Какая благодать – ехать рано утром выходного дня по Москве!

Включила приемник.

– В Москве восемь часов э-э-э пятнадцать минут, – противоестественно бодро отрапортовала ведущая, – с вами на волнах нашей радиостанции э-э-э Таня Еж, и терпеть вам меня осталось э-э-э пятнадцать минут. Потом меня сменит Леша, а я поеду наконец отдыхать от нашего с вами э-э-э общения, слушая по пути новый хит группы э-э-э «Блин да мед».

Название группы даже отвлекло от страха перед дорогой. Уж не ослышалась ли она? Что это за «Блин да мед»? Может, «Блендамед», как зубная паста? Или какая-нибудь фольклорно-националистическая шайка? Запоют что-то типа «Хлеб да соль вам, блин да мед, вражьим мордам – пулемет»…

Между тем ведущая, продолжая с наглой назойливостью экать через каждое слово, сообщила, что в Москве ясно и минус один, что пора бы быть снегу. А его все нет. Зато вот вместо снега в студии появился Леша, свалился, так сказать, э-э-э, как снег на голову.

– Э-э-э с добрым утром, – резво проблеял Леша, грузя эфир нотками высокомерного презрения к невидимой публике-дуре, внимающей его болтовне.

Однако это был почти собеседник. Ему можно было сказать:

– Подожди-ка, Леш, не отвлекай. Что там такое происходит? Что это они дорогу опять перегородили? Не знаешь? Вот и я не знаю. Ты мне зубы-то не заговаривай.

– Кстати, – откликнулся Леша по существу вопроса, – когда я мчался к вам, дорогие радиослушатели, по Садовому нашему родному кольцу, там произошло дорожно-транспортное происшествие под названием столкновение. Можно сказать, э-э-э на моих изумленных детских глазах. Как это водители умудрились столкнуться на практически пустой дороге, э-э-э остается загадкой.

– Похмельный синдром, – поставила на прощанье диагноз ведущая Таня развязно-лукавым голоском.

– …А тем оригиналам, которые собираются сейчас за город, советую хорошенько подумать и, я бы даже сказал, передумать: промокнете и замерзнете – назавтра синоптики обещают нам снег с дождем, – пророчествовал ясновидящий Леша, вновь обращаясь непосредственно к Наде.

– Ничего, – отвечала она, – ничего, печку растопим. Растоплю. А замерзну– вернусь. Давай лучше хит, Леша. Тот, что Таня обещала. Веселенький какой-нибудь идиотский хит. Сумасшедший.

Под стать тому безумию, что с ней происходит в последнее время.

Около двух месяцев назад начали с ней приключаться странные, жутковатые даже вещи. Если коротко сказать, Надю принялась преследовать чья-то ненависть.

Началось с малого, пустякового, чему и значения-то в ежедневной суете не придала: на протяжении нескольких дней кто-то звонил по телефону и молчал. Ну кто этого испугается? Обычная неисправность на линии, примитивный недозвон. Только слишком уж изматывающе регулярно раздавались эти звонки. Днем и ночью. Пока не стала очевидной их неслучайность.

Примерно через неделю прорезался мужской голос, после недолгого молчания произнесший злорадно и глухо:

– Ну-ну, подыши пока.

Молчание. Отбой.

А через пару дней женщина:

– Хоть бы ты подохла…

Зловещие слова заставили учащенно забиться сердце.

После этого звонить перестали, и все почти забылось. Почти, кроме злого пожелания смерти и собственного мгновенного ужаса.

Перед самым днем рождения принесли с почты огромную посылку.

– Там что-то просто невесомое. Бальное платье для Дюймовочки или газовый шарф, – сообщила почтальонша, знавшая Надю с самого детства.

– Это чей-то сюрприз мне на день рождения, – уверенно похвасталась Надя, подписывая квитанцию.

– Потом расскажешь, что за сюрприз.

Только кому можно было рассказать, что за подарок ей доставили. Вынув из коробки легкую скомканную упаковочную бумагу, на дне, на слое ваты Надя обнаружила тошнотворно-мутный, со следами бурой крови внутри пластиковый шприц с иглой.

Они с мужем долго рассматривали эту гадость, не только не притрагиваясь к «сюрпризу», но боясь даже вдохнуть воздух, застоявшийся в присланной емкости.

– Ну, что с этим делать, что ж это такое? – со слезами обращалась Надя к мужу, как будто тот мог ей ответить.

Тут уж вспомнились им предыдущие непонятные звонки и пожелания.

– Фамилия, имя, отчество, полный адрес. Нет, тут не ошибка. Кто-то тебя знает. Тут тебе какое-то сообщение. Иероглиф. Символ. Причем, заметь, – к дню рождения. Значит, знают и это, – рассуждал муж.

– В милицию надо отнести, – выдвинула беспомощное предложение Надя, прекрасно понимая, что говорит ерунду: про молчание в телефоне расскажешь замотанным реальными кошмарами милицейским дядькам, про те дурацкие слова «ну-ну, дыши», про «подохни»? А уж шприц на день рождения – конечно, объяснят, разыгрывает вас кто-то, шутит глупо, поищите среди знакомых шутника и разберитесь сами, по-доброму, так сказать.

И все-таки эти события, относящиеся к разряду мелких пакостей, забывались довольно легко, хотя Надя внимательно вглядывалась теперь в лица друзей и знакомых – ведь кого-то из них гложет ненависть или, если значительно смягчить выражение, сильное неприятие Надиной личности и, допустим, ее образа жизни.

Самое отвратительное состояло в том, что в результате применения старого доброго дедуктивного метода она вдруг прозрела, рассудив, что эти милые шутки могли исходить от кого угодно, кто кажется очень даже дружественно и тепло настроенным. Получи, мол, чтоб жизнь медом не казалась.

Ну и пусть. Все равно это был кто-то один. Большинство-то вокруг нормальных. Ну, пусть этот чокнутый порезвится, попугает своими детскими пугалками. Фиг с ним.

В следующий раз нежданная весточка пришла по электронной почте. Надя сначала и вовсе не хотела открывать это письмо, подумала спам. В адресе было одно только слово: «Тупик».

– Ты знаешь кого-нибудь по фамилии Тупик? – спросила она на всякий случай у мужа, произнося слово с ударением на первый слог.

Фамилия звучала безобидно, даже забавно. Персонаж из «Незнайки». Какой-то маленький, суетливый и недалекий Тупик хочет сообщить ей о… В графе «Тема послания» стояло «дальнейшие перспективы».

Надя, любопытствуя, кликнула, письмо открылось:

«Твое имя Надежда, но надеяться тебе абсолютно не на что. Всей своей жизнью, всем, что ты сделала, ты загнала себя в тупик, из которого выхода не будет, не жди.

Считай шаги, шагая по земле. Сколько их осталось. И с каждой цифрой вспоминай, вспоминай».

– Поэтично, – попытался пошутить Андрей, но Надя видела, что ему здорово не по себе.

В тот вечер оба они поняли, что кошмар в их жизни сам собой не рассосется. Прицепился к ним параноик, маньяк. Что-то не понравилось, зациклился и теперь не отлипнет, накручивает себя от раза к разу все больше и больше.

– Да-да, псих, чекалдыкнутый, и прилип не к нам, заметь, а ко мне, ни одной угрозы в адрес семьи, не дай бог. Все приятные неожиданности только мне – по телефону, на день рождения, сейчас. Эх, кабы знала я, кабы ведала, чем ему так досадила, так прощения бы попросила.

– А дай-ка я отвечу этому гаду. Напишу, чтоб выбрал другой объект для шуток, что за угрозы и ответить придется, – вскипел муж.

– Нет, не доставляй удовольствия, не надо. В конце концов ему самому надоест, когда увидит, что живем мы, как прежде, и плюем на всю эту чушь.

«Когда увидит». Ох, у нее тогда мурашки по спине побежали при мысли, что кто-то наблюдает за ней, подстерегает, улучает момент, чтоб нанести удар исподтишка.

Ни в коем случае нельзя было принимать всю эту гадость всерьез, забыть, переступить, не оглядываться.

Однако Надя стала замечать (или казалось ей теперь), что муж вглядывается в ее глаза чересчур пристально – дату смерти, что ли, там вычитывает, – что стал он чересчур бережен. А она сама, идя по улице, начала считать шаги. Просто так. Машинально.

Наконец произошло и нечто значительно более существенное. В ее квартиру проникли. Не таясь, средь бела дня. Демонстративно. Надя даже видела их лица. Материального ущерба не было нанесено никакого, и пальцем ее никто не тронул. Но этот эпизод нельзя вспоминать так, мельком. Она до сих пор прокручивает в голове каждую мельчайшую деталь того визита, того наваждения. Именно в этом ей хочется разобраться больше всего.