Пенелопа еще только возвращалась на землю после восхитительного полета к вершинам блаженства, а Эштон уже выбирался из постели. Увидев, что он не стал тут же одеваться, она вздохнула с облегчением. А он принес влажное полотенце, вытер ее и себя, затем снова улегся с ней рядом. Она крепко прижалась к нему, и он прошептал.

— Пенелопа, я собираюсь освободиться от Клариссы и…

Она приложила палец к его губам:

— Не надо никаких обещаний, Эштон. Не давай мне никаких надежд. Что будет, то и будет. Давай наслаждаться тем, что у нас есть сейчас.

— Дорогая, но ты же знаешь, что я стараюсь вырваться из их ловушки. И я для этого уже кое-что делаю.

— Да, знаю. И молюсь, чтобы у тебя все получилось. Просто сейчас еще рано говорить о будущем. Слишком много сложностей.

— Да, конечно. — Он тихо вздохнул. — Именно поэтому мне не следовало даже пытаться тебя целовать.

Она едва заметно улыбнулась:

— Отчего же? Мне очень нравятся твои поцелуи.

Эштон знал, что Пенелопа не так легкомысленна, как пытается это представить, но он засмеялся и поцеловал ее. Она была права. Прежде чем говорить о будущем, им предстояло распутать множество узлов. Вновь начав ее ласкать, Эштон твердо решил, что непременно освободится как от долгов, так и от Клариссы. И тогда Пенелопа уже не станет возражать, если он опять заведет разговор о будущем. Теперь уже он не мыслил себе будущего без Пенелопы Уэрлок.

— Когда вы с Радмуром поженитесь?

«Спокойно», — сказала себе Пенелопа, продолжая шить. Но про себя она отругала Артемиса за его вопрос, заданный с грубой прямотой. Заканчивая аккуратный ряд стежков на детской рубашке, Пенелопа обдумывала ответ. Наконец, подняв глаза от рукоделия, она внимательно посмотрела на юношу, однако и на сей раз промолчала.

Казалось бы, Эштон сделал все возможное, чтобы выскользнуть из дома незамеченным, причем ушел он еще до рассвета. Но Пенелопа знала, что его усилия были напрасными — ведь в доме, где жили Уэрлоки и Боны, нельзя что-либо сохранить в тайне. Пенелопа хотела ему об этом сказать, хотела, чтобы он вернулся в постель, где они могли бы и дальше лежать в обнимку, но почему-то промолчала. А он поцеловал ее и ушел.

Почти все мальчики собрались сейчас в гостиной, и, судя по выражению их лиц, ее деланно невинный взгляд никого из них не ввел в заблуждение. Она решила, что попытается отвлечь их от этой темы, но лгать им не станет. Не станет хотя бы потому, что обмануть их она все равно не сможет. Кроме того, своей ложью она могла бы обидеть детей, желавших ей только добра.

— Но почему вы решили, что его сиятельство должен на мне жениться? — спросила Пенелопа. — Насколько мне известно, он уже обручен.

Артемис еще больше помрачнел.

— А я думаю, виконт должен был понимать: укладываясь в постель с девственницей и дочерью маркиза, он перечеркивает все свои прежние обязательства.

— Артемис, может, я и была девственницей, но я взрослая женщина. Другие женщины в моем возрасте уже давно обзавелись собственными детьми. Кое-кто мог бы даже назвать меня старой девой.

— Это не дает ему права тебя соблазнять.

— Даже если я сама хотела, чтобы меня соблазнили? — спросила Пенелопа и тут же поняла, что этим своим вопросом ужасно разозлила Артемиса и других мальчиков.

Теперь все они смотрели на нее с явным осуждением.

— Но твоя репутация… — заговорил Стефан.

— Нет у меня никакой репутации, — перебила Пенелопа. — Меня никто не знает, за исключением членов нашей семьи. Но если даже обо мне узнают в светском обществе… Поверьте, как только станет известно, где я живу, вопрос о моем добром имени будет закрыт. Так что мне нет смысла заботиться о своей репутации.

— Нет смысла из-за нас, — проворчал Артемис. — Из-за того, что все мы бастарды.

— Думаю, это несправедливо, — пробурчал Олуэн, нахмурившись; сейчас он очень походил на своего отца Аргуса.

— Да, верно, несправедливо, — кивнула Пенелопа.. — Как несправедливы и многие другие неписаные правила и устои общества. А если бы все в этой жизни было устроено по справедливости, то мы могли бы встретиться с лордом Радмуром на каком-нибудь балу или на званом вечере. Мы бы заметили друг друга, познакомились, немного пофлиртовали, потанцевали, и, возможно, он начал бы за мной ухаживать, проникся ко мне нежными чувствами и, наконец, предложил бы мне руку и сердце. Но все случилось так, как случилось. У меня ничего нет, а ему нужны деньги, чтобы спасти семью от долговой тюрьмы. Может, ему удастся выскользнуть из тисков Клариссы, но в конечном итоге ему все равно придется жениться на богатой.

Немного помолчав, Пенелопа вновь заговорила:

— Я люблю его и знаю, что дорога ему, что он считает меня желанной. Да, с его стороны это не просто легкомысленное увлечение. Так неужели вы считаете, что нам следовало бы отказаться друг от друга из-за жестокой прихоти судьбы? Я искренне верю, что он женился бы на мне, если бы не острая необходимость спасти свою семью. Он сам мне об этом сказал. — «Вернее — пытался сказать», — мысленно добавила Пенелопа. Она решила, что не станет говорить мальчикам о том, что всякий раз останавливала его. — Но мне достаточно и того, что он меня любит.

— Может, ты считаешь, что судьба будет к нему благосклонна и наполнит его кошелек? И тогда он сможет на тебе жениться? — спросил Артемис.

— Нет-нет, я вовсе так не думаю. — Пенелопа на мгновение потупилась и покраснела. — Я сказала только то, что сказала. Он делает меня счастливой, и мне этого достаточно. Возможно, идиллия долго не продлится, но я хочу хоть немного пожить для себя. Не хочу упускать своего счастья.

Надолго воцарилось молчание. При этом мальчики обменивались хмурыми взглядами, значение которых было не вполне понятно Пенелопе. Наконец Стефан вздохнул и проговорил:

— Выходит, ты не хочешь, чтобы Артемис вызвал его на дуэль, защищая твою честь?

— Нет, ни в коем случае! — Пенелопа в сердцах отругала себя за глупость.

Как могла она не предвидеть подобных последствий?

— Мне не нравится, как он с тобой поступил, — заявил Артемис. — С его стороны бесчестно пользоваться тем, что ты его любишь.

— Он об этом не знает, — ответила Пенелопа. — А свои чувства Эштон называет «безумием, наваждением». Он боится, что ведет себя так же дурно, как его отец, который постоянно изменял жене, пустил по ветру все состояние и умер, оставив семью без средств. И если честно… — Пенелопа вздохнула. — Если честно, то я даже не хочу, чтобы Эштон меня полюбил. Не хочу, чтобы он страдал из-за того, что не может поступать по велению сердца.

«А может, Артемис прав? — спросила себя Пенелопа. — Возможно, судьба действительно будет к Эштону благосклонна и даст ему все, в чем он нуждается, чтобы быть свободным в своем выборе. И если ничто не будет препятствовать нашему браку, то я действительно постараюсь внушить ему, что наши чувства друг к другу — гораздо глубже, чем временная страсть или умопомрачение». Мальчики снова переглянулись, потом Артемис спросил:

— А что ты будешь делать, если он все же женится на другой?

— Я перенесу эту боль и излечу себя от этого безумия. Я не стану любовницей женатого мужчины. Но Эштон и сам не стал бы просить меня об этом, поскольку на самом деле он человек глубоко порядочный. Сейчас он не чувствует себя связанным обязательствами, поскольку руки Клариссы не просил. О помолвке объявили, даже не поставив его в известность и, разумеется, не дождавшись официального предложения. Но если Эштон даст женщине слово, что будет ей верен, то слова своего не нарушит.

Пенелопа видела, что мальчики по-прежнему осуждали и ее, и Эштона, однако обещание, что она никогда не станет любовницей женатого мужчины, как бы этого мужчину ни любила, судя по всему, немного их успокоило. Все они родились в результате адюльтера, поэтому чувствовали себя изгоями, хотя и не были виноваты в том, что произошло еще до их рождения. И конечно же, они не хотели, чтобы Пенелопа повторяла ошибки их матерей. Ведь в результате этих ошибок каждый из них всю жизнь будет нести на себе пятно позора. Пенелопа всех их очень любила и была благодарна им за заботу и участие. Но они не должны решать за нее судьбу и указывать, как ей жить.