Вдруг впереди замечаем темное пятно. Отчетливо вырисовывается нунатак — вершина скрытой под толщей льда горы, затем вершины пошли уже целыми группами. Мы переходим от борта к борту, поспешно делаем зарисовки, щелкаем затворами аппаратов: ведь этих гор нет еще ни на одной карте, их не видел ни один человек.

Воздушная разведка показала, что удобного места для строительства станции на протяжении 600 километров от побережья нет. Поэтому приняли решение строить станцию на шельфовом языке — недалеко от стоянки корабля. Здесь, возле барьера, образовались снежные надувы, по которым тракторы могли подниматься на шельф.

14 февраля, пользуясь светлой ночью, приступили к выгрузке тракторов, вездеходов, двух балков — небольших деревянных домиков, установленных на санях (в одном из них находилась электростанция, в другом — жилое помещение и радиостанция). Умеренный ветер, дувший всю ночь, достиг днем силы урагана.

Лед припая стал откалываться — надо было срочно спасать тракторы и грузы, отвозить их как можно дальше от разрушающегося припая. В двух шагах ничего не было видно, ветер сбивал с ног, люди катились по гладкому льду, пока не удавалось зацепиться за сугроб. Дышать было трудно, на лице образовывалась ледяная маска. С большими усилиями отвели сани на юг на 400— 500 метров и вернулись к кораблю, ориентируясь только по направлению ветра. Вокруг корабля обломало почти весь лед, он держался только на носовых тросах. Подниматься на борт пришлось по штормтрапу.

Скоро вернулась группа из 17 человек, отвозившая и закреплявшая вертолет. А через 10 минут после их возвращения последнюю льдину возле борта оторвало и унесло. Дизель-электроход, оказавшийся в чистой воде, с трудом развернулся против ветра и подошел к барьеру, уткнувшись носом в снежный козырек. Корпус его сотрясался, все дизели работали полным ходом, чтобы удержать корабль на месте.

19 февраля возобновили разгрузку корабля. Забили бревнами разошедшуюся возле барьера трещину; тракторы повезли на станцию сани, груженные деталями сборных щитовых домов. За сутки успели сделать многое: собрали фермы фундамента жилого здания, начали изготавливать фундамент электростанции. Но работы пришлось приостановить: опять началась пурга, продолжавшаяся до 25 февраля.

Между тем осень уже вступила в свои права, ночи стали темными, температура понижалась. Во время затишья полыньи затягивались молодым льдом. Как только погода несколько улучшилась, все вышли на разгрузку и строительство. Одновременно велась разбивка метеоплощадки, строительство аэрологического павильона и установка радиомачт.

Станция представляет собой жилой дом площадью около 80 квадратных метров. Кроме трех спальных комнат, здесь есть медпункт, аккумуляторная и рабочее помещение для радиста, метеоролога, аэролога, наконец кают-компания, где один угол занимает камбуз. К жилому дому примыкает склад, непосредственно за ним находится электростанция, где стоят два дизель-генератора. Здесь же шестиметровая комната «банно-прачечного комбината». Жилой дом соединяется с другими помещениями крытым двором и коридором. Все здания вытянуты по направлению господствующих ветров — с востока на запад.

10 марта станция была открыта. В этот день семь зимовщиков, экипаж корабля и члены морской экспедиции выстроились возле мачты. А.И. Дубинин подает команду, и алое полотнище Государственного флага СССР гордо взмывает над новой южнополярной станцией Лазарев. В эфир передано сообщение об открытии станции и первая метеосводка. Наступают минуты расставания. Мы остаемся одни. Началась зимовка.

Метеорологические и магнитные наблюдения на станции вел Николай Макаров. Через каждые шесть часов в любую погоду он шел снимать показания приборов, установленных на метеорологической площадке. Результаты наблюдений передавались в Мирный, где синоптики использовали их для составления прогнозов погоды. Помимо программных работ, Макаров продолжал начатое им еще в 1957 году на станции Пионерская изучение форм снежинок. По форме снежинок можно даже в полярную ночь определить, какие облака покрывают небесный свод, что очень важно для предсказания погоды.

После отделки аэрологического павильона аэролог Николай Рукавишников приступил к ежесуточному выпуску радиозондов — шаров объемом в 1—1,5 кубического метра, к которым прикреплялась маленькая коробочка с прибором.

Сушей, вернее необозримой плоской снежной поверхностью шельфового ледника, занимался я. «Жизнь» ледника зависит прежде всего от накопления и расхода льда. Накопление может происходить за счет твердых осадков, расход — от таяния льда, снега, откалывания айсберга. Чтобы узнать, как происходят здесь эти процессы, от станции на 5 километров в глубь шельфового ледника было расставлено несколько десятков вех. По изменению их высоты относительно уровня моря мы и определяли нужные данные.

Скорость движения ледника определить труднее: ведь нигде не было неподвижной точки, от которой можно было бы делать измерения. Мы поступили таким образом — на специальном глациологическом полигоне расставили 32 вехи. Положение одной из них установили с помощью астрономических определений. Изучение их смещений позволит сделать подсчет скорости.

Осень стояла бурная. С запада один за другим шли циклоны, приносившие с собой сильные восточные ветры. За прошедшие полгода было больше половины дней со штормом, в том числе около трети с ураганом. Иногда пурга длилась по 10—12 дней подряд. Ураганы портили приборы, рвали протянутые на стойках кабели, уносили термометры.

Но главным нашим врагом были снежные заносы. Дома оказались под снегом до самой крыши, выходить наружу стало возможно лишь через предусмотрительно сделанные верхние люки. Но в этом была и положительная сторона: в комнатах стало теплее, порывы ветра больше не сотрясали здание.

Штормовые дни сменялись ясной погодой, когда температура понижалась до минус 20 градусов. Тогда мы откапывали занесенное снегом имущество, исправляли поломки, причиненные ураганом.

В начале мая наступила зима. Правда, ее приход не принес каких-либо перемен. Только температура воздуха понизилась до 25—35 градусов ниже нуля, стало меньше снегопадов и ураганов.

Солнце не показывалось из-за горизонта, и в безоблачную погоду часто можно было наблюдать улыбку полярных ночей — полярные сияния. Некоторые были очень красивы, но их красота нас не радовала: в эти часы обрывалась наша единственная связь с Родиной. Иногда по целой неделе Игорь Озеров тщетно старался связаться с Мирным или поймать московские радиостанции.

Но все имеет свой конец. Кончилась и полярная ночь. 20 июля показался над горизонтом край солнца, встреченный нашими радостными криками. Началась подготовка к давно намеченным разведочным поездкам по ближайшим окрестностям станции.

Ю. Кручинин, начальник станции Лазарев Август 1959 года, станция Лазарев

Летом 1958 года комсомольцы Иркутской области объявили массовый геологический поход за полезными ископаемыми: в Саянские горы, в прибайкальскую тайги, на Витимо-Патомское нагорье отправились сотни геологов-любителей. В журнале «Вокруг света» (№ 8 за 1959 год) рассказывалось о первых успехах молодых энтузиастов. Итоги прошедшего лета показывают, что поход ширится, крепнет. Если в 1958 году в тайгу на поиски отправились 164 отряда, то в 1959 году — уже 743. Целая армия! Новички, впервые столкнувшиеся с нелегкой и кропотливой работой геолога, становятся помощниками разведчиков недр, их поиски приобретают все большую целеустремленность. Поход — школа, которая воспитывает вдумчивых, настойчивых искателей, любящих и знающих природу. За прошедшее лето в Иркутское геологическое управление от участников похода поступило около 400 заявок. Многие из открытий представляют несомненный промышленный интерес. В этом номере журнала мы публикуем записки инструктора-геолога Юлии Казимировны Дзинкас, в которых она продолжает разговор о геологическом походе.