельство того, что вы не одиноки, что где-то там существуют другие, более развитые цивилизации. — Я покачал головой, и желе, соединяющее мой затылок со стеной, издало хлюпающий звук. — Чёрт, когда я думаю о том, сколько душевных сил люди тратили на раздумья о том, одиноки ли мы во вселенной, есть ли кто-нибудь, кроме нас, способен ли вообще разумный вид пережить собственное технологическое взросление… Это зрелище, должно быть, вселяет в вас уверенность.

— Оно нас бесит.

— Но…

Всё вдруг снова стало черно; хет вытягивался из моей головы. Мы вернулись на Землю в молчании. Я думал о розетте огней, о хетах, о троодонах, динозаврах, которые могли находиться на пути к собственному разуму. Похоже на то, что человечество опоздало к расцвету разума в галактике где-то на 60 миллионов лет. Мел-третичное вымирание уничтожило крупных рептилий, и только поэтому запасная команда млекопитающих получила возможность подняться до уровня самосознания, но к тому времени, как это произошло, Млечный Путь уже был далеко не таким густонаселённым местом. Ну как хетов может не волновать одна мысль о живущих где-то там строителях розетт?

Думаю, я их обидел. Не сказав более ни слова, они выгрузили нас в нашем лагере, теперь уже в почти полной темноте — от нашего костра осталась лишь пара тлеющих угольков. Мы проследили за тем, как их пульсирующая сфера беззвучно поднялась и улетела на запад, а потом взобрались на кратерный вал и вернулись на «Стернбергер».

Небо было полностью затянуто облаками. Возможно, это и к лучшему. Теперь, когда мы увидели небеса без вуали земной атмосферы, их вид с земли, захватывавших дух прошлой ночью, показался бы бледным подобием. Я лишь жалел, что розетта не была видна из северного полушария. Я бы очень хотел сделать её фото.