- Твои слова не повлияют на мое решение, - равнодушно бросил Оскар. - Для меня самое лучшее - Эдельвейс.
- Своё благословение на этот брак я не дам.
- Обойдусь без него.
Мать хмыкнула презрительно.
- Слабак.
- Вы с отцом тоже отвратительны, мама, - усмехнулся Оскар, покидая комнату.
- Послушай..., - неслось ему в спину.
- Поучайте своих любимых сыновей, - ответил он, не оборачиваясь. - А я проживу своим умом. Почему-то мне кажется, что я добьюсь больших успехов, чем они. Такие взрослые, а до сих пор держатся за материнскую юбку. Вот это в их возрасте должно быть стыдно, а не мое своеволие.
В своей прошлой жизни Оскар готов бы бороться за свою любовь. Сейчас никому ничего доказывать не требовалось. Потому-то Оскар растерялся. В былое время у них были общие воспоминания, проблемы, требующие преодоления. Что у них было сейчас? Ничего. Все осталось на прежнем уровне. Разве что к воспоминаниям о жизни в 'Роузтауне' прибавились мысли о вековом одиночестве. О невыносимом одиночестве.
- Ты права, - согласно произнес он. - Мы ведем себя глупо. На самом деле, все эти годы я мечтал лишь о встрече с тобой. Невыносимо было осознавать, что ты находишься рядом со мной, но я не имею возможности не то, что прикоснуться, а даже поговорить с тобой. У меня оказалось достаточное количество времени на размышления, чтобы понять, в жизни ничем и никем я не дорожил так сильно, как тобой. Ты... С тех пор, как я тебя увидел...
- Оскар...
- Прошу, Эдельвейс, выслушай. Не прерывай меня. Не думаю, что у меня хватит смелости во второй раз начать эту исповедь.
- Хорошо, - прошептала девушка.
- Нашу встречу нельзя назвать приятной. В первую очередь, конечно, из-за моих выходок, которые я позволял себе тогда. С тех пор, как увидел тебя, понял, что мой мир рушится. Правда, рушится. Это не преувеличение. До встречи с тобой у меня были иные ценности, иные взгляды на жизнь. Никогда не думал, что стану бросать вызов обществу, соединяя судьбу с девушкой, имеющей происхождение ниже моего. Нет, я не жалею об этом. Ни секунды не жалею. Напротив, счастлив, что судьба свела нас вместе.
Некоторое время Оскар молчал, подбирая слова. Ему нужно было сказать так много, что и всего дня не хватит, не то, что нескольких часов, а большую часть отведенного времени они уже потратили.
- Это прозвучит мерзко и отталкивающе, - продолжил он. - Но, на самом деле, я издевался над тобой только потому, что не мог смириться со своими чувствами. Фамильная гордость давала о себе знать. Долгое время я жил, глядя на мир глазами родителей, произнося их слова, но искренне считая их своими. Моё мировосприятие четко разграничивало 'хорошо' и 'плохо', вот только распределять правильно я тогда не умел. В тот момент мне казалось унизительным - любить девушку, стоящую ниже по социальной лестнице. В обществе ходили слухи о том, что ты - незаконнорожденная дочь графа, ребенок посторонней женщины, не имеющий никаких прав. Тебя ненавидели, презирали, и я был в числе этих людей. Точнее, делал вид, что поддерживаю их. Чтобы не раскусили меня, узнав об истинных чувствах, сам скандалы и провоцировал. Ты стала моей одержимостью, моим проклятием. Я не мог смириться со своими чувствами, принять их. Не мог заставить себя взглянуть правде в глаза. Любовь к тебе отравляла мою жизнь, делая её невыносимой, а я бежал от чувств. Старался утопить их в море ненависти, но так ничего и не смог с собой поделать.
- Зачем... - начала Эдельвейс, но Оскар приложил палец к её губам.
- Наверняка, ты помнишь, что я позволял себе нелестные высказывания в твой адрес, мои поступки тоже были далеки от идеала. Признаться, когда я находился поблизости, трудно было контролировать себя. Чем больше времени я проводил рядом с тобой, тем сложнее становилось держать чувства под контролем. Пока ты не училась в 'Роузтауне' моя жизнь была гораздо проще. Ты ворвалась в нее неожиданно, как весенний ветер, приносящий с собой перемены, поставила все с ног на голову. Я никак не мог смириться с тем, что почва уходит из-под ног каждый раз, когда взгляд останавливается на тебе. Чувствовал себя законченным идиотом, а перед глазами не оставалось ничего. Сплошное белое пятно, на фоне которого ярко выделялась ты. Не знаю, замечала ли ты, но я постоянно наблюдал за тобой, воображая, что однажды смогу открыто заявить о своих чувствах. Подойти боялся. Мне казалось, что, оценив мое положение, мою беспомощность, ты поступишь так же, как поступал я. Засмеешься мне в лицо и скажешь, что я недостоин твоей любви. Но ты меня полюбила...
Скрывать свои чувства удавалось ровно до тех пор, пока я не увидел тебя в объятиях Альберта. В тот момент я ясно понял, каково это, когда злость застилает глаза. Я готов был его уничтожить. С лица земли стереть, если это потребуется. Сам сколько угодно к тебе цеплялся, а когда увидел рядом другого человека не смог удержать себя в руках. На переосмысление моей недолгой жизни у меня было много лет, и я неоднократно прокручивал в памяти все эпизоды нашего обитания в 'Роузтауне'. Здесь было много слез, много боли, но мне хочется верить, что и приятные моменты были. Не знаю, насколько сейчас актуальна моя просьба, но, не сказав этого, я не смогу дальше жить. Не важно, в каком виде я буду существовать в дальнейшем, - снова стану призраком, заточенным на острове, или сумею освободиться... Мне важно лишь одно. Твоё прощение. Понимаю, что тебе непросто будет сделать этот выбор, но сейчас, когда у меня есть возможность сделать это, я прошу у тебя прощения. Мои просьбы звучат глупо, наивно моментами. Даже неловко просить об этом, потому что знаю - такое не прощают. Но ты...
Договорить он не смог, потому что почувствовал мягкое прикосновение ладони к своей щеке. Эдельвейс смотрела на него так, как раньше. Во время учебы в 'Роузтауне'. У Оскара не осталось сомнений, что перед ним его любимая, а не Оливия. У Эдельвейс был мягкий, кроткий взгляд. Мягкая улыбка, заботливая, нежная. Одного взгляда достаточно, чтобы почувствовать эту теплоту; ощутить все то, что Эдельвейс могла бы сказать словами, но выразила одним жестом.
- Эдельвейс, - прошептал он, но в тот же момент вынужден был замолчать, потому что девушка, в точности скопировав жест, приложила палец к его губам.
- Не говори ничего, Оскар, - ответила печально.
Андерсон готов был услышать от нее гневную отповедь, но совсем не ожидал, что девушка обнимет его и крепко прижмет к себе. Она заплачет, но это будут не слезы обиды, это будут слёзы радости.
Он едва различал шепот у самого уха. Даже затаил дыхание, чтобы не пропустить ни слова.
- Я так долго тебя ждала, - шептала Эдельвейс, прижимаясь к нему умопомрачительно близко, как никогда раньше не позволяла, оглядываясь на нормы поведения того времени. - Я столько лет блуждала по острову, звала тебя. С каждым годом, проведенным здесь, мои надежды ослабевали, но я не переставала верить, что однажды мы с тобой встретимся вновь. Через годы и расстояния мы встретимся вновь, пронеся нашу любовь в первозданном виде. Искреннюю и чистую... Да, я помню твоё отношение ко мне, но я не осуждаю. Никогда не осуждала. Не могу этого сделать, потому что уже давно ничего, кроме любви к тебе не испытываю. У меня есть только это чувство. Именно оно согревало меня в минуты отчаяния, давало надежду на лучшее. Я не забыла ни секунды, проведенной с тобой Оскар. Ни секунды... Господи, какая же я глупая. Наверное, смешно слушать мои слова.
- Нет, совсем нет, - горячо возразил Оскар.
- Я не держу на тебя зла. Никогда не держала. Не стоит просить прощения, - добавила Эдельвейс чуть громче. - Оно у тебя давно есть...
Оскар осторожно прихватил зубами прядку волос. Огненно-рыжие, полыхающие, как закатное солнце, они сейчас были единственным, что волновало парня.
Ничто больше не имело значения.
Эдельвейс... Его Эдельвейс рядом, здесь. И он может прикоснуться к ней, услышать её голос, а не обращаться к воздуху, зная, что никто не ответит. От нее пахло, как и прежде. Не тем запахом гари, который стал для них стандартным во время существования в обличии призраков. А молоком и медом, немного луговой травой, нагретой летним солнцем, солёным морским воздухом и розами. Самый замечательный запах на свете.
