Он приобрел известность как журналист, и читатели «Красного Балтийского флота», «Красной звезды» и других военных изданий, разворачивая свежий номер газеты или журнала, искали на их страницах подпись «Вс. Вишневский» — чаще всего он именно так подписывает свои статьи и очерки. Как-то его спросили: «А почему „Вс“?»
— Отец научил, — лукаво улыбнулся Всеволод. — Как-то давно вместо него в своем гимназическом дневнике нужда заставила расписаться… Ну, отец больно отодрал меня за уши и сказал: «Помни, всегда помни, что ты не В., а Вс. Вишневский…»
Есть писатели, которые успешно, а то и с блеском проявляют себя на поприще журналистики, но словно стесняются, стыдятся раскрытия этой грани своего дарования. Вишневский же, напротив, не уставал повторять, что он не «узкий литератор», и всегда гордился тем, что журналистика для него — и любовь и профессия на всю жизнь.
Именно журналистика с ее реальным, не отдаленным во времени — сегодняшним и сиюминутным политическим и социально-психологическим воздействием на массы, ее непосредственной близостью к действительности и способностью влиять на эту действительность привлекала, захватывала Вишневского. Прирожденный оратор, трибун, еще с девятнадцати лет он познал неповторимую прелесть духовного слияния с аудиторией: «Это ощущение аудитории для меня всегда в жизни было огромной, большой школой, зарядкой, которая повышала качество работы… Оно неоценимо, и это ощущение близости к аудитории надо беречь как одно из самых дорогих и святых. Радио вновь дало мне это ощущение и повысило его…»
Вишневский просто не мог пройти мимо, не заметить рождения и бурного роста радио как новой ветви журналистики. В 1928–1929 годах он редактировал радиогазету Балтийского флота «Красный моряк». Как и другие программы того времени, она во многом походила на печатную газету (тогда еще радио, не открыв своих, заимствовало газетные жанры): здесь были и передовая, и статья, и хроника, и рассказ, и корреспонденция. Любопытно, что передачи нередко начинались как телефонный разговор:
— Алло! Военморы Балтфлота и рабкоры Совторгфлота порта и Госречпароходства! «Красный моряк» ждет, ваших корреспонденции. Становитесь в ряды радиокоров…
На одном из листов плана очередной передачи рукою Вишневского записаны задачи: надо «повысить процент военных моряков и морских специалистов — авторов», «увеличить количество времени на музыку — до 4050 %…». У микрофона должны выступать люди, представляющие особый интерес для данной аудитории; музыка — Далеко не последний фактор в идейно-эмоциональном восприятии передачи — таков ход его рассуждений.
Он и сам вел специальную рубрику в радиогазете — «Рассказы старого моряка». Это были небольшие новеллы с острым, динамичным сюжетом, каждая из которых чаще всего раскрывала один боевой эпизод гражданской войны. И читал он их у микрофона сам, нередко на ходу придумывая новые, неожиданные даже для себя продолжения.
И манера чтения, и способность к импровизации у Вишневского были поразительными. Как-то в середине тридцатых годов в лагере военной части неподалеку от Ленинграда он читал по тетрадке свой рассказ. Николай Тихонов так передает впечатления слушателей: «Он захватывал как артист, который вошел в роль, растворился в ней и вам передал не происшедшее с другим, а именно с ним и вы уже не сможете отделить его от рассказа…» Когда вечер подходил к концу, Тихонов, опоздавший на эту встречу, решил посмотреть первые страницы рассказа. Каково же было его изумление, когда в тетрадке, которую перелистывал его друг, он не обнаружил ни одного слова!
В программе «Красный моряк» Вишневский выступал и с публицистическими обращениями к радиослушателям. Одно из них — «Ленинград и угроза с моря» — начиналось в обычном для него напористом ритме: «За время существования нашего города — а он существует третий век — ни разу нога вражеского солдата не ступала на его улицы и площади! Сейчас наш город — первый город Революции. И тем более неприступным должен быть он. Бессмертный образец героических дней обороны Питера в дни Юденича должен воодушевлять нас. Враг никогда не войдет к нам!»
Что ж, история доказала правоту Вишневского. Но тогда, в 1928 году, он, конечно, не мог знать, что предстоят 900 блокадных дней, что ему самому суждено сыграть значительную роль в обороне Ленинграда от фашистских захватчиков и что могучим, разящим оружием в этой борьбе станет обычный микрофон, а резонанс его страстных радиоречей тех лет будет приравнен к его популярности кинодраматурга.
4
В двадцатые годы в творчестве Вишневского нет-нет да и прорывался наружу стиль, властно заявивший о себе еще в первых его литературных выступлениях — романтически приподнятый, пафосный. Таким был, к примеру, очерк «Октябрь» («КБФ», 1922, 13 ноября), проникнутый верой в скорое торжество мировой революции:
«Октябрь стал весной!
…Плещут о гранит волны, рассказывая о прошлом. Порывом ветра развернутый флаг бросает вызов в даль и туман.
Слушайте, вы! Мы придем еще, люди рабочих окраин, и наша песнь смешается с выстрелами. В страшной борьбе мы рассеем мировой туман и выше поднимем флаг Победы, ярко озаренный солнцем рабочей весны».
В этом же стиле написано эссе «Как выросла Красная Армия» — патетический гимн защитникам революции, добывшим победу ценою крови, ценою собственных жизней.
«В историю пролетарской революции, в историю великой эпохи, положившей начало строительству нового мира, войдут они рядом:
— Красноармеец и военный моряк!
Огненными буквами выжжет время в сознании миллионов трудящихся славную повесть о подвигах, которым нет числа, о героях, имена которых никому неведомы. И эти подвиги без числа, и эти герои без имени навеки останутся незабываемыми, навеки сохранятся в сознании миллионов под одним грозным многоликим именем:
— Красноармеец и военный моряк!..
Рядом шли они, прорубаясь вперед, все вперед, через толщу сомкнувшихся врагов. Захлебывались во вспененно-кровавом разливе, задыхались в кольце, восемью тысячами верст охватившем их новую Родину, социалистическую Родину! Падали и вновь поднимались, и, напружинившись стальным гневом, обрушивали на врагов свои удары. Во имя высшего блага — блага революции, миллионами молодых жизней утверждали право на жизнь сотен миллионов.
— Красноармеец и военный моряк!»
В приведенном отрывке автор выдвигает и страстно отстаивает давно занимавшую его мысль о единении пехоты и моряков, которые прежде нередко враждовали между собой.
В 1924 году в Ленинграде скромным тиражом в три тысячи экземпляров выходит в свет первый сборник рассказов Всеволода Вишневского «За власть Советов»[11] — свидетельство того, что рамки журналистики становятся для него тесными и что художественная литература (хотя он и не признается себе в том) уже владеет его помыслами и устремлениями.
В предисловии к сборнику автор так объясняет свой замысел: «Во время гражданской войны многочисленные морские отряды, бронепоезда, флотилии вели свою напряженную боевую работу во всех концах Республики в таких условиях, которые совсем не способствовали писанию мемуаров…
Так пронеслись шквалом годы борьбы. К началу мирного строительства моряков-фронтовиков уцелело немного…»
Он берется за перо, чтобы исполнить долг памяти: сохранить для потомков хотя бы частицу подвигов моряков. «Я излагаю только те события, участником или близким свидетелем которых был сам». Таким образом, в предисловии подчеркивается, во-первых, документальность рассказов, а во-вторых, их автобиографичность. Чаще всего повествование ведет сам автор, иногда в этой роли выступают бывалые моряки, как, например, рулевой Сагура (боевой друг Вишневского по Волжской военной флотилии), начинавший очередную быль так: «Если у вас есть охота послушать меня, то я расскажу, как однажды наша подлодка „Акула“ делала выбор между двумя смертями…». Такой прием усиливал достоверность повествования, эмоциональную силу его воздействия.
