— Почуяли, что ты готов передумать? — спросил Брант, словно прочитав мысли друга.

— Да, возможно. Но мои колебания — временное явление. Ведь мужчина обязан мыслить здраво. Обязан помнить о своей ответственности. Именно поэтому я сделаю ей предложение. Но если честно, то сердечной склонности я к ней никогда не питал.

— Да, разумеется, Кларисса хороша собой, она прекрасное украшение любого светского мероприятия, но я не вижу и никогда не видел в ней ничего такого, что могло бы тебя расшевелить.

— Но у нее имеется хорошее приданое. К тому же мне не придется задувать все свечи, чтобы сделать себе наследника.

Брант поморщился:

— Но тебе придется развести в спальне громадный костер, чтобы не заледенеть до костей, оказавшись с ней под одеялом.

— Значит, ты тоже думаешь, что в ней не хватает огня?

Брант криво усмехнулся:

— Разумеется, не хватает. А если точнее, то его совсем в ней нет. Мне кажется, это совершенно очевидно.

— И ты считаешь, что я ищу чего-то большего, верно? — спросил Эштон.

Друг улыбнулся, но в его улыбке был оттенок грусти.

— В сущности, мы все ищем чего-то большего, но очень редко находим. Поэтому мы выбираем деньги и подходящую родословную, а затем проводим остаток жизни, пытаясь найти этот огонь и это тепло в другом месте. Я тоже когда-то думал, что нашел то, что искал, — добавил Брант почти шепотом.

— И обманулся? — Эштон был уверен, что знает, когда именно Брант испытал самое большое в жизни разочарование, ибо все его друзья почувствовали, как он изменился.

Около года назад Брант из восторженного юноши превратился в ожесточенного циника.

— Похоже, что обманулся. Она была дочерью викария…

— Викария? — переспросил Эштон. — Подозреваю, что твоя мать была раздосадована.

Брант снова усмехнулся:

— «Раздосадована» — слишком мягко сказано. Моя дорогая матушка была в ярости. А моя предполагаемая невеста, увидев, что я не стремлюсь делать ей предложение, вышла замуж за другого. Но я твердо решил, что женюсь на ней, на моей славной Фейт. Увы, она исчезла. Ее отец сказал, что она убежала с солдатом.

— И ты ему поверил?

— Даже не знаю… Возможно — отчасти. Ведь ее отец — уважаемый человек, викарий, известный своей добропорядочностью. Мне трудно поверить в то, что он солгал мне. И если бы она бесследно исчезла, то он наверняка попытался бы ее найти. И тогда я решил, что если уж нельзя доверять даже дочери викария с именем Фейт, то есть Вера, то кому же тогда вообще можно верить? Со временем я найду какую-нибудь подходящую девушку, которая устроит мою мать, и буду пыхтеть над ней, пока она не народит мне целый выводок детишек. И все это время буду содержать любовницу для удовлетворения моих низменных потребностей.

Эштон почувствовал, как по спине его пробежал холодок — и вовсе не из-за тех унылых слов, в которых Брант описал свое будущее. В ушах у него вдруг прозвучали слова Пенелопы: «Кто-то умер на этой кровати. Ах, бедная Фейт». Он тут же приказал себе не поддаваться глупым суевериям, но недобрые предчувствия уже закрались в душу. Эштон тщетно уверял себя, что Фейт не такое уж редкое имя, так что едва ли Пенелопа видела ту самую Фейт, даже если она действительно способна общаться с призраками.

Виконту пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к предмету разговора, к своей помолвке с Клариссой. Тяжко вздохнув, он пробормотал:

— Ох какая беспросветность…

Брант поморщился и тихо сказал:

— Увы, с этим ничего не поделаешь. Хорошо это или плохо, но мы с тобой обременены определенными обязательствами, налагаемыми на нас происхождением, титулами, так что именно такое будущее ждет нас всех. — Брант намазал медом поджаренный ломтик хлеба. — Ты собираешься выразить Хаттон-Мурам свое неудовольствие по поводу того, что они опережают события, или ты намерен промолчать?

— Я скажу им все, что думаю. Ну, может, не все, но несколько резких замечаний я все же сделаю, вручая Клариссе кольцо. Возможно, даже говорить ничего не придется, поскольку уже тот факт, что знаменитый изумруд Радмуров так и не украсит ее пальчик, будет достаточно красноречив. Полагаю, у меня хватит смелости на такой шаг. Впрочем, это будет не более чем последний и отчаянный жест приговоренного к казни, на шее которого вот-вот затянется веревка.

— Тем не менее я считаю, что с кольцом ты отлично придумал. Интересно было бы посмотреть, что она станет рассказывать всем тем, кто захочет взглянуть на знаменитый изумруд. Что касается меня, то я не стал бы ей после этого доверять.

Эштон нахмурился и пробурчал:

— Я и раньше не слишком ей доверял. И еще меньше доверяю ее брату. Не могу сказать, что именно меня в нем настораживает, но я привык полагаться на интуицию.

— Господи, приятель, если все именно так, как ты говоришь, то зачем тебе жениться на этой женщине?

— Потому что из всех невест с приличным приданым только она готова проявить благосклонность к нищему виконту, у которого к тому же множество родственников на шее. Кроме того, за этим виконтом тянется длинный шлейф скандалов, связанных с именем его недостойного отца.

— Так вот в чем дело… А как насчет прекрасной Пенелопы?

Эштон со вздохом опустился на стул.

— Я бы рад сказать, что забыл о ней, но это не так. Я человек разумный, а разум требует вернуться на путь, уже однажды избранный мною, на тот путь, что выведет мою семью из долговой ямы. Голос разума постоянно напоминает мне о том, что мне нужны деньги, что мои поместья нуждаются в притоке средств и что всем моим родным тоже нужны деньги. Разум говорит мне, что я должен вернуть Радмурам доброе имя, восстановить все то, что разрушил мой отец, пока пил, играл в карты и распутничал. И разум утверждает, что я ничего этого не добьюсь, если женюсь на девушке по имени Пенелопа, живущей с целой оравой братьев и кузенов в той части города, которую лишь с большой натяжкой можно назвать респектабельной. На девушке, которая каким-то образом угодила в бордель и которая думает, что способна видеть духов и призраков.

— В самом деле? Призраков? — Брант усмехнулся: — Восхитительно! Знаешь, что я думаю?

— Даже боюсь спрашивать.

Эштон с облегчением вздохнул, сообразив, что приятель не собирался развивать тему привидений.

— Можешь морщиться, — продолжал Брант, — тебе может не нравиться то, что я собираюсь сказать, но послушай… Приятель, пошли к черту рассудок, пошли к черту Клариссу и ее брата и сходи проведать малышку Пенелопу. Или ты выбросишь ее из головы… и из другого места, где бы она там у тебя ни засела, или, наоборот, прикипишь к ней, но помни: осталось не так много времени. Не успеешь опомниться, как Кларисса женит тебя на себе.

Эштон снова помрачнел.

— Но на подготовку к свадьбе уходит не один месяц…

— Но и помолвку обычно предваряет официальное предложение, а также подношение кольца, — возразил Брант. — Поверь, я бы ни за что не допустил, чтобы меня застали наедине с прекрасной Клариссой, если бы рассчитывал погулять холостяком столько, сколько положено после помолвки.

— Проклятие… — проворчал Эштон. — Если Хаттон-Муры опасаются, что я так и не сделаю Клариссе предложения, то постараются принудить меня к браку. Собственно, они уже пошли по этому пути. Но возникает вопрос: зачем им это? Со своей красотой и своим приданым Кларисса легко найдет себе мужа. Они не нуждаются во мне. Это я в них нуждаюсь, вернее — в этом проклятом приданом.

— Действительно, зачем им такой брак? Ты задал очень хороший вопрос. Тот самый, который определенно нуждается в ответе. Скажи, ты уверен, что у Клариссы действительно есть богатое приданое?

— Я велел своему поверенному проверить финансовое положение Хаттон-Муров.

— Ты полностью исключаешь вероятность того, что он солгал? А может, его обманули?

Эштон собирался ответить, что такое исключено, но так ничего и не сказал. Могло ли случиться так, что Хадсона обманули? И если так и случилось, то как теперь узнать правду? В обществе Хаттон-Муры считались вполне респектабельными людьми, и лишь немногие не признавали их принадлежности к аристократии, считая их титул фальшивкой. В лондонском свете, где слухи распространяются с чудовищной скоростью, не было никаких сомнений в устойчивости их финансового положения, да и жили они на широкую ногу. Люди, находящиеся на грани финансового краха, так не живут. И зачем бы им прилагать столько усилий и пускаться на такие уловки, чтобы выдать молодую леди за нищего виконта? Уж если они тоже без средств, то им следует искать Клариссе в мужья человека со средствами. Так Эштон и сказал приятелю.