- Мы не туда попали, - резюмировал мух.
- Нет! - крикнул я, обращаясь вверх. - У меня своя собственная, персональная Судьба, не такая, как у других, как у этого стада!
- Люблю за такие слова. Вот тебе подарочек.
Что-то упало сверху, пребольно ударив меня по плечу. Я нагнулся, чтобы поднять хлыст (да, это был именно хлыст!), а когда разогнулся, то увидел, что я снова нахожусь посреди того самого зала, где разговаривал с Истиной.
Мраморный, отполированный до чудесного блеска пол, узорчатый, словно богатый персидский ковер, первый, малый круг выложен символами зодиака, второй - большой - двенадцатью же символами восточного календаря.
Вдруг, я не поверил своим глазам, мозаика сдвинулась с места, круги повернулись и снова замерли. Я вгляделся... Дева теперь расположилась против Свиньи... Мои символы. Словно что-то толкнуло меня в спину. Я пошел туда и встал на место, которое было как раз между ними, одной ногой касаясь свиньи, другой - девы.
- О, ты сообразителен...
В центре кругов, там, где только что стоял я сам, появилась моя новая Судьба. Я сразу ее узнал. Было что-то неуловимо общее в их облике, черты, по которым я мигом бы различил ее в самой густой толпе, а она могла в ней и затеряться, потому что была обычного, человеческого роста.
Судьба взмахнула руками, тряхнув гривой волос, став на мгновение похожей на распластавшегося в прыжке льва, и даже не обернулась, уверенная в своей волшебной силе. И, повинуясь ей, за ее спиной возник пенный смерч и тут же рассеялся, явив глубокий провал в бездну.
Передо мной чредою проходили картины: площади, запруженные людьми, истово молящимися Судьбе; армии, движимые алчными предводителями навстречу друг другу с непреклонной решительностью и несокрушимой уверенностью в своем праве сильного; жрецы, ищущие Истины для себя и Судьбы для своего невежественного народа, и всюду лица, лица, лица... Лица покорных своей Судьбе. Тянущих свою ненавистную лямку, тупых, равнодушных, безгласных, слепых...
- Ну что же, мой герой, сорванец, видишь - без Истины прожить можно, а без Судьбы - никак.
А картины все множились: толпы, идущие поутру на завод; пороховой дым над окровавленными полями сражений; ветхие, кое-как слепленные лачуги, множащиеся до самого горизонта...
- Не в силах человек отбросить звериные чувства, навеки останется он рабом эмоций - в них смысл и его Жизнь. Животное, зверь, возомнивший себя совершенным! Ха-ха-ха...
Ее хищный смех стервятника резанул ухо.
- Никогда, никогда, слышишь, не приблизиться вам к своему идеалу, не познать Истину до конца, ибо божественное в человеке сплавлено со звериным, вы - божество в облике алчущего зверя, и поэтому проигрыш очерчен заранее, и вы в моих руках.
- Как же, это мы еще поглядим! - воскликнул я, взмахнув подаренным мне хлыстом.
Распущенный его конец скакнул по плитам пола со звонким веселым щелчком.
-... проигрыш очерчен заранее, - передразнил я ее.
- Стой, - испуг исказил ее лицо, - ты не можешь меня... Не для того тебе подарен кнут...
- А для чего? Живо, ко мне, на колени! - прикрикнул я на нее.
- Для самобичевания, - подвигаясь ко мне, сказала Судьба.
- Вот еще!
- Молодец, - шепнул мух, - хватай ее и не выпускай из рук.
- Сюда, сюда, - приговаривал я, и, трепеща от страха перед унижением, перед возможным ударом, Судьба все ближе и ближе подползала ко мне на коленях.
- Хорошо, хорошо же, я покорна, видишь, я в твоей власти, только не размахивай этим страшным кнутом...
Она подползла вплотную, и я без лишних церемоний ухватил ее за волосы и почти торжествовал, как вдруг она вцепилась в хлыст и завопила:
- На помощь! Насилуют! Слуги мои, ко мне! Рок, Фортуна, Случай - все сюда!
Я яростно стал выдергивать из ее руки хлыст... В этот момент из темных углов зала появились три тени, огромная мужикоподобная, нечто извивающееся всеми членами и женщина с огромной задницей, которая почему-то бежала спиной вперед.
"Ба, да это же Фортуна", - догадался я, невольно задержав взгляд на ее...
- Получай, - прогнусавил Рок, и я кубарем полетел на пол, непроизвольно схватившись за висок.
- Берегись, - басовито жужжа, предупредил мух. - Не попадись в руки Случаю.
Я завертелся, лежа на спине, как на сковородке. Неожиданно вышло удачно, я отпихнул Рок и прокатился мимо Случая, чьи длинные руки с хлопком соединились у самого моего плеча. Фортуна последней подоспела на место побоища и, намереваясь придавить меня к полу своим главным оружием, рухнула на меня со всего размаху, но и тут я чудом увернулся, а точнее, неуклюжий Случай в последний момент просто выбил меня из-под нее своей кривой ножищей.
-Хватай! - азартно прогудел мух, но я и без его подсказки уже со всею силой вцепился в торчащий надо лбом Фортуны локон. Нападавшие в нерешительности замерли.
- Ну, отпусти, отпусти по-хорошему, - угрожающе проворковала Судьба, - а ну, Случай, взять его!
Тут началась общая свалка, но я выскользнул из-под груды тел, все еще держась за локон Фортуны.
- Беги, - быстро зашептал верный Мух, - помнишь, Время сказало, что есть четвертый путь... Беги, я ее задержу.
"Какой путь, - с натугой думал я, скатываясь по ступенькам вниз, словно бы проваливаясь во враждебную бездну, встречающую меня ударами, - и что может мух против Судьбы?"
часть вторая
ЗИМНИЕ
"Выходя в наружное пространство,
воспринимать его как внутреннее,
а при входе внутрь быть уверенными,
что выходим наружу".
Франк Ллойд Райт
Глава I
Город с его изощренной иерархией, которой незримо подчиняются жители, всегда остается загадкой и вызывает удивление. Даже для тех, кто давно ее разгадал, кто знает невидимые рычаги, приводящие в движение потоки людей, вожделенные места водопоя, кормежки и встреч, трассы ночных бродячих хищников и ловушки их оседлых коллег. Пестрые ночные цветочки и соцветия манят возбужденных дневной сутолокой человеков, запахи и звуки, отнимая первенство у померкшего света, обещают укромные уголки, где отдых придет не только к усталому мозгу, но и к жаждущему ласки телу.
Элефант неторопливо брел вдоль витрин, рассматривая напоминающих бабочек и ночных мотыльков прохожих, и его всеохватная мысль легко вмещала в себя их, хотя ее главное русло было обращено в прошедший день. У Элефанта было одно завидное качество, выработанное долгим упорным тренингом, - едва его мозг чувствовал приближение усталости и головной боли, как он переключался на иной режим работы, плавно-неторопливый, без концентрированных очагов и траекторий мысли. Отчасти это приспособление выработалось в "петле", в которую Магистр санкт-петербургских трассеров попадал трижды.