— Здравствуйте, — проговорил Ник. — Мы к Карлу Григорьевичу, по записи.

— Секунду… — Секретарь вынула распечатки, положила их на стол, заглянула в журнал. — Каверин?

— Никита Викторович. — Ник со ступеньки шагнул на пол, Маша последовала за ним.

«Не уезжает — значит, ей поручено следить», — подумал Ник, снял пальто и повесил рядом с женской дубленкой.

— Подождите, он примет вас, когда освободится, — проговорила блондинка.

Один из хмурых парней цыкнул зубом и уставился на Ника.

Из кабинета директора выскочила пышная женщина с трехэтажной прической и заполнила собой комнату: оттоптала ноги даме-манекену, толкнула Ника, протаранила и прижала к стенке Машу. Надевая дубленку, задела кого-то из парней. Когда начались пререкания, Ник уже здоровался с адвокатом:

— Добрый вечер. Я Каверин, мне назначено.

Адвокат — молодящийся подтянутый мужчина лет пятидесяти, растянул тонкие губы в улыбке, беззастенчиво осмотрел Ника, скользнул взглядом по его обуви, вскинул бровь и указал на стул:

— Присаживайтесь. Излагайте суть проблемы.

Ник сдержал злость, скопировал неестественную улыбку Домбровского, развалился на таком же, как у хозяина кабинета, стуле-троне и заговорил с деланым возмущением:

— Вы меня не узнаёте?

Он с удовольствием отметил, как ухоженные пальцы сжали «паркер» и покраснела морщинистая индюшачья шея, которую не спасли омолаживающие уколы. Продолжил Ник с задором, рассказал все как есть, не давая воли чувствам, словно дело его не касалось, и выжидающе уставился на адвоката.

Из Карла попёр Григорьевич. Он и раньше царил на тронах, на дипломах, развешанных вдоль стен, на резных подлокотниках и золоченых ручках, сейчас же он просто фонтанировал. Домбровский дергал черными (Ник подозревал, выщипанными и окрашенными) бровями, покусывал губу и старался не смотреть в глаза. Изредка он вставлял реплики и давал неожиданно дельные советы.

— Узнаю. Публичная персона. Значит, так, молодой человек. Попытаюсь сделать все возможное, приступлю уже завтра. Возьмите мой телефон, — он протянул визитку. — Позвоните после двенадцати. Устрою вам свидание и все выясню. Так что не волнуйтесь. Единственное, о чем вам придется поволноваться, — деньги. Вы должны будете внести хотя бы тридцать тысяч, то есть половину суммы.

А вот теперь он вперился со злорадством. Не хочется ему этим делом заниматься: беготни много, денег мало.

— Я и так сделал вам скидку. Потому что очень уважаю общественных деятелей, — заявил Домбровский.

— А я уж удивиться собрался — чего так дешево? Спасибо, Карл Григорьевич, что вошли в мое положение! — бодро сказал Ник. — Завтра обязательно позвоню, до свидания.

— До свидания, — кивнул Домбровский и поправил галстук.

Маша вскочила в приемной со стула, увидев Ника, и с крайней степенью озабоченности спросила:

— Ну что?

Он ответил уже на улице:

— Мерзкий тип, но дело знает. Спасибо, что подвезла, теперь мне надо к мелкому в больницу, собрать передачу маме, но прежде — домой. Как думаешь, что надо сделать, чтобы это закончилось?

— Видимо, переродиться. Или умереть. Хотя, если бы смерть что-то решала, вас попросту перебили бы. — Маша вздохнула и добавила с ненавистью: — Садись, я не хочу домой. Мне там пусто и больно, и стены давят. Приходишь туда и понимаешь: ты — ходячий труп. А так не просто кручусь белкой в колесе — помогаю вроде, отвлекаюсь, чувствую себя живой.

Ник решил ей поверить.

* * *

Кониченко, вызванный «срочно, прямо сейчас» к Нику домой, жевал бутерброд и хмурился.

— Никита Викторович, — проговорил он с набитым ртом, — я не знаю, кого туда можно того. Это ж надо разбираться. И чтобы по телевизору не показывали. И чтобы не докопались, что от нас, но проверенный человек.

— А ты подумай, — настаивал Ник, — ты работаешь непосредственно с людьми, я «на местах» вообще никого не знаю, да и некогда мне. Только не девушку и не ребенка.

Конь вздохнул, проглотил остатки хлеба с колбасой и потянулся за новым бутербродом.

— Антифа не пойдет. Леваки какие-то чумные, Никита Викторович, честное слово. Из них шпионы — как из дерьма пули. Всех нерусских отметаем… Есть хороший парень, но еврей.

— Не то, думай, Стас, думай!

Внедриться в стан врага, следить за фашистами изнутри — все, что оставалось Нику. От молчавшего два дня Паши пришел холодный официальный ответ: видеозаписей, о которых говорил Ник, не существует, разноглазого скина на месте теракта никто не видел, и вообще, «такое дело, Ник, не могу пока тебе содействовать, потом созвонимся, пива попьем».

Трубку «друг» не брал до сих пор.

Доказательства оставались у Ника на руках, но даже поднятый в Сети вой натыкался на холодное молчание власти. И содействие «Фатума».

Стас повел плечами, будто стены кухни жали ему. Уставился на старую пластиковую люстру.

— Ну есть один. Не из нашего универа. По группе старший. Третьекурсник, с мозгами, мы тут с ним за историю спорили. На вид — ботаник, но такой, не задрот. Подойдет?

— Досье на него есть?

— У меня точно нет, может, по его универу кто собирал… Никита Викторович, вы так требуете, чтобы сразу прям вот все было, а мы же люди. Мы вам этого разноглазого найдем, чего искать… Но досье, картотеки — ну нету пока!

— Понятно. Ты ешь, Стас, не стесняйся.

Семейные проблемы выбили Ника из колеи, он на два дня ослабил вожжи, и «Щит» оказался лишен руководства. Стас, конечно, юноша деятельный. Он всех организовал на отлов наркоторговцев, но ничего не предпримет без приказа. Вот, пожалуйста, личных дел нет. Кто в организации — пойди разберись. Может, внутрь уже пролезли и шпионы из ФСБ, и шпионы от нацистов.

— Есть у тебя в помощниках толковая девочка? Ну вот хотя бы Аня Батышева. Чтобы в бумажках рубила? Вот и запряги ее. Пусть составит на всех досье, вопросы для анкеты я тебе сегодня скину. И все эти файлы должны храниться по ячейкам, у тебя и у меня. Понял?

Стас вздохнул. Бюрократия была противна его существу. Ник понимал это, но понимал также, что четкая структура — залог продвижения вперед. Останься «Щит» раздолбанным движением — его смели бы сию секунду.

И так очень любопытно, почему власти не трогают незарегистрированное движение и его лидера.

* * *

Передачу для мамы — продукты и предметы первой необходимости — Ник упаковал в коробку и взял с собой на работу еще утром. Потом позвонил Домбровскому, условился встретиться недалеко от станции «Марьино», на автобусной остановке, оттуда удобнее всего добираться в женский СИЗО № 6.

Ник надеялся, что уладит все семейные дела в первой половине дня, а потом посвятит себя «Щиту». Вчера он составил подробные анкеты, и уже сегодня их должны были «спустить» в первичные ячейки.

На остановке Ник сразу же набрал адвоката, Карл Григорьевич ответил, что «скоро будет». Что значит «скоро» для старика, который колет ботокс и красит брови и волосы, сказать было сложно, Ник решил рассчитывать на лучшее.

Сновали туда-сюда маршрутки, люди толкались, осторожничали, чтобы не поскользнуться на первом льду. За угловатым, словно вытесанным из камня, кинотеатром начинался спальный район — высотки, высотки, высотки. Ник покосился на представителя вида «гопник обыкновенный», сидящего на корточках у бордюра: треники, остроносые туфли, «барсэтка» и «кэпка» в наличии, только четок не хватает. И откуда здесь столько отбросов? Симпатичный ведь район.

Гопник заметил пристальное внимание чужака, пожевал губами, сплюнул и отвернулся. Ник тоже отвернулся.

Подъехала синяя «импреза», медленно опустилось стекло — за рулем был Домбровский. Ник поздоровался, сел рядом, пристегнулся.

Адвокат сразу приступил к делу:

— Контора, где работала ваша мама, молодой человек, занималась, во-первых, отмыванием денег, во-вторых, хищением. Это по версии обвинения, ничего пока не доказано.