Внезапно подруга по несчастью вздрогнула, вся напряглась и замерла, как будто почувствовала что-то. Ее волнение передалось Феклуше, и девочки затаились, вслушиваясь. Через несколько мгновений обеим показалось, что позади дерева есть кто-то еще.

— Волчок, ты? — неуверенно, словно боясь ошибиться, прошептала Юля. В ответ раздалось еле слышное утвердительное ворчание, сопровождаемое прерывистым дыханием и колебанием веревки.

— Молчи! — она повелительно глянула в глаза напарницы и продолжила жарким шепотом. — Не бойся. Делай как я. — Сдвигая ослабевшую веревку, медленно сползла по стволу вниз, освободившимися руками поддернула повыше одежу и, распластавшись по земле, поползла в темноту леса, волоча за собой котомку. Феша попыталась повторить действия с другой стороны осины, бестолково путаясь ногами в подоле. Отползла за куст и уткнулась носом в землю, не в силах двигаться дальше. За спиной раздалось уже знакомое ворчание, и девочка почувствовала, как сначала напряглись, а потом ослабли веревки, стягивающие руки за спиной.

Она кинула через плечо взгляд на своего спасителя. Необычного вида мальчонка настойчиво толкал ее вперед:

— Ю-ля та-ам!

Феклуша понятливо кивнула. Теперь, когда освободились руки и она смогла завернуть повыше подол, передвигаться на четвереньках стало несравненно удобнее. Вскоре они нагнали напарницу. Еще немного усилий и беглецов поглотила спасительная стена ночного леса. Можно было перевести дух и вытряхнуть набившиеся под рубахи хвоинки, исколовшие все тело. Луна выглянула на пару мгновений и снова скрылась среди рваных туч. Феклуша подняла глаза — впереди густел молодой ельник, из которого внезапно выкатился черный комок. — Вор-рон! — Нежданный спаситель ласково потрепал вилявшего хвостом и норовившего лизнуть в щеку пса. Феша набралась смелости и тоже погладила черную, как смоль, шерсть. Волчок выпрямился и потянул Юлю влево:

— Ту-уда!

И девчонки побежали во весь дух, стараясь не отстать от Волчка, который неведомо как выбирал дорогу среди ночной чащобы. Впереди мелькнула светлая лунная полоска — путь преградила узкая, в полторы сажени, лесная речка. Мальчишка легко, словно играючи, перемахнул на другой берег по тонкому стволу упавшей березы, а дальше вышла заминка. Ни Юлия, ни тем более Феша, не решались ступить, таким ненадежным казался «мост». Напрасно Волчок знаками звал за собой. Наконец, уставши звать, он перебежал обратно и силой потащил Юлю через преграду. Охнувшая Феша, не желая оставаться в темноте одна, вцепилась в руку спутницы и так бочком-бочком вся троица перебралась на другой берег, где пришлось почти сразу остановиться и еще долго разыскивать лапоток, свалившийся с ноги младшей. Слава Богу, порвавшаяся обувка была найдена, и беглецы, быстро миновав сжатое поле, снова влетели в лес. Пробежав еще с полверсты по лесной тропке, все трое буквально рухнули около небольшого стожка сена, поставленного местными косарями посреди широкой лесной поляны. Сил хватило только на то, чтобы кое-как зарыться вовнутрь стога. Затем Феклуша, а следом и остальные, провалились в долгий тревожный сон.

Анна, пройдясь вдоль тына на отведенном Лисовинам участке, немного успокоилась. Бабы, еще вчера в панике метавшиеся по двору, похоже, сполна осознали серьезность положения. Ее женочья полусотня ждала только указаний, готовая на любые жертвы, лишь бы не допустить ворога в село.

Просдоха, вырядившись в мужний шлем, только и оставшийся в память о погибшей изо всей воинской справы, выглядела урядницей среди пятерки баб, повязанных в темные платки.

— Да как же забыла то? Вот эту сюда прикладывай и гляди, будто хочешь нить в игольное ушко вдеть, — объясняла правила владения оружием забывчивой золовке вдова.

— Так, с испугу…. Ага! Куды ее потом направлять?

— В этих иродов и мечи, что деток твоих хотят поубивать. Только так и мысли, если хочешь их от полона да смерти уберечь.

— Моих кровиночек в полон, значит?! Давай мне стрелок на крупного зверя, да поболе.

— Охолони. Не загребай все-то! Запас не очень велик. Стреляй только наверняка.

Одно присутствие Анна чудесным образом преображало баб. Завидев невестку воеводы, женки подбирались и всерьез готовились к защите родного села.

Конечно, защитники из баб были не ахти, особенно потому, что не приученные к воинской строгости все время порывались закончить всякие дела по хозяйству, коих на любом подворье нескончаемое множество. То вдруг вспоминали о голодном младенце в зыбке, брошенном на пятилетнюю пигалицу, то спохватывались об оставленном в устье печи горшке.

Тайком посовещавшись с Беляной, Анна решила ставить в дозор не по две, а по три бабы, потихоньку разрешив одной из них отлучаться до дому. Узнай о таком Аристарх, и виновница, и те, кто ей дал потачку, включая Анну, прилюдно получили бы плетей, да еще благодарили бы за науку. Но староста, в ожидании вражеского приступа проведший на ногах бессонную ночь, только недавно ушел прикорнуть, а потому самоуправство пока сходило женкам с рук.

Так что в строенном дозоре редко когда стояли все сразу, — уж больно неожиданно перевернулась давно устоявшаяся мирная жизнь.

Вот и сейчас на вышке оставалось только двое. Анна подошла к лестнице и невольно вслушалась в голоса наверху.

— Ты пока сторожь, сбегаю мигом, гляну тесто, поди из ушата выперло. А уж опосля ты, Владанка, Долюшку покормишь, крестницу нашу — Лизавету.

— Погодь. Упредить-то надо будет, когда вон те, что за холмиком хоронятся, побегут, или как стрелять начнут?

— Когда только бежать соберутся. Ефрем сказал, оттуда не стрельнут, — далеко.

— Постой! Вдруг убьют меня, да уж сказать не успею? — Влада схватила напарницу за рукав и, притянув к себе, перешла на шепот. — Ты только не серчай, Лиза, но послушай, что скажу. Виновата я перед тобой. Сама знаешь, мужа на переправе потеряла. Как жить одной? Твой-то зашел раз подмогнуть по-соседски. Вот и… А когда Андрейка, кровиночка мой, по весне погиб, только и удержало на этом свете, что ребеночек должен был скоро появиться. Без того с ума сошла бы от одиночества, али руки на себя наложила. Не смотри, что уж не молода, силы еще хватит дитя поднять. Долюшка, доченька моя, не просто тезка тебе, она сестренкой твоему Макарке будет. Если со мной случится что, забери, — родная она Трофиму.

— Господи! — напарница, сделала шаг назад и, не устояв, опустилась на рогожу в углу сторожевой вышки — Видела, когда крестили, что похожа. Так вот отчего мой-то крестным отцом вызвался, да упросил отца Михаила, чтоб Елизаветой назвать, хоть и не положено по святцам, — замолкла ненадолго, уставившись в одну точку, а потом, подняв на напарницу полные слез глаза, сказала — Не сумуй, заберу, конечно. Коли ж меня убьют, Макарку не оставь, что же родных разделять. Авось, мой… наш Трофим живым вернется…

— Вернется, Бог милостив! — бабы кинулись друг к другу и, обнявшись, заревели во весь голос.

Анна стояла внизу, с трудом сдерживая слезы. Услышанное помимо воли всколыхнуло память, вызвав картину совсем недавнего прошлого.

Проводили….

В обычно шумной, наполненной девичьим щебетом светлице, установилась гнетущая, изредка прерываемая тихим шорохом, тишина. Анна безучастно сидела возле понурившихся старших дочерей, вяло перебирающих рукоделия. Все трое заново переживали события сегодняшнего утра. В ушах до сих пор продолжал навязчиво звучать нескончаемый топот копыт и, Анна могла кому угодно поклясться в этом — ломающийся голос урядников, отдающих отрывистые команды. Заглянула Арина, и, наткнувшись на пустой отрешенный взор боярыни, ушла, ничего не спросив.

Тугой тошнотворный комок поднялся к горлу. Встала из-за стола и, молча, вышла на широкий двор под хмурое серое небо. Подставила лицо ветру. Мелкие иголочки дождевой пыли не смогли привести в чувство, пронять и вернуть к реальности. Ноги сами несли к парому. Что и кому говорила, отвечая на вопросы, как оказалась на другом берегу — так и не осталось в памяти — словно задернуто призрачно-туманной кисеей.