— Ты хочешь сказать, будто тебе нужна моя помощь?
— Считай это изъяном моего характера, но мне присуща потребность постичь непостижимое. Хотя потребность, возможно, слишком сильное слово. Желание, наверное, лучше подойдет. Желание понять тебя и потребность понять себя самого.
— В чем же ты пытаешься разобраться? Ты прибыл сюда, чтобы выполнить свой долг по отношению к короне. И ты это сделал. Две недели назад ты жаждал распрощаться с нами, вернуться в свою Англию, к своим мягким зеленым холмам, к своей упорядоченной жизни. — Джульетта махнула рукой в сторону синего водного простора. — У тебя была возможность отправиться туда три дня назад. Ты ею не воспользовался. А теперь тебе нужна моя помощь, чтобы понять, почему ты этого не сделал?
— О, я отлично знаю, почему этого не сделал. Видишь ли, последние двадцать восемь лет я жил без какой-либо цели, неспособный свернуть с дороги, избранной для меня моей семьей, проложенной для меня предками со дня моего появления на свет. Я уже говорил тебе, что стал герцогом из-за отсутствия другого наследника титула. И это правда. Но десять лет назад, когда рядом были мои братья, ты не смогла бы нас различить. Мы одинаково одевались, говорили одно и то же, нас учили одни и те же учителя. Думаю, мы и любили бы одинаково, потому что нас отвели в один и тот же бордель, где мы должны были познать земные наслаждения женской плотью. Мой старший брат изучал политику, потому что именно этого от него и ждали. Мой средний брат изучал финансы и право, так что семейный бизнес оставался бы в семье. Я отправился в армию — так обычно поступают третьи сыновья в аристократических семьях. Мы даже согласились жениться на женщинах, которых нам избрали, потому что в отличие от тебя… ты хоть могла видеть, как люди любят друг, друга, понимала, как прекрасна любовь, а мы никогда не встречались с чувствами такими земными и не цивилизованными. Наши родители были вежливы друг с другом, два или три раза в год они вместе бывали на балах или на приемах при дворе. Они никогда — никогда, Господи сохрани — не улыбались друг другу. Когда отец умер, первой заботой матери было, чтобы нам всем подобрали соответствующий ситуации гардероб. У меня не было ни малейшего представления о том, что любовь может вызвать настоящую физическую боль. До тех пор, пока не увидел тебя на вершине Голубиного острова с распростертыми руками, когда ты поклялась однажды отправиться за горизонт, чтобы узнать, существуют ли драконы на самом деле. Ты знаешь, насколько болезненным был для меня этот момент? Тогда я задумался над тем, был ли хоть один миг в моей жизни, когда я верил в любовь. А ты была убеждена, что такие мифические создания существуют там, за горизонтом, и только и ждут, пока ты их обнаружишь. Думаю, тогда я впервые понял, что значит сильный стук в груди. Это был тот миг, когда я полюбил тебя, хотя потом были ситуации, заставлявшие меня думать — ах, мне все равно. У меня было три дня и три долгие ночи на размышления об этом, понимаешь, и… думаю, мне хотелось надеяться, будто ты хоть чуточку сожалеешь о том, что отправила меня домой.
Джульетта не отрываясь смотрела на Вариана, наблюдая, как движутся его губы, слушая его слова. И она следила за ними до того момента, как он сказал, что любит ее. Тут ее мозг застыл, все мысли спутались.
— Понимаю, ты с самого начала заявила, будто тебе нужно лишь приятное развлечение. Это шокировало меня, — добавил он, чувствуя себя неуютно под ее неподвижным взглядом. — Я просто подумал — Я предположил…
Она продолжала молча стоят!», и герцог, смущенно вздохнув, пригладил волосы.
— Конечно, можно многое предположить, правда? Можно предположить, что ты выбрала свой путь. Что ты не просто отправила меня прочь, потому что я тебе надоел, а потому что ты испугалась, ведь это перестало быть для тебя только развлечением.
Что-то горячее и жалящее прокатилось по ресницам Джульетты, затуманило вид его белой рубашки и развевающихся темных волос. Она моргнула, и слеза скатилась по ее щеке, и мягкое всхлипывание раздвинуло ее губы, потому что здесь было все. Все было в его глазах. Как он любит ее, как хочет ее, как отчаянно нуждается в том, чтобы она в ответ хотела и любила его! Это было мучительно и восхитительно одновременно: понимать, что она имеет такую власть над другим человеческим существом, и знать, что кто-то имеет такую же власть над ней. Это не та власть, которую завоевывают мечом, или ножом, или грозным приказом, но та, которая приходит в спокойные моменты от взгляда, или прикосновения, или обещания улыбки.
— Я отправила тебя в Англию, — прошептала она, — потому что не думала…
Он оттолкнулся от скалы и приблизился к ней:
— Ты не подумала… что?
— Не думала, что ты можешь полюбить такую, как я.
Вариан поднял руку, коснулся кончиками пальцев крупной слезы, медленно катящейся по ее щеке.
— Такую, как ты? — пробормотал он. — Такую, от которой у меня дыхание перехватывает? Такую, которая заставляет меня быть настоящим мужчиной, потому что она — самая настоящая женщина, какую мне довелось… нет, я имел честь, удовольствие узнать? Такую, для которой я был бы счастлив сражаться с драконами всю жизнь?
Джульетта почувствовала, как румянец заливает ее щеки.
Их глаза встретились, слезы продолжали катиться по ее щекам и, казалось, никогда не кончатся. Вариан попытался ладонью стереть слезы, его пальцы были теперь мокрыми от ее слез. А слезы все лились и лились!
— Ты не думала, что с тобой это тоже когда-нибудь произойдет?
Она покачала головой:
— Нет. Я никогда действительно так не думала.
— Ну… и это случилось?
Вопрос был глупый, потому что, конечно, Вариан знал ответ. Он знал его еще до того, как сама Джульетта начала догадываться, что значит этот громкий стук сердца в груди, этот жар в теле, это наслаждение от одного его присутствия ночью рядом с ней, когда он держит ее в своих объятиях, Это было гораздо больше того, что она ждала от жизни. Она не знала, как и когда это произошло, но он не только проник в ее тело. Он проник в ее кровь, стал частью ее, он струился в ее жилах, как сама жизнь.
Джульетта неотрывно смотрела на ямку у его горла, не в силах поднять глаза выше его ключиц. Даже когда Вариан опустил голову, пытаясь встретиться с ней взглядом, она склонила голову еще ниже, не оставляя ему другого выбора, как только запустить длинные пальцы в ее волосы и нежно поднять ей лицо. Он, наверное, прочитал ответ на свой вопрос в ее глазах, потому что улыбнулся и закрыл глаза. Ей послышалось тихое: «Благодарю тебя, Господи», — но она не была в этом уверена. Уже в следующую секунду Вариан целовал ее щеки, глаза, виски, брови. Он несколько раз нежно провел губами по ее губам, прежде чем прижался к ним в горячем поцелуе. Джульетта обнимала его за шею, смеясь и всхлипывая, когда он поднял ее и принялся кружить в воздухе.
Она слышала, как Вариан без конца повторяет ее имя.
Джульетте хотелось, чтобы он всегда произносил ее имя именно так — охрипшим от страсти и желания голосом. Ее губы задвигались, она не могла бы сказать, произнесла ли она эти слова вслух, но по крайней мере она теперь твердо знала, что хотела их произнести, и сейчас этого было достаточно.
Глава 21
Гавана, 15 сентября 1614 года
Галеон «Контадора» находился среди тридцати двух военных судов, стоявших на якоре в хорошо защищенной бухте. Это был один из самых больших боевых кораблей в конвое. Галеоны сопровождали пятьдесят девять торговых судов, и их капитаны все больше волновались, как пройдет путешествие в Испанию. Прошлым летом капитаны, губернатор острова, офицеры всех гарнизонов на побережье Испанского Мэна нервничали, зная, насколько важно для огромной армады в целости и сохранности достичь берегов Испании. Королю нужны корабли и сокровища, которые доставляет флотилия. И еще больше, чем золото и серебро, Испании понадобятся ее лучшие солдаты и офицеры, если осуществятся планы вторжения в Англию.