— Надеюсь, Хиггинс предложил вам что-нибудь выпить? — Его голос был такой же отрывистый, как и беспорядочное движение его пальцев. — О, да здесь ничего не осталось!

— Совершенно верно, мистер Редверс.

— С моей… — Он перевел взгляд с Луизы на портрет и обратно. — О подобных вещах теперь позаботиться некому. — Он крепко сжал губы, глаза подернулись печалью.

— Мне это так понятно, — тихо проговорила она.

Его неподвижное лицо мгновенно расплылось в улыбке.

— Боюсь, я покажусь вам скучным собеседником, миссис Хескет. И вообще, когда я в Холли-Хаусе, я никого не принимаю.

— Тогда разрешите поблагодарить вас, что вы сделали для меня исключение, — вежливо сказала Луиза.

— Разве мог я проехать мимо леди, попавшей в беду? — Голос был вкрадчивый, доброжелательный, но глаза смотрели настороженно. Несмотря на его старания казаться гостеприимным хозяином, Луиза заметила, что он относится к ней с таким же недоверием, как и она к нему. Только я скрываю это лучше, чем он, подумала она.

Он то и дело поправлял свои запонки. Он был так поглощен этим занятием, что она даже не пыталась поддерживать разговор.

Молчание затягивалось, и Луиза только завела, было, речь о погоде, как появился надевший чистую рубашку и приличный пиджак Хиггинс и пригласил их пройти в столовую ужинать.

Луиза ожидала, как само собой разумеющееся, что Джеффри Редверс предложит ей руку, но она ошиблась. Вместо этого он пошел к двери, остановился и подождал, пока Хиггинс выключит в гостиной газ, потом скрылся в холодном полутемном коридоре.

В Англии все по-другому, не то что в Индии, уже в который раз подумала Луиза.

Ей ничего не оставалось, как последовать за Редверсом в гордом одиночестве.

Если все дома в Англии такие же, как Холли-Хаус, то она сомневается, что в Англии ей понравится. Единственная полезная вещь, имевшаяся здесь в избытке, — это свежий воздух, но, к сожалению, оконные рамы были плохо пригнаны, и ветер, завывая, дул во все щели.

Рассмотреть, как обставлена столовая, было почти невозможно. Комната казалась довольно большой, но освещалась единственным канделябром в центре обеденного стола. Стол накрыт на две персоны. Тускло поблескивали серебряные приборы, и угадывались белые накрахмаленные салфетки. Джеффри Редверс первым занял свое место, и Луизе пришлось еще долго идти вдоль длинного стола и устраиваться на другом его конце.

У Луизы заныло сердце. В Индии беседа за обеденным столом была кульминацией уходящего дня. Здесь же, напротив, было ясно, что разговора за ужином не получится. Чтобы услышали на другом конце, ей придется кричать через весь этот прекрасно отполированный стол красного дерева.

На первое подали суп, напоминавший по вкусу что-то знакомое, но что, она так и не вспомнила. Суп был теплый и, как ни странно, вкусный, что было полной неожиданностью для Луизы. Она облегченно вздохнула, когда Джеффри Редверс сам начал разговор, спросив ее о жизни в Индии. Когда пришел Хиггинс, чтобы собрать суповые тарелки, Луиза вдруг поняла, что говорит она одна, а Редверс внимательно слушает, ничего не рассказывая о себе. Стоило ей замолчать, как он тут же задавал новый вопрос, и, хотя Луиза сразу поняла, что он сам жил в Индии, о своих впечатлениях об этой стране он говорить воздерживался. Тогда Луиза решила говорить поменьше, а слушать побольше — чтобы лучше узнать этого красивого мужчину, который вскоре станет ее соседом.

Хотя по обе стороны ее тарелки лежал полный набор ножей и вилок — и для дичи, и для птицы, и для мяса, — подача второго блюда затягивалась. После долгого ожидания принесли бутерброды — на поджаренный хлеб был положен омлет и сверху украшен анчоусами, но рыбки лежали целиком, с головками и хвостиками. Они зловеще смотрели на Луизу, умиравшую от голода. Потом был подан просто кусок сыра, сухой и безвкусный, видно пролежавший в холодном погребе больше положенного. Хиггинс принес блюдо с фруктами, как оказалось — на десерт, так как начали убирать со стола.

— Мадам, если желаете, я подам сливки, — проговорил Хиггинс, нервно вздрагивая под мрачным взглядом своего хозяина.

— Вам не кажется, что свежие яблоки довольно плохо сочетаются со сливками, Хиггинс? — удивленно спросил Редверс, высоко подняв брови.

На лице слуги появилась такая жалкая улыбка, что сразу стало ясно, какая паника царит сейчас на кухне.

— Благодарю вас, Хиггинс, мне достаточно и яблока, — пробормотала Луиза, когда Хиггинс поднес ей блюдо с фруктами.

Она нерешительно смотрела на красные, желтые и зеленые яблоки.

— Рекомендую вот эти желтые с красными полосочками, — подсказал ей Хиггинс, заметив ее немой вопрос.

Луиза стала чистить яблоко, пользуясь ножом и вилкой, но вдруг увидела, что Редверс разрезал неочищенное яблоко на четвертинки прямо на своей тарелке.

Наверное, это какая-то новая английская мода, подумала она. Во время ужина Луиза нет-нет, да и бросала быстрые взгляды на хозяина, стараясь понять, может ли она набраться от него подлинно английских манер. Он перехватил один такой ее взгляд, и хотя ответил ей улыбкой, однако продолжать разговор, по всей видимости, не собирался.

Наконец Луизе стала невмоготу тяжелая, гнетущая тишина. Вытерев губы накрахмаленной белоснежной салфеткой и стараясь не обращать внимания на сильный запах нафталина, она слегка отодвинула свой стул. Редверс мгновенно положил нож и вилку и вышел из-за стола. Когда Луиза с ним поравнялась, он поклонился ей холодно и церемонно.

— Не желаете ли проследовать со мной в гостиную, миссис Хескет?

И продлить этот «восхитительный» вечер? — подумала она, но вместо того чтобы выложить ему все свое неудовольствие, улыбнулась.

— Видите ли, я намеревалась пойти спать, — предложила она ему выход из затруднительного положения.

— Разумеется! Ну, какой же я глупец! Не подумал, что вы, должно быть, устали!

И опять эта улыбка — обаятельная, покоряющая, но взгляд оставался грустным и отрешенным, словно какая-то печаль тяжелым камнем лежала у него на сердце.

Редверс подошел к звонку, одиноко висевшему у двери.

— Хиггинс, как только появится, зажжет свет в вашей комнате. Желаю вам доброй ночи, миссис Хескет.

— Я думаю, что засну сразу же, как попаду в свою комнату, и хорошо бы без происшествий. Если я приеду к вам как-нибудь в будущем — из Роузберри-Холла, — то возьму с собой большой фонарь! — весело сказала Луиза. Она еще не договорила, а Редверс вдруг перестал вертеть в руках свой бокал и с удивлением уставился на нее. На его лице не было и намека на улыбку.

— Вы думаете, что будете приглашены сюда еще раз, миссис Хескет?

Она снова — в который раз! — потеряла дар речи. Она просто пошутила, сказала без всякой задней мысли, но под пристальным взглядом Редверса она почувствовала себя расшалившимся ребенком, которому учитель сделал замечание.

— Ну… это в том случае, если вы будете так любезны пригласить меня снова… — промямлила она.

— Я не из тех, кто тратит время на пустые развлечения, — проговорил он, не сводя с нее глаз и отчеканивая каждое слово. — Так было и тогда, когда моя жена была еще жива.

Его слова многое прояснили — роспись на стенах ванной комнаты, портрет…

— Как сказал Хиггинс, это типичный дом убежденного холостяка, и я веду очень замкнутый образ жизни. — В его глазах отражался свет лампы, и они выразительно сверкали, что придавало его словам особую значимость.

— Понятно. Ну… спокойной ночи, мистер Редверс. Позвольте еще раз принести свои извинения за те хлопоты, что вам доставило мое неожиданное появление.

— Не стоит благодарности, — жестко ответил он.

Она вежливо поклонилась, и он ответил ей тем же. Редверс дал Хиггинсу короткие указания, и через минуту тот уже вел Луизу по холодной мраморной лестнице на второй этаж, где показал ей ее спальню. Луиза была приятно удивлена — комната оказалась залита ярким светом.

— Хозяин строг, когда дело касается ламп, — осторожно заметил Хиггинс.