— Как и я не могла бы сказать судье, что видела тени тех, кто совершал преступление. Пенелопа, а по поводу Радмура…

— Я люблю его, тетя. Даже если он смотрит на меня немного свысока, я все равно его люблю. Он не отходил от меня, когда мне было тяжелее всего. И он делает все, чтобы помочь мне. Он и его друзья.

— Я знаю. Я лишь вот о чем думаю… Если вдруг окажется, что у тебя достаточно денег, чтобы помочь ему и его семье решить все их финансовые проблемы, и он решит на тебе жениться, не станешь ли ты потом себя спрашивать, женился ли он на тебе по любви или все же ради твоих денег?

Пенелопа нахмурилась и пробурчала:

— Я об этом даже не задумывалась.

Тетя внимательно посмотрела на нее:

— А может, сейчас следует об этом подумать?

Пенелопа задумалась лишь на секунду.

— Знаешь, тетя, если у меня остались какие-то деньги и я смогу уничтожить те векселя, то непременно выйду за Эштона — пусть только попросит моей руки. Но я выйду за него при одном условии: если он возьмет меня вместе с мальчиками. Я не могу оставить их. Всех их и так уже бросили матери, и я не хочу причинять им боль. Я люблю их. Что же касается Эштона, я уверена, что дорога ему. Возможно, он не любит меня так, как люблю его я, но думаю, он мог бы меня полюбить. Я также знаю, что он был бы хорошим мужем и хорошим отцом. И знаю, что он не будет мне изменять. Но я не хочу думать обо всем этом сейчас — ведь еще осталось так много нерешенных проблем. А если он не захочет жениться на мне даже после того, как мы уладим все дела, то я сумею с этим смириться. Лучше его потерять, чем жить с мужем, который тебя совсем не любит.

— Ты рассуждаешь вполне разумно, но я сейчас хочу сказать о другом. Думаю, вскоре ты обнаружишь, что очень богата. Надо лишь постараться дожить до этого момента. То есть я хочу сказать…

Леди Олимпия умолкла, потому что в этот момент двое помощников Добсона вынесли из дома завернутый в мешковину труп нотариуса. Опустив покойника на землю, отправились к ближайшему углу, чтобы побыстрее остановить кеб. К Пенелопе же подошел Эштон и передал ей какой-то конверт:

— Вот, возьми. Добсон прочел надпись на конверте и решил, что мы можем взять его себе.

— Но вы позволите мне прочесть эти документы, если потребуется? — спросил подошедший к ним Добсон.

— Да, разумеется, — кивнула Пенелопа.

Добсон похлопал себя по карману пальто:

— Я взял список, который нашли вместе с конвертом. Там имена людей, на которых он работал. Все их документы исчезли, и я думаю, им будет интересно об этом узнать.

— Да, конечно. — Пенелопа улыбнулась сыщику. — И я бы не удивилась, если бы эти люди захотели отблагодарить того, кто вернет им документы.

Добсон подмигнул ей:

— Вот и я о том же. — Он вдруг нахмурился и кивнул в сторону экипажа, куда уже грузили труп мистера Эрншоу: — Это не просто убийство, а такой же случай, как с той женщиной, которую мы нашли в цепях в подвале миссис Крэтчитт. То есть убийство с особой жестокостью. Если вам станет что-нибудь известно о том, кто убил беднягу нотариуса, дайте мне знать. Основываясь на ваших словах, я, может, и не смогу арестовать убийцу, но зато буду знать, где искать улики.

— Договорились, — кивнула Пенелопа.

— Да, и еще мы нашли человека со шрамом над левым глазом.

— Кто-то из людей миссис Крэтчитт? — спросил Эштон.

Добсон кивнул:

— Да, один из них. Его вытащили из реки несколько дней назад. Утопленник с перерезанным горлом. Эти идиоты завернули его в промасленную парусину, и потому тело удалось опознать. Его опознал другой охранник миссис Крэтчитт. Так что нет смысла спрашивать у этой мегеры, кто пытался вас убить. Скоро ее повесят, но если вы все-таки хотите что-нибудь у нее спросить, то лучше с этим не тянуть. — Добсон приподнял шляпу и добавил: — Заходите, если что-то понадобится. Вы знаете, где меня искать.

— Очень надеюсь, что нам больше не придется его искать, — тихо сказала Пенелопа, когда Эштон помог ей забраться в карету. — Но, боюсь, не все еще закончилось…

— Верно, не все, — кивнул Эштон. — Ты не хочешь взглянуть? — Он прикоснулся к конверту, который она держала в руке.

— Попозже.

Всю дорогу Пенелопа боролась с искушением — ей ужасно хотелось вскрыть конверт немедленно. Но все же она сдержалась и распечатала его дома, в гостиной, усевшись вместе с Эштоном на кушетку. Здесь были документы, подтверждающие ее право собственности на принадлежавшие ее отцу земли и дома, о существовании которых она даже не подозревала, а также оригиналы завещаний матери и отца (копии же где-то прятал Чарлз).

— Ущипни меня! — воскликнула Пенелопа, читая завещание отца. — Я должна была получать ежегодное пособие в две тысячи фунтов. Но я никогда не видела таких денег. Самое большее — несколько сот фунтов в год, но никак не две тысячи. Ах да, конечно! Мой опекун должен был выдавать мне эти деньги. Вначале это входило в обязанности нового маркиза, затем — старого барона, поскольку он меня удочерил, а потом — Чарлза. Меня обворовывали все эти годы. И еще тут написано, что Стефан и Артемис должны получать по тысяче в год. И им тоже оставили в наследство кое-что из недвижимости.

— И эти деньги также обязан был выплачивать опекун, — заметил Эштон. — Похоже, все твои опекуны считали, что тебе и твоим братьям деньги не нужны. Однако сейчас нас больше интересует Чарлз.

— Да, Чарлз. Он прикарманивал чуть ли не четыре тысячи в год. — Пенелопа продолжала читать, покачивая головой. — Здесь перечислены подарки и премии всем старым слугам. И, насколько мне известно, ни одному из них не заплатили ни пенса сверх положенного жалованья. — Пенелопа положила завещание на стол. — И даже мать не исполнила его волю. Вот этого я не понимаю…

— Возможно, Эрншоу обворовывал и ее, — сказал Аргус, сидевший рядом с ними на стуле.

— Да, возможно. Ведь отец не оставил ее без средств к существованию. За исключением того имущества, что он отписал мне и Стефану с Артемисом, все переходило к матери. Мы могли бы прекрасно жить в своем собственном доме, а не в крохотном домике в поместье нового маркиза, как это было на самом деле. Я еще могу понять, почему мама не захотела отдать Стефану и Артемису то, что завещал им отец. Ведь они были наглядным свидетельством его неверности… Но как можно лишить подарков слуг? Почему она ничего не дала Джонсу, бывшему дворецкому отца? Ах, это так не похоже на маму… Джонс очень нравился ей, но получил лишь жалкие гроши от нового маркиза и был вынужден поселиться у своей сестры, когда состарился. Неужели она не желала этого замечать? А мы в то время жили в крохотном домике…

— Решение мужчины всегда было для твоей матери законом, — сказала Олимпия. — Ей даже в голову не приходило задуматься о том, поступает ли новый маркиз по совести или нет.

Пенелопа со вздохом кивнула. Она была вынуждена согласиться с тетей Олимпией. Как бы ни поступал с ней муж, ее мать всегда делала вид, что так и должно быть, что мужчины всегда и во всем правы. И чем взрослее становилась Пенелопа, тем больше ее это раздражало. В конце концов мать отказалась заботиться о мальчиках, когда барон заявил, что не потерпит их в своем доме. И это разрушило последнюю надежду Пенелопы на то, что мать когда-нибудь сможет измениться, станет следовать своим собственным принципам. Увы, ее мать оставалась бесхребетной до конца жизни.

— Что написано в завещании твоей матери? — спросил Аргус. — Возможно, оно даст нам ответ на все вопросы.

— Конечно, мне следовало слушать внимательнее, когда зачитывали ее завещание.

— У тебя было горе, — сказал дядя. — Человек, искренне скорбящий по покойному, едва ли может внимательно вслушиваться в то, что читает ему нотариус.

Пенелопа грустно улыбнулась — она все же не могла простить себя за легкомыслие. Прочитав завещание матери, она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не расплакаться. Эштон осторожно погладил ее по спине, и она улыбнулась ему, благодаря за поддержку.