Бурчанье, в которое удачно вплетались шаркающие звуки шагов тяжело навьюченного осла, постепенно удалялось, пока не затихло в районе кабинета физрука.
Саша выждал еще несколько минут, затем бесшумно выбрался из своего убежища и, оставшись на четвереньках, медленно пополз в сторону выхода, ощупывая пол перед собой руками. Вряд ли Владимир Игоревич, унося врачиху, озаботился сбором стеклотары, а устроить звучный бреньк, подфутболив случайно бутылку, почему-то не хотелось.
Хотелось побыстрее вернуться к себе, а еще лучше – забиться в какой-нибудь уголок, где никто не будет приставать с расспросами, и обдумать услышанное.
Главное – не зацикливаться на плохом сейчас, иначе он не сможет сосредоточиться на дороге и обязательно на что-нибудь наткнется, уронит или упадет сам. В общем, привлечет к себе внимание, которое, как оказалось, смертельно опасно.
Все, заткнись, не думай ни о чем, придурок! Слушай пространство, сконцентрируйся! Вспомни дыхательные упражнения, которым тебя научил Владимир Игоревич…
Прекрати реветь, девчонка! Ну подумаешь, единственный человек, заботившийся о тебе, на самом деле просто дрессировал тебя, как обезьяну в цирке, ну и черт с ним! Ты же чувствовал, что ему нельзя доверять, так чего теперь разнюнился? Обидно? Лучше подумай о пользе, которую принес тебе дрессировщик. Ты же слышал – у тебя все получается хорошо, Владимир Игоревич доволен.
Поэтому немедленно сгреби себя в кучу.
Добравшись на четвереньках до двери, Саша поднялся и несколько мгновений делал дыхательные упражнения, помогающие успокоиться и сконцентрироваться. Кислород шустро побежал по крови, вычищая обломки страха и осколки боли.
Косоглазый, говорите? Изуродовать не мешало бы?
Добрые все-таки здесь работают люди, душевные.
Итак, что у нас тут?
А у нас в кабинете пас. Пипетка спасовала перед водкой и теперь дрыхнет на кушетке физрука. Сам же Владимир Игоревич, судя по звону посуды, стремится догнать подружку. Вот интересно, а что будет, если врачиха срочно понадобится Мамалии? Вернее, Федоре, кличка, данная директрисе сотрудниками, мальчику понравилась гораздо больше.
Федорино горе. Откуда это всплыло в памяти?
И вдруг… Мальчик пошатнулся и крепко вцепился руками в перила лестницы, по которой поднимался.
Ассоциативная цепочка, первым звеном которой стала кличка директора детского дома Амалии Викторовны Федоренковой, разматываясь, выдернула из какого-то закоулка души радужный шарик воспоминания. Саша так давно искал этот шарик, но слишком уж далеко он закатился. И вот – появился, ярко вспыхнул, и…
Саша лежит в кроватке, он совсем маленький, кажется, во рту еще есть соска-пустышка. А рядом, в кресле, уютно свернулась клубочком… Мама?!
Да, это она, мама. Молодая, стройная, красивая, густые черные волосы до плеч, брови вразлет, глаза действительно узкие, но не щелочки, они скорее миндалевидные. Точеный маленький носик, широкие скулы, кожа цвета сливочного масла. Лицо склонено над большой разноцветной книжкой, тихий голос произносит:
А за нею – утюги:
«Мы Федоре – не враги!»
А за ними – скалка:
«Мне Федору жалко!»
Саша перегоняет соску в угол рта и с трудом лепечет: «Ме Фидоу жако!»
Мама удивленно смотрит на него, затем удивление сменяется восторгом, она отбрасывает книжку, выхватывает малыша из кроватки и, целуя, кружит по комнате:
– Заговорил! И сразу предложение выдал! Ах, ты мой умничка! Мой бельчонок родной! Тебе же еще и годика нет, а ты уже болтаешь! Сашка Ким – самый умный мальчик в мире!
Он – Саша Ким, а не Смирнов! Ким! Звонко, словно колокольчик, он же помнил об этом! А теперь вспомнил и саму фамилию!
Теперь он найдет маму. Потому что вспомнил и ее.
Главное – выбраться отсюда.
А для начала – с лестницы и из коридора вообще.
ГЛАВА 5
Вернуться на свой этаж удалось без происшествий. А вот в холле пришлось уворачиваться от затеявших игру в догонялки малышей. Ничего, это очень хорошая тренировка, почти в полевых условиях.
Интересно, а служил ли на самом деле в спецназе, как он говорил, Владимир Игоревич? Саше всегда казалось, что в специальных войсках должны служить специальные люди, самые лучшие. И не только физически, они должны быть самыми честными, самыми справедливыми. И добрыми…
Ну вот, опять! Слабак ты, Саша Ким, а не самый лучший мальчик на свете! Где-то там, за воротами детдома, тебя ждет мама. Она в беде, это совершенно точно, иначе давно бы уже нашла сына. Ведь мама очень любила его, Саша это помнил. Нет, не правильно. Не любила, а любит. И у нее больше никого нет, кроме него, Саши. Он – единственная мамина надежда.
Поэтому прекрати хлюпать носом, надежда, и топай вперед. Из столовой пахнет свежей выпечкой, а значит, скоро полдник. Идти туда не хочется, голова гудит, никак не удается полностью отвлечься от услышанного. А значит, надо не отвлечься, а привлечься. Сесть где-нибудь и разложить все по полочкам.
Мальчик представил здоровущий шкаф в голове с кучей полочек и невольно хихикнул. Тогда и голова должна быть не круглой, а прямоугольной, как этот самый шкаф. А ключ в нос вставляется!
– Санька, ты чего тут встал и лыбишься? – Шаги Гошки он услышал давно, поэтому голос приятеля неожиданностью не стал и подпрыгивать озадаченным кузнечиком не заставил.
– Да так, вспомнил кое-что. Слушай, будь другом, сегодня на полдник булочки, захвати мою и притащи в комнату, хорошо?
– А сам чего? Там же еще сок в меню написан, вкусный, мультифруктовый.
– Не хочется сейчас, голова что-то болит. Ты мой сок выпей, разрешаю, но булку не вздумай слопать!
– Голова у него болит, – проворчал Гошка. – Меньше бы ты на турнике висел. Ой, здрасте, Амалия Викторовна!
– Здравствуй, здравствуй, – механически ответила директриса, появление которой Саша упустил.
Наверное, Федора была в какой-нибудь из ближайших комнат, поэтому он и не услышал цокота ее каблучков, заранее предупреждающего обычно о приближении Амалии Викторовны.
Мальчик ссутулился и наклонил голову, стараясь занять как можно меньше места в пространстве. Эх, сюда бы раковину какую или домик черепахи, чтобы можно было спрятаться и притвориться булыжником. Незаметным таким, серым.
Возможно, все так и получилось бы, поскольку директриса явно думала о чем-то своем и на болтающихся в коридоре воспитанников особого внимания не обращала.
Саша с облегчением слушал, как туфли Федоры, задержавшись возле них лишь на мгновение, зацокали по коридору дальше. И в этот момент фанат директрисы по имени Георгий Кипиани сиплым петушком кукарекнул ей вслед:
– Амалия Викторовна, а когда приходят усыновители, вы всех им показываете?
– Да, конечно, – рассеянно проговорила директриса, останавливаясь.
– И что, я за два года так никому и не понравился, да? – Голос Гошки задрожал. – А может, вы поищете среди семейных пар таких, как я? Они-то меня стесняться не будут…
– Ну что ты, малыш, говоришь такое! – Голос Федоры стал сладким и тягучим, словно мед. Правда, Саше он больше напоминал медленно стекающий по стенке сборного стакана змеиный яд. – Те, кто приходит в наш дом, знают, что здесь живут не совсем обычные дети, поэтому о стеснении и речи быть не может. Просто твои папа с мамой пока еще не доехали до нас. Но они обязательно доедут, вот увидишь! И знаешь, я думаю, что это произойдет совсем-совсем скоро.
– Правда? – задохнулся от радости Гошка. – Вы… Вы что-то знаете, да?
– Ну-ну, – журчала директриса, – давай не будем спешить. А то вдруг проговоримся, и не сбудется!
– Давайте, – прошептал мальчик.
– Ну вот и отлично. Напомни только мне свою фамилию.
– Кипиани.
– Да, конечно! Георгий Кипиани, как же, помню. Ты умеешь плавать, Георгий?
– Да, я в нашем бассейне научился!
